Сергей Снегов - В глухом углу
Внизу на снегу появилась темная фигурка, кто-то поднимался по ледничку, Вера наклонилась над обрывом — шла Лена. Вера удивилась, Лена работала неподалеку, зачем ей разгуливать в ущелье? Потом Вера сообразила, что Лена спускалась вниз, теперь возвращается коротким путем. Вера следила за ней, в ней поднималась злость. Как много напортила эта некрасивая надменная девушка! Рано или поздно, Георгий пришел бы мириться, теперь незачем, появилась другая — вон та, что карабкается внизу.
Вера толкнула ногой обледеневший снег, от него откололась глыба чуть побольше футбольного мяча. Вера засмеялась. Лена сейчас кинется наутек, растеряв свое высокомерие! Вера подтащила ком к обрыву, метнула его вниз. Глыба с грохотом запрыгала по склону, падение убыстрялось, становилось стремительным — кусок льда, взметая снег, несся, как пушечное ядро. Помертвев, Вера охнула, только теперь она поняла, что произойдет, если пущенная ею глыба попадет в Лену. Грохот падающего льда внезапно прервался, до Веры донесся крик, шум свалившегося тела. Лена — сверху ее больше не было видно — барахталась на ледничке, звала на помощь.
Не помня себя, Вера ринулась вниз. Она упала, перевернулась, вскочила. Голос Лены оборвался. Вера слетела со склона на ледничок, грохнулась лицом в снег, вскочила на ноги. В нескольких шагах от нее билась Лена.
Лена провалилась по грудь, ноги ее висели в провале, руки цеплялись за поверхность — рыхлый снег, распадаясь в руках, не давал опоры.
Лена крикнула:
— Не подходи близко! Отломи ветку и протяни мне. Слышишь, не ходи!
Вера оглянулась. До лесу было далеко — пока она добежит туда и наломает веток, Лена обессилеет. Вера поползла на животе. Снег вдавливался, но держал. Вера протянула руку, крикнула, задыхаясь:
— Ухватись, я вытащу!
Лена вцепилась в ее пальцы правой рукой, другой скребла по снегу. Мало-помалу ей удалось выкарабкаться из ямы, теперь она лежала плашмя на снегу, одни ноги еще скрывались внизу. Вера ползла назад, таща за собой Лену, та все увереннее подталкивала себя локтями и коленями. Добравшись до твердой земли, обе в изнеможении растянулись. Лена вся до волос была мокрая, ледяная вода струилась с одежды.
— Боже, как я боялась, что камень тебя убил! — сказала Вера.
— Он пролетел в стороне, — ответила Лена. — Я провалилась в ручей.
Вера уткнулась головой в снег. Озадаченная Лена склонилась над ней, стала трясти.
— Оставь меня! — бормотала со слезами Вера. — Оставь, ты ничего не знаешь! Это я бросила в тебя тот камень.
Лена гладила ее волосы. Вера отшвырнула ее руку.
— Говорю тебе, оставь! Разве ты не понимаешь: я толкнула в тебя камень! Не камень, а глыбу льда! Ты понимаешь, наконец!
Лена успокаивала ее:
— Я понимаю. Это был не камень, а кусок льда. И ты его сбросила вниз. А зачем ты это сделала?
— Я хотела посмеяться, когда ты испугаешься и побежишь, — сказала Вера, вытирая слезы. — А сама чуть не умерла, когда услышала твой крик. Я так бежала, если бы ты знала…
— Если бы ты не подоспела, я могла бы погибнуть! У меня уже ослабели руки, когда ты появилась!
Вера стала стаскивать с себя телогрейку и шерстяную юбку. Лена дрожала, обнимая себя руками, чтоб согреться.
— Ты простудишься, — сказала Лена. — Мне хватит телогрейки.
— Не простужусь. Солнце греет жарко, ты этого не чувствуешь, потому что мокрая. Снимай все и натаскивай мое. Мы высушим твою одежду.
Лена влезла в Верину юбку и телогрейку. Ей сразу стало тепло. Они выкрутили в четыре руки мокрую одежду и белье и развесили на ветках. Вера нашла пригорочек, густо заросший брусникой и свободный от снега. Немного пожелтевшая за зиму брусника нагрелась от полуденного солнца, лежать на ней было приятно, как на ковре. Вера нарвала сухой, тоже теплой травы и положила ее под босые ноги Лены.
— Там ждут нас, — вспомнила Лена. — Вася отпустил меня на полчасика.
— Подождут. Не заболевать же воспалением легких. Давай устроимся поудобнее.
Она натаскала еще теплой травы, сложила из нее два ложа. От мокрой одежды, развешанной вокруг, шел пар. Вера лежала без юбки, расстегнула кофточку, потом сбросила все — кожа, истосковавшаяся по солнцу, быстро нагревалась.
— Первый весенний загар, — заметила Вера. — Скажи, не поверят: кругом снег, а мы великолепно греемся. В Москве по-настоящему загорать начнут месяца через полтора.
Лена переводила взгляд с себя на Веру. Она проигрывала рядом с Верой — ее кожа даже на ногах и животе была усеяна веснушками, фигура у нее тоже была стройная, но так спокойно обнажить грудь, как это сделала Вера, Лена бы не осмелилась, она стеснялась себя.
Лена первая заговорила:
— А почему все-таки ты хотела меня напугать?
Вера ответила, не открывая глаз — она наслаждалась солнцем и сознанием, что все кончилось благополучно.
— Неужто не разбираешься? Я думала, ты понятливее.
— Из-за Георгия?
— Из-за кого же другого? — Вера приподнялась, поглядела на задумчивую Лену и засмеялась. — И знаешь, что интересно? Давно я бросила о нем думать. В тот вечер, когда с Лешей случилось несчастье, Саша крикнул, что ты с Жоркой — неприятно было, но так, не очень. А тут увидела тебя — вдруг в глазах замутилось.
— Значит, ты продолжаешь его любить?
— Никого я не люблю — отдыхаю от этой нелегкой ноши. Когда-то увлекалась. Дело было осенью — снега замели это чувство.
Она добавила:
— Можешь не сомневаться — отбивать не буду. Люби, сколько души хватает. Со мной он мало приятничал, не хотела бы я на всю жизнь такого.
— Он изменился, — сказала Лена. — Он очень изменился. И я хочу, чтоб ты знала… У нас серьезного не было… Я говорю о близости…
Вера ответила не сразу.
— По-моему, у вас самое серьезное — любовь. Он тебе, вероятно, похвалился, что мы были близки? А прочного ничего не вышло. Не в ней, выходит, дело, в простой близости.
— Я уйду с вашей дороги… Он вернется к тебе.
— Кто вернется? Какие глупости, Лена! Ты что — жалеешь меня? Поверь, я не такая жалкая.
Но Лена, не отрывая восхищенного и ревнивого взгляда от покрывавшегося легкой краснотой тела Веры, твердила:
— Он не забыл тебя. Разве можно тебя забыть, такую красивую?.. Все равно он потянется к тебе, лучше, если это произойдет сейчас, пока я могу… Поверь, я не буду мучиться, тебе не придется себя укорять!
Вера лежала, устремив глаза в небо, дремота ее оставила. Небо поднималось надо всем, пламенное, пустынное, очень высокое, по нему катился в закат неистовый солнечный диск. Лена наклонилась к лицу Веры. В больших, почти четырехугольных глазах мерцали огромные зрачки. Вере показалось, что она еще не видела таких страшных и красивых глаз. Она рукой отвела Лену, схватила одежду.
— Высохла! Давай одеваться.
И, влезая в юбку, застегивая кофточку, она ответила Лене на то, о чем та спрашивала:
— Не любишь ты Георгия, если можешь так спокойно. Уйду, бери ты, обещаю не мучиться — разве это любовь? Я его не защищаю, он, может, многих хуже, но только так нельзя. Были бы мы вместе, не то, что сама отдавать, близко бы к нему не подпустила! Э, что говорить, не знаешь ты настоящей любви! У меня спроси, я знаю — как за мной ухаживал один, от хороших слов голова кружилась… Нет, не нужен он был — мне любовь нужна, а не брюки…
— Ты тоже не понимаешь моего отношения к Георгию, — грустно сказала Лена. — Я ведь от чистой души, Вера…
— От чистой ли? Может, от пустой? Пойдем, давно пора!
Глава восьмая
ЗЕМЛЯ, С КОТОРОЙ ВМЕСТЕ СТРАДАЛ
1
Игорь получил от Виталия несколько писем из Москвы. В дороге с Виталием случилось несчастье. На станции Тайга он повредил ногу, пришлось две недели проваляться в Новосибирске. Работы в Москве сразу не подыскалось, были трудности с пропиской, потом, правда, уладилось. «Вкалываю на одном объекте в Ростокино, — писал Виталий. — Заработок, конечно, меньше, чем у нас в последнее время в Рудном, ну, и ребята не такие дружные — живу скучно».
Главное, однако, было не в этом. Виталия мучило, что приходится изворачиваться и хитрить. Встретили его неожиданно, как героя. Приятелей и знакомых интересовало, как живут в тайге, не заносят ли пурги, не заедают ли медведи, хватает ли продуктов и одежды? Многие высказывались, что ему за героизм в спасении товарищей полагается орден. «Ты понимаешь, Игорь, я не мог сказать правду, почему уехал», — невесело признался Виталий. Ему помогло случившееся в дороге несчастье. Он даже родным объяснил, что повредил в Рудном ногу, лазить по горам больше не смог — пришлось вернуться в родную Москву. «В случае чего, ты меня не выдавай!» — просил Виталий. Случились с ним и другие странные события. Он освежил свой костюм, его подняли насмех: «Кто же теперь носит такие — отстал, брат, в своем медвежьем углу!» Зато таежное обмундирование всех потрясло. В Москве стоят холода, пришлось поневоле топать в валенках, ватных брюках, полушубке, меховой шапке, меховых рукавицах — по-сибирскому. И что ты думаешь? Ребята завидуют, пацаны глаз не сводят, даже девушкам нравится. «Вот как оно удивительно поворачивается, — меланхолически заключил Виталий последнее письмо. — Напиши подробнее, как поднимается наш дом? Я часто о нем вспоминаю! Меня, наверно, все проклинают, даже подумать об этом нехорошо!»
