Виктор Курочкин - На войне как на войне
– Юпитер, Юпитер, я Сатурн, – монотонно повторял он, – даю настройку… Раз, два, три, четыре, пять – прием…
Саня поставил стрелки на заданные волны, подцепил под горлом ларингофоны, включил передатчик и стал вызывать Пашку Теленкова.
– Липа, Липа, я Ольха. Как слышишь меня, Липа? Даю настройку. Раз, два, три… – Саня сосчитал до десяти, потом в обратном порядке до единицы и переключил рацию на прием. «Липа» не ответила. Саня стал вызывать «Осину», то есть командира второй самоходки, младшего лейтенанта Чегничку. «Осина» тоже молчала. Малешкин решил вызвать машину комбата. Но сколько он ни кричал: «Сосна, Сосна, я Ольха!» – ему никто не ответил. Тогда Саня осмелился связаться с машиной, командира полка.
«Хопер» неожиданно ответил. Связь держал лейтенант Наценко. Он приветствовал Саню и спросил, что ему надо. Саня сказал, что ему ничего не надо, а связался он с ним просто так, от скуки. Наценко обозвал Малешкина ослом. Саня не обиделся. Другого ответа он и не ожидал от Наценки.
На днище самоходки, прижавшись друг к другу, скрючились наводчик и заряжающий. Грохотал мотор, самоходка дребезжала и звякала, а Домешек с ефрейтором Бянкиным спали. Саня сел в уголок, привалился к снарядам, завернулся в шубу и закрыл глаза. Трудно сказать, сколько он продремал – минуту, а может, и час. Разбудил его истошный голос комбата.
– Малешкин, в бога твою мать и селезенку! – кричал Беззубцев.
Саня выскочил из машины и не понимая, за что его так поносит комбат, пролепетал:
– Я младший лейтенант Малешкин.
– Спишь? Почему в машину забрался? Где твое место? Машину мне хочешь угробить? Один угробил, теперь ты?
Отматерив Саню, комбат приказал ему сидеть на башне и внимательно следить за дорогой.
– Сейчас свалилась с моста самоходка третьей батареи, – сообщил Беззубцев.
– Как же так?
– А вот так. Такой же там сидит командир, как ты, раздолбай! Слезь и проведи машину, – приказал комбат.
Саня спрыгнул с машины и пошел вперед. Деревянный узкий мостик через крохотную речушку вынырнул перед носом. Проходя, он посмотрел вниз под мост и увидел самоходку вверх гусеницами. Около моста стоял экипаж.
– Чья машина? – спросил Саня.
– Лейтенанта Соболева, – равнодушно ответил кто-то.
«А ведь могло бы и со мной так», – подумал Саня, и его от макушки до пят передернул озноб.
Чтоб лучше видеть дорогу, Саня сел на крышку люка механика-водителя. И так просидел часа два, рискуя каждую минуту свалиться под гусеницу. От холода он окостенел, но не слез, пока не въехали в большое село. Здесь полк остановился на ночлег.
Батареи разбросали по окраинам огромного села с чудным названием Высокая Печь. Четвертой батарее досталась самая отдаленная окраина – северо-западная. Пока ехали, пока выбирали стоянки для самоходок, прошло не меньше часа. Малешкину отвели вишневый сад и белую, как игрушка, хатку с яркими окнами. Загоняя в сад машину, Саня не спускал глаз с окон и представлял себе, как их встретит гостеприимная хозяйка с молоденькой дочкой, нажарит картошки с салом и выставит бутылку самогонки. Потом Домешек станет из кожи лезть, чтоб рассмешить хозяйку с дочкой. А дочка, слушая брехню наводчика, будет украдкой лукаво поглядывать на Саню. Примерно так же, как командир, представляли себе ночлег и наводчик с заряжающим. Мечты Щербака были грубее. Он думал о чугуне картошки и теплой печке, на которую он сразу же завалится спать.
Замаскировав самоходку, экипаж бегом бросился к хате. У крыльца они увидели машину, крытую брезентом, и солдата с автоматом. Он перегородил им дорогу.
– Кругом! – крикнул солдат.
– Почему? – спросил Домешек.
Солдат снял с плеча автомат.
– Не велено пущать.
– Кто это не велел? – вспыхнул Саня.
– Товарищ майор Дядечка. Они здесь ночуют. – Солдат взял на руку автомат и наставил на Малешкина. – Поворачивай кругом, марш! Стрелять буду.
Ефрейтор Бянкин отодвинул в сторону командира, вплотную подошел к солдату:
– Убери свою штуку. А то я тебе так стрельну, штанов не удержишь. Пошли, ребята!
Ефрейтор, не обращая внимания на крики, угрозы часового, пошел к крыльцу.
В хату ввалились гуртом. Солдат выскочил вперед.
– Товарищ майор, никак не слушают. Я им – назад, стрелять буду, а они прут. А этот, – показал солдат на Бянкина, – за автомат хватает.
От яркого света Саня чуть не ослеп. В хате было так тепло, что сразу же обмякло тело. За столом в расстегнутом кителе сидел тучный майор. Он пил чай. Напротив майора – черноглазая женщина с коротко остриженными волосами, в гимнастерке с погонами старшины лениво ковыряла ложкой творог. Стол был уставлен тарелками и мисками, среди которых торчали две черные бутылки. На краю стола попискивал самовар с чайником на конфорке. Откинув ситцевую занавесочку, из кухни вышла хозяйка и остановилась, заложив под передник руки.
– Так, – крякнул майор Дядечка, вытер полотенцем шею и уставился на Саню.
Малешкин козырнул.
– Товарищ майор, эта хата отведена моему экипажу под ночлег.
Женщина за столом подняла глаза и усмехнулась, покачала головой и опять уткнулась в тарелку.
– Как фамилия? – прохрипел майор.
– Младший лейтенант Малешкин.
– Младший лейтенант Малешкин, кругом!
– Товарищ майор, разрешите переночевать, хоть у порога. На улице морозище, замерзнем. Всю ночь ехали, устали…
Майор Дядечка так рявкнул «кругом!», что пламя в лампе взметнулось багровым хвостом, а Саня с экипажем выскочил на улицу. Когда младший лейтенант Малешкин опомнился, солдат с автоматом опять стоял у крыльца, широко расставив ноги.
– Я же говорил, что не пустит. Дюже злой майор Дядечка, как собака. – Часовой еще что-то хотел сказать про своего начальника, но, видимо, не найдя крепче слов, жалобно протянул: – Товарищи танкисты, дайте закурить!
Щербак обложил солдата трехэтажным матом.
– А он-то при чем? – вступился за часового Домешек. – На, кури, бедняга. Не завидую я твоей службе. Какой части-то?
– Снабженцы, – отозвался солдат. – Разное барахло возим.
– Я так и знал – чмошники проклятые. А эта баба – майорова ППЖ? – спросил ефрейтор.
– Черт их разберет. – Солдат вытащил из кармана огромную «катюшу» – патрон от крупнокалиберного пулемета.
– А ты всю ночь так и будешь здесь торчать с автоматом?
Солдат долго бил рашпилем по кремню, пока не за тлел толстый фитиль, прикурил и вместе с дымом вы дохнул:
– Не-е-е! Мои сменщики в машине спят.
– Майор Дядечка свое дело туго знает, – сказал наводчик.
– Ну и гад! Собственных солдат на мороз выгнал. Таких людей, как клопов, давить надо. – Щербак показал, как надо давить, и погрозил кулаком.
Саня с тоской поглядел на небо. Оно было темное, прожженное крохотными колючими звездами. «Как дырявая печная заслонка», – подумал Саня о небе и перевел глаза на снег. Он показался ему лиловым. Малешкин почувствовал, что замерзает и если простоит так еще десять минут, то превратится в сосульку.
– А еще говорят, на Украине зимы мягкие, – лязгая зубами, простонал Саня.
И вдруг водителя прорвало. На нем была куцая и отвердевшая, словно кирза, фуфайка. Руки чуть ли не по локоть вылезали из ее рукавов. Никто так не страдал от холода, как Щербак.
Сначала он долго ругался, так изобретательно и ожесточенно, что даже ефрейтор Бянкин свистнул. А потом закричал:
– Чего на него смотреть? Ахнуть из пушки. Давай, лейтенант, я разверну, а ты ахнешь!
– Заткнись, Гришка! Испугался он твоего крика.
– Криком его не проймешь. Он толстокожий, – подхватил часовой. – Давай, ребята, куда-нибудь отселева. А то он меня завтра с потрохами сожрет.
– А, боитесь! – заревел Щербак. – Сейчас я с ним один расправлюсь. – И он бросился к машине.
– Щербак, вернись. Я приказываю: вернись! – закричал Саня, но водитель даже не оглянулся.
Самоходка, рыча, поползла к хате. Саня бросился ей наперерез.
– Стой! Стой! – закричал Малешкин.
Щербак остановился.
– Ты что задумал, идиот? Хочешь, чтобы всех под трибунал?
– Не бойтесь, лейтенант. Я их давить не буду. Я их выкуривать буду!
Саня опешил:
– Как это выкуривать?
– Поставлю машину выхлопными трубами к окнам и заведу. Увидите – майор со своей стервой, как ошалелый, из хаты выскочит.
– А что? Идея! – подхватил Домешек. – Давайте, лейтенант, попробуем. Если он побежит жаловаться, скажем – прогревали мотор.
Саня посмотрел на Бянкина:
– А что ты скажешь?
– А чего мы теряем? – сказал заряжающий.
Решили попробовать. Самоходку выхлопными трубами подвели под окно. От шума солдаты в машине проснулись и, узнав, в чем дело, обрадовались. Часовой убежал в хату.
Саня с экипажем на всякий случай закрылись в машине. Щербак завел мотор и стал потихоньку газовать. Из дома выскочил майор, подбежал к самоходке и, стуча по броне рукояткой пистолета, завопил:
