Виктор Шкловский - О теории прозы
Достоевский не знает, каким будет мир, если не будет Великого Инквизитора.
Великий Инквизитор – это фашизм.
И в то же время – это Победоносцев.
Представитель официальной церкви, заявивший, повторяю, что Россию нужно подморозить.
Не спорить, а остановить ее.
Вера как неверие, и неверие как вера.
Вот что такое легенда о Великом Инквизиторе.
Великий Инквизитор связан с Победоносцевым.
Осип Миллер говорил, что Достоевский умер социалистом. Социализм его был очень серьезен.
Он понимал.
В Париже, говорил Достоевский, чем больше торжествует буржуазия, тем она боязливее. Она, дрожа, залезает под мантию Наполеона III, она боится социалистов.
Вернемся к рассказу о дьяволе, о черте, который летел к Ивану Карамазову через холод космоса.
Хвостатый черт говорит, что летел он во фраке.
– А вы представляете, какой холод, – произносит черт брезгливо.
В Сибири девка, которая издевается над парнем, предлагает ему «поцелуй-топор». Он целует топор – и губы не отделяются от металла. Я уже рассказывал эту историю.
Тогда Карамазов спросил:
– Ну, а что топор?
– Какой топор? – удивился черт.
– Топор, который летает.
Черт устанавливает точно, что если у топора есть достаточная начальная скорость, то он будет летать вокруг земли. В газетах будут писать о восходе топора в такое-то время.
Заход топора в такое-то время.
Достоевский описывает в этом мире спутники и летающие вокруг земли какие-то предметы.
Топор – это восстание.
Крестьянское восстание.
Придут мужики и принесут топоры.
Великий Инквизитор – Победоносцев.
Целое, говорил когда-то Аристотель, имеет начало, середину и конец.
Ньютон, познав понятие силы, был очень озабочен поисками завязки и развязки этого сюжета.
Ньютон, великий ум, искал развязку сюжета мироздания как в явлениях физического мира, так и в явлениях действительности и литературы.
Ньютон также понимал, что развязки не бывают без завязок, без начал явлений, без начала вещей.
И сегодня мы, люди, над головами которых небо вновь колеблется, приходим к Ньютону и говорим:
«Прости, Ньютон, мы смеялись над твоими поисками, но вот мы снова пришли к тебе, – что думал ты о развязках этого мира, что думал ты о силе и о начале ее; небо колеблется, и четыреста лет лишь так сгустили, свели противоречия мироздания, что скальпель анализа не в состоянии найти этот гордиев узел».
Жизнь человеческая одна.
Мир не плоский.
Пространство может быть изогнуто, но, снова скажу, я уже этого не понимаю.
Мы ползем к познанию мира.
Как гусеница: она ползет по листу, и она не знает, что листьев много, они разные, что они изогнуты и могут даже свернуться в трубочку.
Достоевский если не знал, то, конечно, предчувствовал, – небо колеблется – и тоже искал развязку.
Он не сочувствовал близкой революции, но внимательно приглядывался к людям революции.
Он знал, как труден каждый новый шаг в ледяных просторах космоса.
Достоевский и «Народная воля»
Лет сорок пять тому назад я обратил внимание на сообщение народовольца Михаила Фроленко. Он не забыл о том, что его товарищ Баранников жил в квартире Достоевского.
Естественно думать, что арест Баранникова, а не известие о наследстве, послужил причиной смертельной болезни великого писателя.
Последовавшие аресты в соседней квартире № 11 (номер квартиры Достоевского десять, хотя план расположения квартир до сих пор не разыскан), аресты и обыски в квартире 11, происходившие с 25 января 1881 года по 28 января, по день смерти Достоевского, и почасовое дежурство в этой квартире (засада) не могли остаться не замеченными Достоевским.
Разысканные сегодня документы следственного дела, – «искать» было нечего, все это время документы пролежали в архиве, – говорят о том, что вслед за арестом Баранникова, члена исполнительного комитета «Народной воли», на следующий день, 26 января, в понедельник, в квартире 11 был арестован другой член исполнительного комитета, Николай Колодкевич; 27 января в квартире был новый обыск, в комнате, занимаемой В.Ф. Григорьевой, которая подозревалась в сообщничестве с Баранниковым, а 28 января, в среду, в день смерти Достоевского, полиция нашла квартиру Колодкевича и 30 января здесь был арестован Николай Клеточников, «ангел-хранитель» «Народной воли».
Хозяйка квартиры № 11 Прибылова, которая сдавала комнаты квартиры разным жильцам, признала, что Клеточников приходил к Баранинкову. Приходил к Баранникову и Александр Михайлов, руководитель «Народной воли».
Сегодня признается, что в подъезд дома на Кузнечном и в квартиру 11 могли входить практически все руководители «Народной воли», которые были в Петербурге в конце 1880-го – начале 1881 года.
Итак, рядом с квартирой Достоевского находилась не просто явочная квартира «Народной воли», а одно из мест, которое посещалось ее вождями.
И от Баранникова Достоевский мог узнать о готовящемся покушении 1 марта 1881 года; если не знал, то мог подозревать, а практически быть свидетелем грозных событий разгрома центра «Народной воли», организации, которая была подорвана, но не сломлена событиями января 1881 года и осуществила дело 1 марта 1881 года.
У Достоевского было ощущение непременности большой революции в России и о великих затруднениях ее запоздания.
Он писал, что рабочие свергнут буржуазию и сядут на ее место и они возьмут такую-то долю – прибавочную стоимость.
Он знал всю эту историю.
Религия Достоевского. Я думаю, что он не боялся, когда должен был умирать.
Его собирались расстреливать.
Жить оставалось две минуты, и он их разделил. Он решает одну минуту думать о прошлом, а вторую – об идеях социализма.
На храме вдали блестел крест.
Храм был построен после Турецкой войны.
Крест для него был не символом молитвы, а место, по которому он отмечает оставшееся ему время – по тени от солнца: как бы положение стрелок часов.
Дон Кихот и есть социализм.
Прототипов нет. Есть стекло правды.
Если они есть, то настолько перекристаллизуются в сознании, что образуется как бы другое существо.
И нужно искать не то, откуда что произошло, а каково строение, смена кристаллического строения.
Победоносцев говорил про царскую Россию, что она будет церковной, само государство станет церковной организацией. Одновременно Победоносцев, описывая роль социализма, говорит, там будут общие дети, говорит, что там нет человеческого.
Достоевский встречается с носителем фашистских, религиозных мыслей.
Религиозное строение мира.
Это есть у Блока.
Когда не будет собственности, потому что об этом позаботится государство, которое превратится в нечто как бы надгосударственное. Там не будет разговора о хлебе и даже о чуде. Вот эти вопросы, которые дьявол задает Иисусу, чтобы тот бросился со скалы, чтобы проверить тот ли он, на что Иисус отвечает библейской цитатой: «Не искушай господа своего».
Дьявол призывает его создать хлеб из камня. Эти вопросы – центральные вопросы социализма.
Достоевский любит Колю Красоткина, мальчика, про которого он говорит, что русский школьник самоуверен, что если ему дать карту созвездий, то он ее вернет исправленной.
Вот этих любимых детей, что он создал, Достоевский опять сует в мясорубку, мнущий мясо прибор. Он их обрекает на революцию.
Великий Инквизитор сказал Христу: «Зачем ты пришел?»
Религия дело для немногих, религия создает для них страшный суд – ночь.
Страшный суд представляется как бы гибелью большинства.
А религия, и в частности католическая («католицизм», а не православие – это маска от цензуры), – это спасение большинства, ибо церковь принимает на себя ответственность за грехи людей – как бы за избыток добродетели у Христа и апостолов. Церковь как бы выплачивает из этой ссуды.
Великий Инквизитор – это спор между религией и революцией.
Вопрос о полноценном человечестве.
Все ли могут построить свободную жизнь.
Кому нужны подделки всего, даже Евангелия, хотя эта книга всемирно известна, но не прочитана.
Итак, вопрос о хлебе и вопрос о равноценности людей.
Великий Инквизитор допрашивает подсудимого, Иисуса Христа, так, как будто тот подготавливает народные волнения или участвует в них.
Великий Инквизитор, глубоко запрятанный дьявол, ненавистник народа, мракобес, приказывает арестовать Христа и говорит ему, что он не нужен.
Христос целует его.
Он жалеет его.
Он и его вину понимает.
Вот что такое поцелуй Христа – для Иуды Победоносцева.
Я говорю, что время и пространство есть нечто реальное.
Время и пустота.
Смена времени – это смена коренных отношений.
Мир если даже и не растет, он изменяется.
Изменение мира, как ход часов, определяет время.
Вот почему искусство задерживает проявление изменений и смотрит на секундную стрелку.
