Лев Кассиль - Том 3. Линия связи. Улица младшего сына
Его вывел из тяжелого оцепенения голос Зябрева: – Ну, за чем дело стало? Жученков, Манто! Отправляйте своих людей на участки для работы.
И люди стали расходиться молча, еще ниже пригибая голову, будто и своды подземных лагерей опустились, стали ниже под тяжестью чудовищного зла, глухо рычащего на их родной земле, там, наверху…
Глава VII. Внизу и наверху
Половину следующего дня мальчики провели также в работе под началом дяди Яши. Кончили возиться с сухарями, пришлось перебирать сухие грибы, перетаскивать ящики с консервами на более удобное место.
Гул наверху все усиливался. Ребята пытались пробраться к одному укромному лазу, чтобы выглянуть наверх, но часовой в верхнем горизонте не пустил их, да еще пригрозил, что позвонит в штаб. Пришлось вернуться.
Когда шли обратно на нижний горизонт, из-за поворота одной галереи вдруг показался незнакомый человек. Мальчики мигом юркнули за угол бокового хода.
– Гэй, хлопчики! – донесся к ним голос из темноты. – А ну ходите до меня, а то я тут блукаю-блукаю, нияк не могу на волю выйти!
– Молчи! – прошептал Ваня, прикрывая ладонью свет фонаря.
– Надо нашим сказать сейчас же, – решил Володя.
И оба со всех ног кинулись обратно к часовому, который не пустил их на верхний горизонт. Часовой тотчас же позвонил в штаб. Оттуда пришли Иван Захарович Гриценко и Шульгин.
– Кто здесь ходит? – крикнул дядя Гриценко в темный коридор, где слышались шаги неизвестного.
– А с кем имею честь? – донеслось оттуда.
– А ну слушай! – рассердился Гриценко. – Я с тобой шутковать времени не имею! Выходи сюда, на свет, к фонарю. Тогда вот и будешь иметь честь.
Очевидно, хозяйский, спокойный тон дяди Гриценко подействовал на неизвестного, и через минуту в свете фонаря показался молодой остроглазый парень со знаками старшего сержанта в петличках, в плащ-палатке, наброшенной на плечи, и расстегнутой гимнастерке, под которой была видна тельняшка. В руке он держал автомат.
– Слухайте, деды, – примирительно сказал подошедший, – я сюда зашел, а обратно ходу не знаю. Я с нашими от немцев отбивался, а патроны у меня все… и гранату остатнюю кинул. Еле ушел. Загнали они меня сюда, к чертям в пекло.
– А ты насчет чертей полегче, а лучше доложи как полагается, кто такой! – строго приказал дядя Гриценко, медленно поднимая винтовку.
– Старший сержант роты морской пехоты Сосюра Степан… Прибыл без вашего приказания! – Он усмехнулся и покачал головой, поморщившись. – Ну некуда мне, деды, деваться, некуда! Может, вы мне дорожку скажете, как на волю выйти? Там же наши погибают…
– А ну идем с нами! – скомандовал дядя Гриценко и добавил слегка подобревшим голосом: – Выходит, вроде в нашем полку прибыло.
Так партизанский отряд пополнился еще одним человеком – комсомольцем Сосюрой.
Через полчаса в штаб привели еще одного заблудившегося под землей. Это был моряк, интендант Александр Бондаренко. Вместе с бригадой морской пехоты, действовавшей на поверхности и отбивавшейся от наседавших гитлеровцев, он держал оборону возле одного из входов в каменоломни. Во время боя у него отказал автомат. Бондаренко отстреливался из пистолета. Фашисты отрезали его от товарищей; они окружили одинокого, но продолжавшего отстреливаться офицера. Бондаренко увидел среди камней спасительный ход, скатился в него и оказался в каменоломнях. Здесь он сейчас же начал приводить в порядок свой автомат. Тут его и застали обходившие галереи партизаны. В штабе тщательно проверили документы Сосюры и Бондаренко и предложили обоим пока остаться в отряде. Они с полной готовностью согласились. Истомленные бессонными боевыми ночами, обросшие, тяжело дышащие, оба еще неуверенно осматривались в подземелье. Глубоко запавшие глаза их доверчиво и внимательно смотрели в лица собравшихся партизан.
– Словом, пополнение прибывает, – радушно заключил Зябрев.
После обеда Манто подкатил свой мотоцикл к штабу и пристроил его в одной из маленьких тупиковых галерей. Володя помог ему тянуть провод в штаб. Вскоре, два раза стрельнув выхлопом и этим едва не вызвав тревогу в каменоломнях, мотоцикл дяди Яши весело затрещал, и в штабе над столом зажглась яркая электрическая лампочка, ввернутая Володей в патрон, пристроенный на потолке. И командир Зябрев, и комиссар Котло, и начальник штаба Лазарев, и главный подрывник Жученков, находившиеся в тот момент здесь, в штабе, – все хвалили Манто и его молодого помощника.
– От имени командования выражаю благодарность, – сказал Зябрев. – Освещение – лучше не надо! Только давайте-ка его выключим сейчас, а то от твоей электростанции, Яков Маркович, звуку больше, чем свету. Очень уж тарахтит движок твой. Нам до поры до времени давать знать о себе врагу – дело излишнее.
Воспользовавшись хорошим настроением командира, Володя, собравшийся было уже уходить, вернулся к столу, за которым сидел Зябрев.
– Можно мне сказать вам, Александр Федорович? Мы вот все – и Ваня, и я, и еще Толя Ковалев, – все, кто уже пионеры, мы сегодня решили, что вы нас должны послать в разведку. Мы ведь тут знаем все ходы… Сегодня даже лазили… И нас наверху не заметят совсем… И мы решили…
– Это кто же так решил? – поинтересовался командир.
– Ну, мы все так решили…
– Ага, – серьезно протянул командир, – вы решили? Ну, тогда все. Зови сюда всех, кто решал.
Через минуту Володя привел в штаб Ваню Гриценко и Толю Ковалева.
– Так, – сказал командир, оглядывая всех троих мальчиков. – Вот Дубинин Володя сообщил мне, будто вы решили, что мы должны вас послать в разведку. Верно это?
– Верно, – в один голос подтвердили Ваня и Толя.
– Вы решили, а мы, значит, должны? Так? – переспросил командир. Он встал и обратился к комиссару: – Ну, Иван Захарович, слезай со своего места. И ты, товарищ Лазарев, вставай. Наше дело теперь очень упростилось. За нас все решают. Нечего нам с вами и головы ломать… Прошу вас, товарищи, – сказал командир, поворачиваясь к ребятам. – Это я вам говорю, Володя, Толя, Ваня. Вот садитесь сюда. Ну, что ж стоите? Садитесь сюда.
Командир поднялся, подошел к ребятам и стал их подталкивать к табуреткам, которые стояли возле стола. Ребята слегка упирались, но сильные руки командира сграбастали их всех троих и перенесли к тому месту, где только что сидели сам командир, комиссар и начальник штаба. Затем Зябрев, все так же сохраняя серьезное выражение на лице, усадил всех на табуреты. Котло, Лазарев и Жученков уселись в стороне на койках и с любопытством следили за действиями командира.
– Ну, Дубинин Володя, – сказал Зябрев, – раз вы уже все решили, так действуйте. Вот ты, Дубинин, теперь командир, и ты отвечаешь за каждого из нас, за каждую из пятидесяти живых душ. Что бы ни случилось в каменоломнях, за все ты в ответе с этой минуты. За каждого человека с тебя спрос будет. И ответ тебе придется держать не только перед собственной совестью, но и перед всем народом, перед партией. Понял? Принимай дела. Вот тут все записано. Раз вы все так просто сами решили, так вам, верно, это дело проще дается, чем нам вот с товарищем комиссаром и начальником штаба.
В штаб, приподняв плащ-палатку, – висевшую у входа, заглянул Важенин. Он увидел командиров, сидевших на койках, и трех мальчуганов, которые хотя и восседали за командирским столом, но сейчас совсем не походили на начальников и, видно, не знали, куда им деваться. Важенин стал осторожно пятиться, убирая голову из-под завесы, но командир уже заметил его:
– Давай, давай, Важенин, заходи!
– Товарищ командир, – сказал Важенин, входя, – там, на секторе «Киев», движение какое-то в верхней штольне. Надо бы держать усиленный пост да так дело организовать, чтобы им питание туда носили, прямо на место, чтобы никто не отлучался. А потом, хорошо бы нам оружейную мастерскую поставить. От сырости затворы заедает… Потом я еще хотел сказать, товарищ командир…
– Вот ты со всем этим к нашим пионерам обращайся, – отвечал командир, – они за нас все решать взялись…
Володя и два его приятеля сидели за столом потупив голову: уши у них горели от конфуза. Они уже не чаяли выбраться отсюда. Володя впервые наглядно представил себе, какое это трудное и непомерно тяжкое бремя – быть в ответе за стольких людей, руководить ими, решать самые большие дела и тотчас же совсем малые, знать, что на тебя надеются люди и доверяют тебе свою жизнь, свою судьбу, свое дело. На одну лишь минуту и, конечно, ради шутки и поучения посадил его командир на свое место, а место это уже жгло Володю. Каково же было вот этому высокому, красивому человеку с черными блестящими глазами, который ни на минуту не снимал с себя такого бремени!
А Важенин, ничего не понимая, переводил взгляд с ребят на командира и обратно.
