Евгений Дубровин - Беседы за чаем в семье Погребенниковых
Младший Погребенников сделал вид, что никак не может проглотить бисквитное пирожное.
– Отец, спроси его ты. Он со мной даже не желает разговаривать. – Ира Ивановна поджала румяные, еще не обезображенные помадой губы.
– Ты читал Бальзака? – спросил глава семьи.
– Бальзака? – Славик прожевал наконец пирожное.
– Да, Бальзака.
– Читал.
– Что?
– Это… как его… Ну… такое грузинское… имя… Ага! «Отец Онтарио»!
– Может быть, «Отец Горио»?
– Да! Точно! – Славик поставил чашку на блюдце и стал посматривать в сторону двери. – Ты, как всегда, прав, «Отец Горио».
– Ты спроси его, про что «Отец Горио», – подала голос инспектор Погребенникова.
Сын метнул на мать уничтожающий взгляд.
– Ну и про что этот «Отец Горио»? – спросил энтомолог.
Сын задумался:
– Ага… дай вспомнить… вот… Там про отца. Про отца Горио. Как жил отец Горио и у него были дети.
– Он не читал «Отца Горио», – заключила мама Погребенникова.
– Ты не читал «Отца Горио», – сказал энтомолог.
– Ну, не читал, – нехотя признался Славик. – Что, на «Отце Горио» свет клином сошелся?
– Зачем было врать?
– Нечаянно вырвалось. Ну, я пошел, предки. Чао! Можете сходить на фильм «Ошибка лейтенанта Слэйда». Классный фильм. Трупов навалом. Матери понравится.
– Стой! – папа Погребенников ухватил сына за рукав. – Ты почему игнорируешь Бальзака?
– Это не я его, а он меня игнорирует, – сострил младший Погребенников.
– Повтори!
– Вик, не заводись, – предупредила Ира Ивановна. – Тебе сегодня еще работать, а у тебя давление.
– Каждый честный человек на земле должен прочитать Бальзака, – продолжал Виктор Степанович, не слушая жену.
– Каждый честный человек на земле? – удивился младший Погребенников.
– Да! Каждый честный человек!
– Витя, не впадай в крайности, – опять предупредила Ира Ивановна.
– Значит, я нечестный человек, потому что не читал Бальзака? – сделал вывод Славик.
– Значит, да! – в запальчивости воскликнул ученый.
– Ну ты даешь, батя! – удивился сын.
– Я тебе больше скажу!
– Витя, прошу тебя, не нервничай с утра. Ты же потом не сможешь работать.
– Пусть!
– Но диссертация…
– Черт с ней! Какая тут диссертация, если гибнет человек!
– Это я гибну? – опять удивился младший Погребенников.
– Да! Ты гибнешь!
– Потому что не читал Бальзака?
– И Бальзака в том числе! Ты ничего не читаешь! Ни газет, ни книг, ни журналов. Только музыка…
– Но ведь сказано: пусть всегда будет музыка, – парировал младший Погребенников.
– Только проклятые битлы. Днем и ночью битлы.
– Но битлы – тоже музыка.
– Днем и ночью вопли орангутангов. Днем и ночью первобытные вопли! И больше ничего! Ни одного проблеска! Ни одного луча света в темной башке!
– Витя! Прошу тебя, не преувеличивай, – Ира Ивановна встала и погладила мужа по голове.
– Я смотрю телевизор, – обиделся Славик. – Там все есть. Телевизор – это окно в мир.
– Ага! – обрадовался папа Погребенников. – Телевизор! Правильно! Я давно говорил – во всем виноват этот чертов телевизор! Он смотрит его от корки и до корки!
– Так нельзя сказать о телевизоре, – заметил младший Погребенников.
– Телевизор отнял у нас сына!
– Витя, ты опять преувеличиваешь!
– Из-за телевизора у него нет времени ни на книги, ни на спорт, ни на театры, ни на музеи, ни на выставки.
– Правильно. А зачем? Все есть в телевизоре, – согласился Славик. – Зачем куда-то тащиться, если можно увидеть все по телеку.
– Вот! Ты слышала? – почти с ужасом воскликнул энтомолог.
– Да, – продолжал Славик. – Телек – это будущее человечества.
– Вон из моего дома! – вдруг закричал папа Погребенников.
– Кто? Я? – спросил Славик.
– Виктор Степанович ничего не ответил. Он побежал в комнату, где стоял телевизор, и стал вырывать из розетки штепсель. Стало ясно, что слова «вон из моего дома» относились к телевизору.
– Витя! Опомнись! – закричала Ира Ивановна испуганно. – Что ты собираешься делать?
– На дачу! Пусть стоит на даче! Там он никому не мешает! Может быть, хоть там он отдохнет от вас! Без него, может быть, этот битл возьмется за ум!
– Я не битл.
– Покрутится, покрутится, делать нечего, вот и возьмется за Бальзака!
– Не возьмусь! – горячо воскликнул Славик в надежде, что хоть это остановит отца, но это, конечно, его не остановило.
Виктор Степанович схватил в охапку огромный ящик и на полусогнутых ногах поволок его к выходу.
– Ненормальный! Уронишь! Давай уж я тебе помогу! – Ира Ивановна подбежала к мужу.
– Не надо, – прохрипел глава семьи. – Такси! Вызывай такси!
Ира Ивановна бросилась к телефону, а Виктор Степанович повалился с телевизором на диван и тяжело дышал, готовясь к новому броску, не выпуская «окна в мир» из рук, словно телевизор мог убежать. Живот его колыхался вместе с полированным ящиком.
Славик с тревогой наблюдал за этими действиями. Ему постепенно становилось ясно, что намерения у родителей серьезные.
– Я прочту какого-нибудь Бальзака, – попытался он найти почву для примирения, – Сегодня же прочту. «Отца Онтарио» прочту.
Однако этот монолог не возымел действия. Ира Ивановна продолжала названивать по телефону, а глава семьи накапливал силы для решающего броска к двери. Наконец такси было заказано, Виктор Степанович запыхтел и стал отрывать «окно в мир» от живота.
– Я и спортом займусь, – продолжал унижаться младший Погребенников, не спуская тоскливых глаз с полированного ящика.
– Да! – сказал глава семьи злорадно. – Теперь ты и… спортом займешься… и учиться лучше начнешь. От скуки станешь… самоусовершенствоваться. Так-то… Делать-то будет нечего… А не станешь – так я и любезных твоему сердцу битлов выброшу на помойку.
– А я твою диссертацию сожгу, – буркнул Славик, но так тихо, что отец не расслышал.
Между тем телевизор был взгроможден в лифт, кнопка нажата, дверь захлопнулась, и папа Погребенников покатил вместе с «окном в мир», освобождая своему сыну путь к новой жизни.
Из глаз Славика выкатилась горючая слеза.
– Ах я, идиот, – прошептал младший Погребенников с искренним раскаянием. – Ну почему я не прочитал этого дурацкого «Отца Базилио»!
– Ничего, – сказала мама Погребенникова мстительно. – Теперь будешь знать, как не слушаться родителей.
– Я умру с тоски без телевизора! – Славик готов был разрыдаться. – Что мне делать без телека? А? Скажи?
– Выживешь как-нибудь, – сказала Ира Ивановна.
– Лучше палец отрубить!
– Что?!
– Отрубить палец – вот что! Только не троньте телек!
– Ах, вон оно до чего дело дошло! Взаимная страсть!
– Да, страсть! Останови этого психа!
– Не смей так про отца!
– Разве это отец? Отцы не бывают такими жестокими!
– Прекрати истерику!
Вдруг Ира Ивановна задумалась.
– Постой… Постой… Да сегодня же фигурное катание! Как же это мы забыли!
У Славика сразу же высохли слезы.
– Танцы на льду! Танцы на льду! Мы спасены!
– Быстрее!
Мать и сын выбежали из квартиры. Глава семьи еще не уехал. Он мрачно стоял у крыльца, к его ногам покорно льнул опальный телевизор.
– Танцы на льду! – на весь двор завопил Славик. – Сегодня танцы на льду!
Старший Погребенников вздрогнул. Трансляцию соревнований по фигурному катанию он никогда, ни при каких обстоятельствах не пропускал.
– Разве? – пробормотал энтомолог растерянно. – Разве сегодня танцы на льду?
– Танцы на льду! Да! Сегодня танцы на льду! – сын радостно кричал и плясал вокруг телека.
– Понесли назад, – сказала Ира Ивановна.
Виктор Степанович колебался.
– Сходим к соседям, посмотрим, – пробормотал он неуверенно.
– Отец, – сказал младший Погребенников торжественно, – клянусь тебе всеми битлами на свете – за месяц я прочту полное собрание Бальзака! Только не уноси телек.
– Ладно, посмотрим, как ты держишь слово, – согласился глава семьи после некоторого раздумья.
Вся семья Погребенниковых потащила телевизор назад, но оказалось, что за это время лифт успел сломаться, и пришлось волочить «окно в мир» на пятый этаж.
Ночью Виктору Степановичу стало плохо с сердцем. Ира Ивановна возилась до утра с горчичниками, а Славик из солидарности тоже не спал и мучился над Бальзаком, чтобы отцу было легче перенести сердечный приступ.
БЕСЕДА ПЯТАЯ
«Можно ли смотреть на звезды заплаканными глазами?»
С Эльбруса тянуло замороженными фиалками; вокруг грязелечебницы имени Семашко цвели каштаны; целительные «Ессентуки № 4» надежно заполняли желудок, не оставляя там места для губительного «Портвейна-72»; шедшие навстречу женщины, освобожденные от домашних забот, несли в руках вместо авосек цветы, как это и положено женщинам.
В общем, жизнь была прекрасна. До полного счастья не хватало услышать голоса родных. Но двадцатый век предоставил человеку и эту возможность. На углу стоял телефон-автомат, который мог всего за пятнадцать копеек перенести за тысячу километров, домой.
