Олег Кириллов - ВСЕ НА ЗЕМЛЕ
Спотыкаясь, Эдька помчался к указанному дому. На стене большая вывеска, на ней слово: «Правление». Дом недавний, срубленный крепко и надежно. В сенях пахнет сосной. Через приемную пробежал, а не прошел. За столом в кабинете — крепкий мужик лет пятидесяти. На лбу очки. Сбоку — счеты. Перекладывая одну или две костяшки, сокрушенно кивает головой и малюет в толстом блокноте цифру. А на краю стола блюдце с целой горой окурков. Эх, на него бы сейчас пожарного инспектора.
— Здравствуйте! Я к вам, Иван Лукич…
Председатель глядел на него с любопытством. Даже счеты не отодвинул в сторону, только задержал на краю стола могучую короткопалую руку, которую двигал к костяшкам:
— Ну?.. Слушаю тебя.
Сбиваясь, Эдька рассказал ему обо всем. Иван Лукич слушал молча, не перебивая. Закурил. Над его лобастой головой, почти полысевшей и прикрытой на макушке длинными редкими прядями, зачесанными набок, медленно поплыли мятые дымные кольца. Выслушав рассказ, подумал чуток, поднял на Эдьку насмешливые глаза:
— Боишься?
— Да нет… Беспокоятся они.
— Ага… Ладно, позвоню в район. Оттуда они с твоим Коленьковым через экспедицию свяжутся. — И, выждав паузу, вдруг мотнул головой: — Ишь ты, на танцы… Через прорву… Ну, хва-ат. С ночлегом-то устроился? Ты что, на ночь глядя ехать собрался? Не дури. Раз пронесло, в другой может не выйти. Ночуй у Игната. У них места вдосталь.
В клуб идти не хотелось. Сел на лавке чуть поодаль от него, так, чтобы видно было, как полыхает над тайгой разноцветный фейерверк.
Представить, что сейчас происходит в лагере, не составляло для него никакого труда. У Коленькова глаза бешеные. Рычит на всех. Савва охает, сидя возле кухни, курит цигарку и повторяет раз за разом: «Нешто можно так? А?» Теть Лида зареванная ходит, а может, ругается с Коленьковым, который конечно же свирепо требует Эдькиного скальпа. Тетя Надя плачет, потому что на нее наверняка обрушился весь коленьковский гнев: только она была в лагере, когда уезжал Эдька с Катюшей. Теперь уж Коленьков Рукавицыну все в самом лучшем виде опишет. С деталями.
Кончился фильм, а танцы все шли. Эдьке даже горько на душе было оттого, что вот около часа он отсутствует, а Катюша даже не заметила этого. Хоть бы на крыльцо вышла. Счастлива безмерно. А он — пошлый дурак. Все верит в возвышенные материи. А в жизни все так просто. Кримпленовый красавец небось уже к уговорам перешел? Вот так, товарищ Рокотов. Наивчик вы. А перед Коленьковым будете отвечать по всей строгости.
И вдруг трассы ракет исчезли. Сразу пропали во тьме очертания тайги на горизонте. Все в мире стало однотонным. Эдька подождал минуту, другую… Ракеты не взлетали. Значит, Коленьков получил сообщение из экспедиции. Теперь они хоть спать лягут спокойно. А завтра он тихо, не торопясь, двинет через гать.
Встал, пошел на крыльцо. Нет, ему просто интересно: что же там происходит в зале? Только глянет, и все. Даже постарается им на глаза не попадаться. Все они, женщины, такие. Напрасно среди них искать другую.
А в холле прямо натолкнулся на Игната, Лизу, Катюшу и кримпленового молодца. У Катюши лицо встревоженное. А красавец около нее копытом бьет. Вот бывают же такие неприятные ребята. Все вроде у него как у человека, а в лице что-то от наглости прирожденной.
Ага… изволили беспокоиться? А на крыльцо выйти не решились? Так сказать, беспокойство в тепле. Чтоб без насморка впоследствии?
— Ну вот, — сказал Игнат, — я ж тебе говорил, Катерина, что он к машине ходил. Что за шофер, если он час без своей тачки выдержит?
Катюша кинулась к нему. Взяла под руку:
— Ой, Эдик… Если б ты знал, как здесь было хорошо…
— Догадываюсь, — угрюмо сказал Эдька и глянул на кримпленового.
Тот вразвалку подошел:
— Знакомиться давай… Корнеев Леонид… Ты извиняй, я тут с Катериной малость поплясал. А ты, видать, парень ничего… Через прорву пойти не побоялся. Куришь?
А вообще Эдька, конечно, поторопился. И ничего плохого в лице этого хлопца нет. Ну, чуток задается… Плечом напирает на собеседника… Это пройдет. Глаза у него честные.
На улице, чуть выждав, пока Игнат с Лизой уйдут вперед, Катюша сказала Эдьке:
— Если б ты знал, что ты для меня сегодня сделал! Ты слышишь? Я этого никогда в жизни не забуду.
И губы ее чуть прикоснулись к Эдькиной щеке.
9
— Эдик, вставай! Слышишь?
Это голос Игната. Память вдруг всколыхнулась, как озеро, притихшее без ветра и в которое кто-то бросил тяжелый камень. Прорва, танцы, ракеты над тайгой… Потом Катюша ушла ночевать к Лизе, а его Игнат уложил на широкой кровати с душными пуховиками. Как лег Эдька, сразу будто провалился. И вот сейчас кто-то трясет его за плечо:
— Эдик… Проснись.
Оказывается, уже рассветает. В окнах будто дымка синеватая. Игнат в рубахе навыпуск. В соседней комнате свет горит и голоса слышны. Кто-то знакомый. Кто?
Игнат шепчет:
— Твои приехали…
Вот этого Эдька не ждал. Ноги в штанины никак не попадали, а мысли только об одном: лицо сохранить. Не показать испуга, который уже охватил его целиком. Неужто Коленьков? Да, это его голос. А кто с ним? Если б Савва. Как же они добрались?
Одевался не спеша. Надо было прийти в себя. Пока накручивал теплые, просушенные за ночь портянки, окончательно успокоился: в конце концов, не убьют же его? Ну, пусть вывернут с него за сожженный бензин, пусть уволят… Чего они еще могут придумать? Вот только встреча с теть Лидой.
Вышел. Коленьков сидел на лавке, зажав в пятерне шапку. Разговаривал с Анной Сидоровной. Когда Эдька вошел, начальник даже и внимания вроде на него не обратил.
У стола — Котенок. Управлялся с кувшином молока, заедая вчерашними пирогами с горохом. Этот зверюгой глянул. Не был бы рот набит, так матом понес бы наверняка.
— Готов? — спросил у Эдьки Коленьков.
— Да.
— Может, поснедали б? — спросила Анна Сидоровна, видно, уже не в первый раз, потому что Коленьков мотнул головой упрямо и уже даже с какой-то злостью, — Ну, молочка кружечку… Эдик?
Эдька назло Коленькову сел к столу напротив Котенка и стал жевать совсем не торопясь. Как раз прикончил кружку, когда Игнат привел Катюшу.
— Пора! — коротко сказал Коленьков и пожал Игнату руку. — Спасибо вам за то, что приютили наших… — Он глянул на Эдьку, словно обдумывал, каким же словом оценить его проступок, но, видимо, поостерегся, и конец его фразы так и повис в воздухе, и больше всего это, видимо, огорчило Котенка, потому что механику все еще неясно было, как себя вести с Эдькой и Катюшей, а езда ночью по мало знакомой дороге собрала в его душе достаточно взрывчатых слов, и он жаждал немедленно опрокинуть их на виновников всех событий.
— О чем речь? — Игнат заулыбался. — Ребята у вас хорошие… Мы тут все за делами… Ежели что, приезжайте в гости. Примем как надо. Рады были познакомиться. По морозцу, глядишь, и к вам наведаемся.
Анна Сидоровна таки сунула Эдьке и Катюше по сверточку и вышла на крыльцо, чтобы проводить гостей. У ворот стоял забрызганный коричневой болотной жижей до верха кабины котенковский трактор. Механик полез в него, затем протянул руку Катюше. Коленьков уселся рядом с Эдькой в вездеход, дождался, пока тот попрощается с Игнатом, закурил.
— Давай трогай!
Эдька хотел сразу же обойти трактор Котенка, но Коленьков сухо сказал:
— Держи следом!
За поворотом, когда исчезли дома, начальник партии приказал:
— Стой!
Вылез из машины, обошел вездеход с Эдькиной стороны:
— Садись на пассажирское место. Хватит, наездился.
И этого ждал Эдька, поэтому молча перебрался на другое сиденье. Ах, какое прелестное место. Удружил товарищ Коленьков. Можно подремать. Всем своим видом Эдька демонстрировал полнейшую удовлетворенность и даже глаза прикрыл.
А нервы у Коленькова что надо. Другой бы от такой наглости взорвался сразу, а этому хоть бы что. И Эдьке вдруг стало совсем неохота дразнить начальника, потому что ночка у него, по его, Эдькиной, милости, была не из самых спокойных. Времени и так на изыскания мало, а вот теперь он и сегодняшний день потеряет. И вообще Эдька, на месте Коленькова, за такие штуки шею мылил бы.
С понятным любопытством Эдька разглядывал теперь дорогу. Рыжая вода стыла по краям бревенчатого настила. Когда машина взбиралась на очередную его секцию, болото наступало, захлестывало дорогу. Теперь Эдьке стало ясно, что подразумевали жители Яковлева под словом «прорва». Где-то здесь ухнула в болото машина лэповцев, о которой до сих пор тужит Иван Лукич. Кстати, как Коленьков нашел его в селе? Ивана Лукича не было. А-а-а, наверное по вездеходу определил место ночлега.
Таяли легкие льдинки на поверхности прорвы. Градуса два есть уже. Это только цветики. А вот в октябре завьюжит. Здесь зимы ранние.
