Георгий Черчесов - Испытание
— Если жив — значит радость, — убежденно заявила Зарема.
— Вон спешит к тебе Таира. Сказать бы ей о сыне, да язык не поворачивается.
— Погиб Бабек? — вздрогнула Зарема.
— Жив сын Таиры, да двух рук лишился! — через силу сказал он.
На тропинке показались запыхавшиеся Таира и Дунетхан. Они бежали к Зареме, плача и взмахивая в горести руками. Не отступи в сторону Тотырбек, они смяли бы его.
— Где моя Зарема? Где моя несчастная?! — задыхаясь слезами, кричала Дунетхан. — О-о, почему ты одна?! Почему рядом с тобой нет моего внука?!
Наплакавшись, они оторвались друг от дружки, и Тотырбек шагнул К1ним:
— Таира, тебе надлежит к кувду готовиться, — чересчур бодро заявил он и неуверенно добавил: — Твой сын к аулу приближается.
— Мой Бабек?! Нашелся! — Таира ладонями обеих рук шум но шлепнула о бедра. — Бабек мой едет! Вы все слышали?! Жи вой!!! Мой Бабек! Но где он? Я хочу его видеть! Я хачу его обнять!
Совсем теряя уверенность в себе, Тотырбек отвел глаза в сторону, нехотя произнес:
— Послушай, Таира… Он не такой… Не такой, каким ты его знала…
Таира смотрела на него и ничего не понимала.
— Загадками говоришь, Тотырбек, — упрекнула его Дунетхан. — Как помять твои слова?
— Он был ранен, — выдавил из себя Тотырбек.
— Ранен?! — ахнула Таира.
— Будь стойкой, Таира, — беспомощно взглянул на нее Тотырбек и, боясь лишиться мужества, поспешно добавил: — У Бабека нет… рук.
— Нет рук? — Таира непонимающе глянула на Зарему, мол, что за глупости позволяет себе председатель. — Как без рук? Что ты говоришь, Тотырбек? — и вдруг пошатнулась, чудовищность этого сообщения дошла до ее сознания. — Мой сын — без рук?! Бедный мой Бабек… Живой, но безрукий! Калека! Как же он теперь? — Она заплакала, потом вдруг заторопилась: — Я побегу к нему! Мне надо видеть его! Где же он, безрукий? — она бросилась на грудь к Дунетхан, и они в один голос запричитали.
И тогда Зарема не выдержала, громко закричала:
— Тотырбек, а глаза его смотрят?
— Смотрят, — вяло ответил он.
— Голова цела?
— Цела.
— Голос есть?
— Есть.
— Таира, перестань! — Зарема яростно встряхнула подругу детства. — Ты будешь видеть его, слышать дыхание его, ты будешь обнимать его! Не каждой матери это дано.
— Но я никогда не увижу его рук. Никогда! — плакала Таира.
— Таира! Не плачь! Не смей! Ты не должна встретить его плачем. Слышишь? Он — герой! Он — победитель! Не стыдиться своих ран, а гордиться ими должен он!
— Не буду плакать, не буду, — продолжала рыдать Таира.
— Ты мать его, Таира. Сумей взять себя в руки! Если бй ты знала, как трудно было врачам вселить в Бабека желание жить.
Он боится этой встречи с матерью не меньше, чем ты, жалость отравит ему жизнь! Таира, сегодня ты даешь своему сыну жизнь во второй раз. Пересиль боль. Радуйся возвращению сына!
— Я радуюсь, — плакала Таира. — Честное слово, радуюсь.
— Не в себе она, — всхлипнула Дунетхан. — Не успокоить ее. Вот и ты, Заремушка, еще ни разу не улыбнулась. Ты плачешь по Тамурику. Плачешь! Не слезами, — душой! Вижу, не обманешь мать. Такое сделала с нами война!..
— Торя и страдания мы хлебнули сполна, но ты, мать, неправа, говоря, что война сломила нас, — возразила Зарема. — Нет!
— Идут! — шепнул Тотырбек.
Со стороны дороги послышался гул голосов. И тут дерзкая мысль мелькнула у Заремы. Она приподняла голову Таиры, вперила свой взгляд в ее глаза, шутливо — сквозь слезы! — спросила:
— Ты ли это, Таира?
— Я это, я, твоя подруга детства. Несчастные мы с тобой!
— Не верю, что это ты. Таира поверяла гармони и горе свое, и радость. Где твоя гармонь?
— Сейчас будет! — сорвался с места Тотырбек и побежал к аулу.
Когда запыхавшийся он вернулся с гармонью, Зарема осторожно взяла ее у него из рук и подала подруге:
— Докажи, что ты Таира…
— Не до музыки мне, — с горечью отмахнулась Таира.
— И сын не признает тебя, если не встретишь его гармонью, — уловив замысел Заремы, Тотырбек поспешил на помощь.
— Бери, подружка, — Зарема «насильно вручила Таире гармонь. — Доверься ей! Ну же!
Пальцы Таиры через силу вывели несколько тактов. Звуки поразили слух фальшью. Таира опустила гармонь, закричала в отчаянии:
— Не получается!..
— Должно получиться! — потребовала Зарема. — Должно! Ну, нашу горскую! Смелее! А я стамцую!
— Станцуешь?! — застонала Дунетхан. — У тебя же погиб сын!
— А я не хочу, чтоб погиб еще и Таирин Бабек! — зло сверкнула глазами Зарема и гневно приказала подруге: — Играй же!..
Наконец, гармонь вздохнула, ожила в руках Таиры. Понеслись огненные звуки танца, закружились меж вершин гор, полетели навстречу двигавшимся по дороге горцам.
— Выходи, Тотырбек! — потребовала Зарема.
— С этой палкой? — покачал головой он.
— Что ж, придется без партнера, — выпрямилась Зарема… Сердитый на Татарина за бестактную просьбу и на себя за то, что не сдержался, Мурат возвращался с нихаса домой. Услышав звуки гармони, он свернул к камню и увидел Зарему, бодро семенившую ногами, даже пытавшуюся джигитом вскочить на носки по всем правилам осетинского танца. Он ахнул: не сошла ли с ума от горя? Тотырбек развеял его недоумение:
— Не для себя танцует — для Бабека, возвращающегося калекой.
Вот оно что! Мурат почувствовал, как веко его предательски задрожало, глаза увлажнились. Много десятков лет не случалось с ним такого… Заметив Мурата, Дунетхан испуганно прижала ладонь к губам:
— Зарема, прекрати! Стыд какой!..
— Нет, Зарема, не останавливайся! — к вящему удивлению Тотырбека закричал срывающимся от волнения голосом Мурат. — Иду к тебе!
— Когда камень катится — и он крылат, — встал на его пути Тотырбек. — Куда тебе, Мурат, с твоим сердцем?
— Когда гора валится, — не подставляй грудь, — задавит тебя, — оттолкнул его с пути Мурат и протянул ему палку: — На, тебе еще одну, председатель, — он степенно сделал несколько шагов в воображаемый круг и неожиданно пошел водить ногами, выкидывая коленца.
На музыку потянулись люди. Неторопливо спустились с нихаса старики во главе с Хаматом, с удивлением поглядывали на несчастную Зарему, потерявшую от горя голову. Да и с Муратом такого еще никогда не бывало!
— Ой, устала, — поглядывая на приближавшуюся по дороге толпу, простонала Зарема. — Годы, Мурат, годы…
— При мне о годах говоришь?! Камень пока катится — мхом не обрастает. Человек, пока ему жить хочется, — не стареет. Я не старый — почтенный! Потому что жить хочу! И чем больше живу, — тем больше хочу. Потому что вижу: жизнь своей светлой стороной к людям оборачивается, лучи ее греют и мои почтенные кости! — он закричал бодро: — Люди, смотрите: старый неграмотный Мурат танцует с ученой! Эй, Таира, поддай жару!..
— Красота неба открывается, когда расступаются тучи, а душа человека — в танце, — сказал задумчиво Хамат.
Толпа горцев свернула с дороги к камню. Зарема высмотрела в ней молодого, растерянного, тоскливо поглядывавшего вокруг паренька, у которого оба рукава гимнастерки были заправлены в брюки… Бедный Бабек, — невольно сжалось сердце… — Но пора, пора!..
— Люди, смотрите, герой прибыл! — закричала Зарема. — Победитель! Наш Бабек!
— Бабек! Внук! — обрадовался Иналык и вдруг растерянно оглянулся на стариков: — Что с ним?
— Ой, горе! Ой, несчастный Бабек… — простонал Хамат. — Лучше б я умер вчера, чем видеть такое…
— Ты играй, Таира, играй! Не уступишь ли ты, Мурат, место храбрецу? — широко улыбаясь, будто не замечая увечья Бабека, не слыша стона, пробежавшего по толпе аульчан, Зарема, подплыв в танце к инвалиду, весело и задорно посмотрела ему в лицо. — Проверить хочу тебя, Бабек, не забыл ли ты вдали от Осетии своих родных танцев? Покажи свою удаль!
— Но я… — Бабек пытался скрыться за спины горцев.
— Нет, не ускользнешь от меня, — бесцеремонно ухватила его за шею Зарема. — Это Тотырбеку не станцевать — он в ногу ранен. А ты, Бабек, обязан подарить мне танец.
— Эй, Бабек, как себя ведешь? — чересчур рассерженно закричал Мурат. — Женщина приглашает! Вперед, солдат! Да не подкачай, не то отведаешь моей сучковатой палки, — показал он костыль.
— Догоняй, победитель! — понеслась по кругу Зарема.
Кто-то подтолкнул Бабека в спину, и он, не веря самому себе, пошел вслед за Заремой, ноги сами собой уловили такт танца. И ожил солдат, слабая улыбка сменила растерянность…
— Молодец, джигит! — восторженно закричал Тотырбек.
— Он у нас всегда был хорошим танцором, — непослушными губами пробормотал побледневший при виде увечья сына Заурбек.
Таира играла, не смея поднять головы. Иналык горестно ухватился рукой за седую бороду. Это было тягостное зрелище — танцующий безрукий парень… Но с каждым мгновением, с каждым новым шагом Бабека на смену жалости приходила радость от силы духа человеческого, что не позволяет ни в какой беде забыть о том, что сама жизнь — уже победа!
