Анатолий Черноусов - Повести
Сеня же никак не мог поймать конец шланга: хвать, а он уже упрыгнул, хвать — а он уже в пяти шагах. «Школьник» бегал по участку, крутился, ловил, хватал, а шланг, отталкиваясь сжатым воздухом от пола, от деталей, от верстаков, увертывался, как живой, прыгал, не давался.
«Что же он конец–то ловит? — подумал Андрюха. — Там же как раз и хлещет воздух…» — И бросился было к Сене на помощь.
Однако Андрюху опередил сварщик. Наступил тяжелым сапогом в том месте, где шланг был спокойнее: потом согнул змею руками и местом сгиба загнул в первую попавшуюся щель. Тотчас нее обмяк, ослаб и успокоился и конец шланга.
— Зачем его там–то ловишь? — сердито глянув на растерявшегося «школьника», пророкотал сварщик. — подальше надо, тут хотя бы. А ты — конец ловишь. А еще в школе, поди, учил — реактивные силы и прочее.
Гена–солдатик, стряхивая с себя пыль, посмеивался; здоровяк Пашка от смеха присел на верстак. Сеня же стоял посередине участка и только ресницами своими белесыми хлопал. Этакое розовенькое нежнолицее создание, с пушком на верхней губе и на щеках, с длинными, до плеч, волосами.
Мастер, прочищая глаза и отплевываясь, ворчал:
— Детский сад оно и есть детский сад. Того и гляди — аварию устроят…
«От такого, и правда, что угодно жди…» — подумал было Андрюха о Сене, как вдруг услышал конец фразы.
— …Награждают меня работничками! — сказал мастер и выразительно посмотрел сперва на Сеню, а потом на Андрюху.
Очень не понравился Андрюхе этот взгляд и это множественное число — «работничками». Вытащил же осколок, так чего еще!..
— Товарищ Скворцов, мы — корреспонденты заводской многотиражки. Мы хотели бы задать вам ряд вопросов. В частности и такой. С чего начнете вы свою деятельность в качестве директора нашего завода?
— Я начну с того, что во главе всех участков, отделов и цехов поставлю людей, не только знающих свое дело, но и тактичных, культурных в отношениях с подчиненными!..
Глава шестая
Пашка
Возвратившись из столовой, вся бригада собралась в уголке, отгороженном от цеха листами железа. Здесь, у цеховой стены, на стыке с соседним участком стоял небольшой столик, покрытый жестью; она была отполирована игроками в домино до зеркальности. Имелась в закутке и кадка, врытая в землю; в кадке плавали разбухшие окурки сигарет и пожелтевшие мундштуки от папирос.
Расселись кто на чем: кто на скамейке, кто прямо на полу.
— Что в столовой–то не был? — спросил Гена–солдатик у Пашки.
Пашка (здоровенная щекастая физиономия, грязно–красный берет набекрень, рыжеватые кудри, блестящие, как хромовые, штаны и куртка) пожаловался, что жевать совершенно не может: язык распух.
Это сообщение развеселило всю бригаду, каждый отреагировал по–своему:
— Как это — язык распух, отчего?
— Пил, поди, вчера?
— Ох, Пашка…
— С перепою не только язык опухнет…
Пашка тяжело вздохнул, поморгал своими голубыми глазами и признался, что ходил вчера к знакомым на день рождения. Ну и так–де поддал, что не заметил, как вместо закуски свой собственный язык изжевал…
Рассмеялся мастер, улыбнулся Гена–солдатик, чуть насмешливо глядел на Пашку громадный сварщик, которого все почему–то называли Багратионом; ухмылялся Мрачный Тип Панкратов; от души хохотал Сеня–школьник.
— Гадом буду, братцы, вместо соленого помидора изжевал, — заверил Пашка, хотя никто вроде бы и не сомневался в правдивости его рассказа.
Тут по железной лесенке, что прилепилась у самой стенки цеха, застучали каблучки, и Андрюха впервые увидел вблизи девушку–крановщицу. Он привык видеть ее под потолком, в кабине крана, а как она туда поднимается и как оттуда спускается, ни разу не видел.
Тук–тук–тук, ближе, ближе, красные туфельки, черные брюки, синий свитер, голубая косынка, на вздернутом носике — крупные веснушки.
— Девушка, вы как с неба, как этот самый… ангел, — начал было Пашка.
Но она только скользнула рассеянным взглядом по бригаде и прошла мимо, легко лавируя между верстаками, между валявшимися на участке недособранными узлами.
Пашка оскорбленно хмыкнул, мол, подумаешь, краля!.. И чтобы в бригаде не подумали чего о нем, о Пашке, стал рассказывать о своих успехах у женщин. И выходило, с его слов, что ни одна женщина, будь хоть красавица из красавиц, не устоит перед Пашкой. Потому что имеет он к ним, к этим бабам, подход…
Сеня–школьник восторженно слушал, и было видно, что он завидует Пашке и старается запомнить все подробности Пашкиных похождений…
Сварщик, усмехаясь, поглядывал на рассказчика, на Сеню–школьника, разинувшего рот, а временами и на Андрюху. Взгляд у сварщика умный и как бы говорящий: «Ох, детки вы мои, детки, что–то из вас получится?..» Сам сварщик квадратный, хромой, лицо в крупных оспинах, большеносое; на голове черная шляпа, похожая на треуголку, — не потому ли «Багратион»?..
«Кличка это или имя такое?» — подумал Андрюха.
А крановщица между тем вернулась, и позади нее шагал пожилой рабочий в брезентовом фартуке; в руке он нес ящичек с набором инструмента.
— A‑а, так у вас, девушка, что–то с краном случилось, — догадался Пашка и поворошил рукой кудрявый рыжеватый чуб. — Может, помочь? Мы таким хорошеньким всегда готовы…
Она — ноль внимания.
На лестницу, и снова: тук–тук–тук.
— Девушка, ну почему вы такая?.. С вами же разговаривают! — Пашка легонько ухватил крановщицу за ногу повыше туфельки.
— Ну? — и последовал сердитый поворот головы и строгий взгляд сверху вниз.
— У вас такие ножки…
— Пусти, горластый, кому говорят!
«Горластый» — это она верно сказала. Когда на участке нужен кран, чтобы поднять и переместить какую–нибудь тяжелую деталь или узел, кран обычно зовет Пашка. Причем кричит так, что голос его перекрывает гул в цехе, все эти стуки, скрипы, визги, рокоты и скрежеты: «Кра–а–ан!!»
Слегка покачивая бедрами в обтягивающих брюках, крановщица поднялась уже высоко, и Пашка, перестав задирать голову и чувствуя, что как «знаток женских сердец» упал в глазах бригады, поспешил отвлечь внимание на другое. Язык вместо помидора изжевать — это еще что‑о! Вот он, Пашка, ездил однажды к родственникам в деревню… Свадьба там была…
— Просыпаюсь вот так же, да, — повествовал Пашка, — лежу на полу. Кости болят, шея — и того больше. Ну, на полу, на досках — ясное дело. Пошарил вокруг себя и нащупал что–то мягкое. Вот хорошо–то, думаю, хоть под голову положу. Подтянул к себе, голову положил, удобно, мягко, тепло. Только стал засыпать — уползло. Опять подтянул, опять уползло. Что, думаю, за хреновина такая!.. И всю–то ноченьку, братцы мои, промаялся! Подползу сам — оно уползет, подтащу к себе — опять уползет. А утром открываю глаза, гляжу — мать честная! Теленочек махонький… и я с ним в уголке за печкой!..
Сеня–школьник хохотал до слез.
— Заливаешь ты здорово, — заметил Гена–солдатик, — а что касается женщин…
— Спать тебе, Пашка, всю жизнь с маленькими телятками, — подхватил Багратион.
— А мы вот так же… — без всякой, однако, связи с предыдущим заговорил Панкратов. — Валили лес в урмане. Друг у меня был, Вася… Набрели с ним как–то на пасеку. Старик один живет, борода белая. Мы с Васей — давай меду, дед. Он закуражился: колхозное, мол, не мое… От, хрыч, думаем, чего жмется! Обидно стало. Я уж стукнуть хотел папашу по темечку… — С этими слова Панкратов посмотрел в сторону Андрюхи. — Вася не дал. Связать, говорит, лучше. Связали, в рот тряпицу вбахали. И пошел гулять! Меду там было… Нажрались вот так! — Мрачный Тип чиркнул ладонью по горлу и замолчал.
И все молчали. Неловко как–то стало.
— Брюхо потом не болело? — серьезным тоном спросил сварщик.
— С чего? С меду–то? — не понял Мрачный Тип. И не без гордости возразил: — Не‑е. У меня желудок в порядке. Гвозди переварит…
Сварщик хотел еще что–то сказать, но только крякнул, вытащил из кармана заводскую многотиражку, развернул, расправил ее своими большими руками и углубился в чтение.
— Что там новенького пишут, Багратион Петрович? — спросил Гена, заглядывая в газету.
— Да вот… про пьянчуг опять. Клеймят… — и Багратион негромко, но каким–то торжественным голосом начал читать стихи заводского сатирика.
Стыд и позор выпивохам из пятого цеха,
В доставке бутылок достигшим большого успеха;
Стена заводская, и та алкашам не преграда;
Наше презренье — достойная трутням награда!..
Все потянулись смотреть карикатуру, на которой была изображена «транспортировка» преувеличенно большой винной бутылки через стену преувеличенно уродливыми человечками с «пропитыми» носами.
Андрюха с Геной–солдатиком переглянулись…
![Анатолий Землянский - После града [Маленькие повести, рассказы]](/uploads/posts/books/237651/237651.jpg)
