Иван Василенко - Суворовцы
Он все-таки ушел. Спустя некоторое время его в училище привезла мать. С трудно объяснимым упрямством мальчик твердил, что все равно уйдет. И тогда начальник училища отдал приказ отчислить его. Приказ был прочитан перед строем и тут же мальчик был переодет в свой домашний костюм. Когда он увидел себя в гражданской одежде среди подтянутых, стройных суворовцев, он, видимо, остро почувствовал, что разлучается со своими товарищами навсегда, что больше он уже не суворовец. Губы у него вдруг скривились, он горько и неутешно заплакал. Но было поздно: приказ есть приказ.
Подполковник помолчал, как бы мысленно переживая вновь эту сцену, и тихо добавил:
— Да, это произвело сильное впечатление. Суворовцы были глубоко взволнованы. Да и не только они… Другой случай произошел с воспитанником моей роты. Он тоже ушел. Да вот, лучше прочтите его письмо.
И подполковник, вынув из папки, передал мне измятый, видимо, побывавший во многих руках, листок. Я прочел:
«Здравствуйте, дорогие товарищи! Получил я от воспитанника Бусловича письмо. Спасибо вам за то, что вы меня не забыли, хотя такого человека, как я, давно забыть надо: я не захотел учиться и ушел, а ведь мое место было рядом с вами…»
Да, крепко надо пожалеть о своем поступке, чтобы написать такую фразу. И какие, — я думал, — хорошие эти суворовцы, что не забыли.
Мамы приехали
Сверху вниз, по каменной лестнице, бежит маленький суворовец, наверно, из приготовительного класса. Его серые глаза от счастья влажны, щеки пылают. Там, внизу, в ленинской комнате, его ждет мама. Наконец-то, приехала! Вон она стоит у самой лестницы. С разбега он вдруг останавливается и прижимает руки к лампасам: по ступенькам поднимается вверх офицер. Мальчик провожает его поворотом, головы. Погон сверкнул и погас. Суворовец перевел дыхание, подпрыгнул и с пятой ступеньки упал в теплые, мягкие объятия мамы.
Через минутку он уже сидел у нее на коленях и уписывал сочные ломтики мандарина.
Сегодня воскресенье, и ленинская комната имеет необычный вид: куда ни посмотришь, везде мамы и мамы.
Вот в углу уединились мать и сын. В одной руке у нее письмо, в другой скомканный платочек. Опущенные к листку ресницы мокры. Что отец погиб, оба знают давно, но только теперь пришло это письмо от однополчан: раненый, он остался у пулемета, чтобы прикрыть отход товарищей, и истек кровью. «Мама, не плачь», — шепчет мальчик, а сам не поднимает от пола глаз.
А вот на скамье сидят рядом худенькая женщина с накинутым на плечи теплым платком и высокий старшеклассник. Обдавая сына теплом ласковых глаз, она что-то тихонько рассказывает, наверно, деревенские новости. Он солидно улыбается и снисходительно говорит: «Экий народ у вас недисциплинированный — женщины эти». С матерью приехал и четырехлетний братишка суворовца. На его заячьей шапке красноармейская звездочка, и он с важностью прохаживается перед старшим братом: заметит ли?
А в другом конце престранный разговор. Мама озабоченно спрашивает:
— Боренька, хочешь скушать булочку?
Маленький суворовец, что сидит перед мамой на стуле, выпрямляет спину и бодро отвечает:
— Никак нет!
— Ты разве уже завтракал?
— Так точно!
На лице у мамы растерянность. После минутной паузы Боренька говорит:
— Разрешите обратиться?
И докладывает, что на прошлой неделе получил две четверки и одну пятерку.
Насладившись произведенным впечатлением вполне военного человека, Боренька переходит на гражданский язык.
Через полчаса все суворовцы пойдут строем в городской кинотеатр. С ними пойдут и мамы, только, конечно, не рядом, а по тротуару. И каждая, мысленно обнимая всю стройную колонну этих черных с красными погонами фигурок, не оторвет счастливых глаз от одной из них, — самой родной. Там, в кино, они опять сядут рядом и наговорятся обо всем.
Но почему у одной мамы такое опечаленное лицо? Где ее мальчик? Не заболел ли? Нет, он только что был здесь и теперь поднялся наверх. Но в кино он не пойдет: на прошлой неделе он получил двойку, и теперь должен усиленно заняться.
Грустно маме: она уже привыкла каждое воскресенье ходить с сыном и всеми его товарищами в кино. Но офицер-воспитатель прав. И, вытирая покрасневшие глаза, мама шепчет: «Ничего, пойду со всеми, а он пусть сидит: так ему и надо…»
Пишут родители
Если родители живут близко, они не раз в году навестят сына. Офицер-воспитатель устанавливает с ними живую связь, узнает от них все подробности о своих воспитанниках. Но как быть, если мама живет в далекой Эривани или в Ленинграде, а папа воюет в Пруссии?
Загляните в толстую сумку связиста, когда он только-что принесет ее с почты в училище. Среди многих писем, адресованных самим суворовцам, вы найдете там несколько десятков с надписью: «Офицеру-воспитателю».
«Переписка с родителями, — замечает в своем дневнике преподаватель Изюмский, — одна из важнейших сторон педагогического процесса». «Отец моего сына, Сергея Кораблинова, — пишет с фронта офицеру-воспитателю Подосинову мать воспитанника, — погиб, защищая родину. В те дни я не смогла сидеть дома и ушла мстить тем, кто нас с Сережей осиротил и разорил.
Из писем сына знаю, что взаимоотношения у него с предыдущим офицером-воспитателем были неладными. Мальчика тогда поспешили зачислить в „неисправимые“ и этим вооружили против себя до того, что он рвался перейти в другое отделение. С вашим приходом и более тонким подходом к Сергею, он „нашел себя“ и свое место в коллективе и сейчас, как будто на хорошем счету. Ведь из Сережи можно лепить все, но только лаской. Вы должны понять меня.
Он у меня единственный, и я хочу, чтобы Сережа вырос честным, полезным, красивым, в лучшем смысле этого слова, человеком. Пишите же мне о нем подробно».
Колхозный бригадир белорус и работница подмосковной швейной фабрики пытливо спрашивают: «Учится ли Юра музыке?» «Научился ли Шура читать книги? Ведь он дома читал сначала середину, потом конец… Зажила ли у него ранка на подбородке?»
И офицер терпеливо отвечает, что да, Юра начал учиться по классу рояля, а ранка у Шуры на подбородке уже поджила.
Офицер-воспитатель внимательно прислушивается к советам родителей.
«Может быть, Ване мешает природная застенчивость спросить о том, что непонятно?» — подсказывает В. В. Макарова в письме старшему лейтенанту Рачковану.
«Одна деталь о Вале, — пишет отец двух воспитанников училища Чучукин, — он впечатлительный мальчик и болезненно воспринимает незаслуженные замечания, грубость. Но зато стоит ему просто указать на недостатки или ошибки, и он всегда поймет».
И, склонившись над листками, исписанными разными почерками, офицер-воспитатель вновь и вновь чувствует, как важно изучать каждую черточку в характере своих воспитанников, как ответственна, трудна и благородна работа воспитателя.
Заграничные друзья
— Здесь живет мой приятель, — сказал мне один воспитанник и ногтем провел под кружочком на географической карте.
— В Дейтройте?! — удивился я. — Далеко забрался.
— Он не забрался, он там родился. Его зовут Сесиль Крайт.
— А… где же вы с ним познакомились?
— С Сесилем? По-настоящему, мы еще не познакомились. Но мы переписываемся.
Оказывается, весть о суворовцах проникла во все концы света и отовсюду суворовцам пишут письма их друзья-однолетки: Этли, Джим, Мэри, Ника и даже Чан-Су-Лин. Суворовцы охотно отвечают. Особенно любят они писать о великом полководце, чье имя носят с такой гордостью. Вот два письма из такой переписки.
«От Эдны Парсонс.
Ист-Динская классическая школа.
Синдерфорд Глочестер.
Дорогой русский друг!
Прежде всего опишу себя. Мне 13 лет, я очень маленького роста, у меня светлые волосы и голубые глаза. Учусь я в Ист-Динской классической школе. Школа разделена на три здания или три группы: Хокинс, Ралей и Дрейк. Я учусь в Хокинсе. Вот уже девять лет, как Хокинс держит серебряный кубок, за обладание которым борются все три группы.
У нас дети занимаются сбором листьев наперстянки, которые затем идут на изготовление лекарств. Наперстянка — полевой цветок.
Я живу в Динском лесу. Летом здесь чудесно. Неподалеку от нас река Северн, куда я езжу с сестрами на пикники. Я много читаю: это мое любимое занятие.
Надеюсь, дорогой друг, что вы мне напишете и расскажете о себе и о вашем интересном училище.
Преданная вам Эдна Парсонс».«От Игоря Ильницкого.
Новочеркасское Суворовское военное училище.
Здравствуйте, дорогая Эдна! Я получил ваше письмо, за которое очень благодарен вам. С удовольствием буду переписываться с вами. Мне тоже тринадцать лет. Отец мой был офицер Красной Армии и погиб на фронте, сражаясь с немецкими захватчиками за нашу дорогую Родину.
