Олег Шестинский - Блокадные новеллы
Вечером в приморском ресторанчике мы запивали белым вином жаренную на углях сладкую рыбу — лефер. Подгулявшие немецкие моряки тупо переступали на деревянном плацу танцевальной площадки, прихлебывая из кружек, которые не выпускали из рук.
— Не завершать же нам свой декабрь с пьяными баварцами? — положила Ружа свою руку на мою.
С горечью я посмотрел на часы.
Мы расставались с Ружей вечером у ее домика.
— Ты мне подарил чудный день.
— Почему «подарил»? Он был наш.
— Завтра ты уедешь, — значит, он не мог быть нашим, ты вынул его из своих дней и дал мне.
— Но, Ружа! Ружа!..
— Мы ведь увидимся, милый, правда? — И она провела своей прохладной рукой по моим глазам.
Мы договорились с Ружей встретиться через несколько дней в Софии.
Когда я приехал в Софию, мне сообщили, что у меня случилось в семье несчастье.
Я улетел сразу на транспортном самолете с ящиками черешни.
Жизнь жестоко ударила меня, и я долго не мог оправиться от ее удара. А оправившись, повзрослел и, наверное, изменился.
Через несколько лет, снова приехав в Болгарию, подчиняясь вновь ожившей во мне тоске по Руже, я принялся ее разыскивать. Мне помогали мои друзья, но так ее и не нашли. Тогда я написал стихи, и мой товарищ опубликовал их на русском в газете «Учительское дело» в расчете, что Ружа, ставшая учительницей, прочтет их, Зазвенела душа моя по всей Болгарии со страницы газеты:
Города я обшарю, как большие кусты,
перетрогаю горы, как складки платка.—
и откликнешься ты,
и аукнешься ты,
потому что моя так высока тоска!
Но Ружа не откликнулась.
Примечания
1
Примечание из старинной книги: «Это в то время почиталось за такую важность, что если сущий вор или разбойник, пойманный в отдаленном городе, это скажет, то не смели его наказывать, а должны были отсылать в Тайную Канцелярию».
2
Бай — уважительная частица перед именем старшего и почитаемого человека
