Анатолий Черноусов - Повести
— Привет, Андрюха! — закричал Гришка с антресолей. — Все еще кейфуешь?
«Какие–то глупые вопросы, — рассердился Андрюха. — Видит же… Так чего орать об этом на весь цех!..»
— Лезь сюда! — снова крикнул Самусенко.
Андрюха не полез. Настроение у него окончательно испортилось, он повернулся и пошел искать мастера, чтобы сказать ему — какого черта! Нет работы, пусть переводят в другой цех.
Мастер сидел в своей конторке у стола, вернее, не сидел, а полулежал, катая в пальцах бумажный шарик.
— Слушайте, сколько можно!.. — с порога начал Андрюха. И, запинаясь, не доканчивая фраз, высказал мастеру и то, как надоело ему, Андрюхе, безделье, и как неловко ему перед своими парнями: они вон давно все работают, а он слоняется… И о пьянчугах–револьверщиках сказал, и о своем возмущении.
Мастер слушал, и на лице его было такое выражение, что, мол, не хватало еще, чтоб ты, студент, мне «капал на мозги».
— Ну пойдем, пойдем, — сказал он, выслушав Андрюху, — дам я тебе работу, дам…
Он привел Андрюху на участок и на одном из верстаков развернул небольшую синьку, на которой был изображен чертеж пальцевой муфты. Синька свежая, сиреневая, видимо, недавно из светокопии: от бумаги исходил еще острый запах аммиака.
— Ну вот, смотри, — сказал мастер, — пальцевая муфта. Их в машине будет десять штук. Все детали для них есть, можно бы и собирать — нет только вот таких резиновых колец. На склад еще не поступили. Не хочешь ждать, сам выточи. Сначала нарубишь заготовок побольше, потом сточи их на конус с двух сторон. Надевай кольца по одному на оправку и — пошел. Наждак вон там, у стенки. Резина — в тумбочке, насечки — там же. Все понятно?
И не успел Андрюха сориентироваться, что–либо ответить, мастера рядом уже не было. Ушел. Полы черного сатинового халата развевались в проходе между верстаками.
«Все понятно…» — буркнул Андрюха и принялся изучать чертеж, прикидывать, сколько же понадобится колец на всю машину. Потом расстелил на деревянном чурбачке лоскут толстой резины, присел на верстаке, взял насечку и молоток и, ударяя по насечке, стал вырубать в резине отверстия. На поверхности чурбачка оставались кольцеобразные следы от острой трубчатой насечки.
Время от времени Андрюха поглядывал на слесарей из бригады, которые возились на соседних верстаках, собирали узлы и тут же начинали их разбирать. По тому что, догадался Андрюха, в каждом узле какой–нибудь детали да не хватает, нельзя, значит, собирать окончательно.
«Это они от скуки, — думал Андрюха, — от нечего делать собирают узлы и разбирают. Чертовщина какая–то!..»
Вырубив в резине с полсотни маленьких отверстий, Андрюха вставлял в них направляющий штырь другой насечки, что побольше, ударял по ней молотком и вынимал из насечки круглые резиновые колечки.
Нанизав потом эти кольца на стальную оправку, как шашлык на шампур, отправился на соседний участок; там, у самой стенки цеха, стоял станочек с двумя наждачными камнями: один камень желтый, другой зеленоватый. Над станочком броский плакат: «Осторожно — руки!»
Андрюха надавил на черную пусковую кнопку, мотор станочка взвыл, камни, гудя и подрагивая, начали вращаться. Оставив на оправке одно кольцо, Андрюха прижал его к желтоватому камню. Камень поворачивал кольцо на оправке, как на оси, и одновременно обдирал с него лишнюю резину; кольцо становилось похожим на костяшку от конторских счетов. И все бы ничего, да только резина от трения стала подгорать, и едкий вонючий дым полез в глаза и в нос. Отвернуться же никак нельзя: руки о наждак обдерешь в два счета. Так что волей–неволей приходилось вдыхать резиновую гарь.
К тому же и ободочки у колец получались неровные, неодинаковой толщины. Андрюха старался тверже держать оправку, менял угол наклона, однако кольца все равно получались кривые. Андрюха портил одну заготовку за другой, от вонючей гари у него разболелась голова и стало слегка подташнивать. Пока набил руку да сделал первое более или менее нормальное колечко, заготовки кончились.
Пришлось начать все сначала. Достал из тумбочки издырявленный уже лоскут резины, насечки, молоток и, согнувшись над чурбачком, принялся вырубать новую партию заготовок.
И снова бешено вращались наждачные круги, и опять желтый ноздреватый камень обдирал резину и прямо под носом у Андрюхи клубилось черно–синее облако. Двадцать второе кольцо, двадцать четвертое, двадцать шестое, двадцать седьмое, ну, еще одно, еще, всего только одно. Слюна заполняла рот, голова кружилась, во всем теле была вялость: угорел он, отравился резиновой гарью. И уже едва сдерживался, чтобы не пойти к мастеру и не сказать — да что это за работа такая!.. Издевательство — точить кольца таким способом! Ведь какой–нибудь простенький штамп наверняка клепает их тысячами за смену… Не поступили, говорит, на склад… Как это не поступили? Когда давно должны были поступить! Кто за это отвечает?..
«Вообще шараш–монтаж, а не завод, — думал Андрюха, борясь с тошнотой. — Нет деталей, собирать нечего, и никто не чешется. Слесари в домино дуются или вот в игрушки играют. Мастер шарики бумажные катает. Шуметь же надо, требовать!.. В газету, в конце концов, писать. Не сидеть же, черт побери, сложа руки, мол, так уж повелось, такие уж порядки…»
Кое–как к концу дня Андрюха разделался с проклятыми кольцами; домой пошел пешком, чтобы отдышаться от резиновой «душегубки». Злость понемногу улеглась, однако ничто теперь уже не могло остановить его мыслей — в чем причина? Почему целую неделю стоит сборка?..
Как рождаются машины, он теперь знал не только по книгам, проследил весь процесс «в натуре» от начала до конца. Не раз бывал в заготовительных цехах, литейных, кузнечных, где из куска железа получают заготовки. Бывал в механических цехах, где эти заготовки фрезеруют, точат, строгают, шлифуют, а потом отправляют в кладовые. Из кладовых готовые детали должны стекаться в сборочный цех, где из них собирают разные автоматические установки и части автоматических линий. Сборка — последнее, как говорится, звено длинной цепи. Последнее и потому зависимое от других. Ведь если хотя бы одно промежуточное звено в цепи подведет, значит, детали в сборочный цех вовремя не поступят. Вот тебе и простой, безделье. Хотя бы одно звено подведет!.. А оно, конечно же, найдется, такое звено. Андрюха сам видел: вот почему–то остановился конвейер в литейке, стоит полчаса, час; вот пустуют станки, отличные новые станки покрылись пылью. Не хватает, говорят, рабочих — ладно. Но ведь и те станки, на которых работают, тоже нередко стоят. Взять хотя бы револьверщиков, что попивали сегодня винцо… Им вроде наплевать, что мы тут ждем, когда они деталей наделают. Наплевать, что сборка стоит. Что машину нашу где–то ждут не дождутся формовщики, такие же рабочие. Им она — как хлеб нужна: они там вручную формуют, в земле по уши…
Вспомнил Андрюха и то, как совсем еще недавно, сдавая экзамен по философии, говорил о рабочем классе как о самом передовом, самом прогрессивном и революционном классе, самом сознательном…
Как это–то увязать?
С одной стороны — «Его Величество рабочий класс», с другой стороны — эти двое с бутылками, сплошное равнодушие, спячка целую неделю, игра в домино, треп и анекдоты. Как это понять? Или, может быть, эти револьверщики и слесари из бригады — не настоящие рабочие?.. Тогда кто же они?.. И где же тогда настоящие?..
Глава пятая
Раскачка
В громадном заводском механизме, где десятки цехов и отделов, сотни участков и служб, тысячи людей, станков и приспособлений, произошли какие–то, пока неведомые Андрюхе сдвиги, изменения, и сложнейший этот механизм начал, наконец, набирать скорость, выбрасывать на склады готовые детали.
Слесари в бригаде оживились, рассредоточились по верстакам и принялись, теперь уже по–настоящему, за сборку узлов. Андрюхе мастер велел нарезать резьбу в отверстиях корпусной детали.
Андрюха отправился в инструментальную кладовую, отдал пожилой деловитой кладовщице медную бирочку и взамен получил комплект новеньких метчиков, завернутых в промасленный пергамент; на другую бирочку кладовщица выдала вороток, которым эти метчики поворачивать.
Нарезать резьбу — дело нехитрое, нарезал ее Андрюха не раз: и с отцом, помнится, приходилось, когда мастерили «чудеса механики», да и на практике в институтских учебных мастерских нарезали.
Присев на верстаке и нагнувшись над отливкой, Андрюха взял метчик с одной кольцевой риской на стержне, так называемый первый, черновой метчик, и, поворачивая его воротком и одновременно нажимая сверху, стал ввинчивать инструмент в отверстие. По мере того, как зубчики заборного конуса вырезали на стенках отверстия винтовые канавки, весь метчик втягивался, уходил по этим канавкам в отверстие пока не упирался в дно. Тогда Андрюха вывинчивал первый и вставлял второй чистовой метчик и прогонял его тоже до дна. Резьбовые канавки, таким образом, получались с полным профилем.
![Анатолий Землянский - После града [Маленькие повести, рассказы]](/uploads/posts/books/237651/237651.jpg)
