Илья Штемлер - Универмаг
- Слушай, Татьяна, ты приходи ко мне, поговорить надо, — вздохнула Рита.
- О чем?
- Мало ли о чем... Мы же одна семья, верно? Скажи, верно?
- Братья и сестры, — Татьяна усмехнулась.
- Представь себе! — вступила Неля. — Например, я не знаю, что делала бы без «Олимпа».
- Вот! — Рита качнула головой в сторону Нели.— Слышишь? А ты?
- А я сирота! — огрызнулась Татьяна.
- Ну приходи, пожалуйста, — не отступала Рита. — Хочешь, я сама приду куда скажешь.
- Ладно. Выберу время, приду, — уступила Татьяна.
4
В просторной полукруглой приемной директора собирался на диспетчерскую командный состав Универмага. Не хватало, пожалуй, только главного бухгалтера.
- Лисовский у директора, — пояснила секретарь.
Прошло минут пятнадцать после назначенного времени, но разрешения войти в кабинет не было. Сотрудники недоумевали. Фиртич славился пунктуальностью. К тому же секретарь не позволила проникнуть в кабинет директора даже первому заместителю — коммерческому директору Индурскому, и тот ушел к себе, демонстративно хлопнув дверью. Что было фактом уже совершенно странным и непонятным.
...
Между тем в старомодном кабинете, разделенные громадным столом на резных ножках, сидели Фиртич и Лисовский.
Их фигуры отражались в трех помутневших от времени зеркалах в простенках между окнами... Фиртич давно собирался убрать зеркала — отвлекают внимание, — но все рука не поднималась. Уж больно хороши они были — с путаными геральдическими вензелями на черных резных рамах. Но в данный момент директору было не до созерцания серебристой зеркальной пустоты.
Новость, сообщенная Лисовским, была ошеломляющей. Удар напрямую, пославший в нокаут огромный Универмаг. И в самый неподходящий момент: на днях должен решиться вопрос принципиальной важности, вопрос о полной реконструкции старого «Олимпа». Фиртич провел огромную работу, просиживая до глубокой ночи с сотрудниками отделов над схемой размещения нового оборудования. Готовился выступить на коллегии управления торговли. Уговорил приехать в Универмаг начальника управления, ознакомиться с проектом на месте, а эго не так-то просто было сделать...
И вдруг такая новость! Конечно, виноват главбух, не мог же он, директор, сам вникать во все бухгалтерские отчеты.
- Когда вы об этом узнали? — проговорил наконец Фиртич.
- Вчера. Бухгалтер Сазонова закончила годовой отчет и составила докладную записку.
- Сазонова? — Фиртич вскинул брови. — Имеет отношение к старшему администратору?
- Каланче? Сестра... Впрочем, может быть, я ошибаюсь.
- Что-то вы стали часто ошибаться, — буркнул Фиртич, но тотчас взял себя в руки. — Извините.
Он вышел из-за стола. Рассохшийся дубовый паркет отзывался на каждый шаг разнотонным скрипом.
- А когда Сазонова закончила годовой отчет? Именно вчера?
- Нет. Недели две назад. По графику. В начале февраля.
- И ничего не сказала вам о расхождении данных за четвертый квартал с данными годового отчета?
- Нет, не сказала. — Лисовский запнулся, ему тоже показалось сейчас странным, почему Сазонова столько дней держала камень за пазухой.
- И сказала лишь вчера? Официально?
- Представила докладную.
- А тот бухгалтер, что напортачила при обработке сметы?
- Она уволилась месяц назад. И тоже неожиданно.
- Неожиданно, — усмехнулся Фиртич. — Обнаружила свою ошибку и поспешила уволиться, зная, чем это ей грозит. Да и вам, главному бухгалтеру. А плановый отдел? Тоже хороши, прохлопать такое.
- Закон свинства. Надеюсь, вы не сомневаетесь в добросовестности Корша, — проворчал Лисовский.
- Я и в вас не сомневаюсь, Михаил Януарьевич.
Лисовский вздохнул и закашлялся. Глухо, глубоко, с короткими паузами. Глаза покраснели и наполнились слезами. Его тоже можно понять: не станет же он, главный бухгалтер, дублировать работу каждого сотрудника. Тогда зачем отдел? А ошибка эта, простая арифметическая ошибка, дала в итоге завышенные цифры выполнения плана по прибыли... Прохлопал Лисовский, прохлопал. Так не себе же он вручил знамя и грамоты, не присвоил же премиальные. Он вообще был в отпуске половину ноября, а потом болел весь декабрь. Вышел только в январе, тогда и подписал все представленные бумаги. И та бухгалтер уволилась в январе, до его возвращения. Да и что с нее спросишь, если подпись за первое лицо его, Лисовского...
Фиртич остановился у окна, выжидая, когда старик придет в себя. Ну и ситуация! Признаться в ложных данных, вернуть все регалии? Он представил реакцию сотрудников Универмага на предложение возвратить премиальные... А о реконструкции «Олимпа» и заикнуться не смей. Прикрывает свое неумение работать шумихой вокруг реконструкции, ясное дело...
- Значит, так! — проговорил Фиртич. — На мне эта весть должна умереть. Сазонова поинтересуется — скажите, что докладная у меня. Что я собираюсь принять меры. И все! Пора начинать диспетчерскую.
...
Извинившись за задержку, Фиртич оглядел собравшихся руководителей служб Универмага. Отметил про себя отсутствие главного администратора Сазонова.
Каждый садился на свое место, привычное, облюбованное за годы работы. Старые «олимпийцы», боги торговли, так впитали в себя дух Универмага, что, казалось, в их внешности появилось что-то неуловимое от самого здания.
Диспетчерская, как правило, начиналась с переклички, хотя Фиртич и так видел, кто явился, а кто нет...
- Отдел игрушек?
- Здесь.
- Трикотажный?
- Я
- Обувной?
- Всегда готова.
- К чему вы всегда готовы? — сухо спросил Фиртич и строго посмотрел на заведующую обувным отделом Стеллу Георгиевну Рудину, хорошо сложенную молодящуюся даму.
Рудина не ожидала вопроса. Но не так-то просто ее смутить.
- К работе, Константин Петрович, к работе.
Сотрудники, не придававшие значения формальной перекличке, насторожились. Мир Универмага особый мир. Здесь все на виду. В простоте слова не скажут, даже если кажется, что в простоте. Недовольный пустой задержкой, Фиртич продолжал перекличку. После торговых отделов следовали плановый отдел, конъюнктура, отдел труда и зарплаты, кадры, машиносчетная станция, отдел цен, главная касса, строительная служба, комендатура, администрация торгового зала...
- А почему нет Павла Павловича Сазонова? — спросил Фиртич.
В кабинете воцарилось молчание, тяжелое и значительное. Фиртич цепко слушал тишину. Это было его первым прямым столкновением с волной, что наверняка уже разбежалась кругами по всему Универмагу... Ему не нужны были слова, он знал цену их искренности. Тишина — напряженная, густая — ему говорила гораздо больше любых слов. И он точно определил: большинство, если не все, от души сожалеют о том, что произошло на банкете в ресторане «Созвездие».
Заместитель директора по кадрам, высокая женщина в костюме защитного цвета, наклонилась вперед и взглянула директору прямо в глаза.
- Даю справку. Звонили из дома. Сазонов болен. — И со значением добавила: — Надеюсь, он принесет бюллетень.
Но Фиртич, казалось, уже не слушал ее.
- А где Индурский?
- Здесь. — Коммерческий директор вошел в кабинет. — Думал, диспетчерскую отменили.
- Партком? Комсомол? Профсоюз? — продолжал Фиртич. — Кажется, все. Слава богу, никто, кроме Сазонова, не болеет. Сейчас болеть некогда, февраль—месяц короткий.
Он сидел за столом уверенный, широкоплечий. В каштановых с сединой волосах безукоризненный пробор...
Из напряженной, густой настороженности возникали и заполняли весь просторный кабинет волны деловой сосредоточенности, объединяющие всех, кто находился тут. Никаких сплетен о себе или о Сазонове он не потерпит. Всем было ясно. Так хотел Фиртич!
- Как известно, товарищи, мы неплохо закончили прошлый год. Универмаг стал одним из ведущих в стране. — Боковым зрением Фиртич увидел блестящие за очками глаза Лисовского и резко отвернулся в сторону. — Но, к сожалению, мы потеряли темп. План января прорвали на двести тысяч. И в этом месяце положение не легче. Товары поступают с большими перебоями. Транспорт подводит. Я делаю все, что в моих силах...
Фиртич на диспетчерских старался говорить не более пяти минут. Вполне достаточно, чтобы изложить главное, наметить ближайшие задачи. Остальное доскажут сами сотрудники. К тому же он намечал поездку на Кирилловские склады, на товарную станцию, в исполком... Он не любил решать вопросы по телефону. И был убежден, что нет худшего врага для дела, чем телефон. Если хочешь испортить, затянуть, а то и вовсе ничего не добиться — позвони. Привычка эта осталась с молодости, с тех пор, когда он, Константин Фиртич, был рядовым товароведом хозторга и стоил восемьдесят рублей в месяц. Именно тогда он пытался решать вопросы по телефону. А его коллеги садились в собственные автомобили и отправлялись на охоту по базам, торгам, поставщикам. И их улов был значительней, чем результаты телефонных переговоров... «Послушай, — сказал ему завмаг, старый торговый зубр, — товаровед тот же толкач! Дело надо делать с глазу на глаз. А если над тобой не капает — меняй специальность»... Этот завмаг был человеком дела. Ему дали семь лет плюс три года поражения в правах по совокупности статей УК. РСФСР. Фиртич узнал об этом недавно. И, честно говоря, пожалел: у того редкие были способности, в его магазин покупатели приезжали из других городов и уезжали в хорошем настроении...
