Зоя Богуславская - Посредники
«Совсем обнаглел, — подумал он о Мальцове. — Если не под стражей, значит, можно черт те как вести себя».
Прошел целый час, когда в комнату неожиданно вошла мать Гали.
— Федора Павловича где можно найти? — торопливо проговорила она, не здороваясь.
— Не знаю, — отрезал Родион. — Вашим делом занимаюсь я.
— Мне старшой нужен. — Она была явно не в себе. Грубоватое властное лицо потеряло амбицию. С ней происходило что-то непривычное.
— Если хотите дать новые показания, — с деланным равнодушием произнес Родион, — я могу записать. Федор Павлович с ними после ознакомится. Я как раз жду Мальцова.
— Не дождетесь! — отрезала женщина.
— Как это? — возмутился Родион. — Он же ко мне приходит, а не к Федору Павловичу.
— То раньше, — протянула мать Гали, — а теперь не придет. Нет его.
— То есть как нет? — подскочил Родион.
— Совсем нет, — сказала мать. — Он себя того... порезал, — и она показала краем ладони на горло.
Родион ринулся с места.
— Вы понимаете, что говорите?
— А что от Васьки еще ждать, — огрызнулась она, — привык руки в ход пускать. Сначала к людям с кулачищами...
Родион плохо соображал. Он уже не слышал, что говорила эта баба, он понимал, что случилась катастрофа. Катастрофа, беда, к которой он, Родион, имеет прямое отношение. «Да не может быть, — пронеслось в мозгу. — Дело-то плевое поручили, ерунда какая-то. И парень непробиваемый».
— Где он сейчас? — выдохнул Родион.
— В больнице. Можете позвонить. — Она протянула бумажку.
Родион, путаясь в диске, начал набирать номер. Занято. Он уже подумал бросить и мчаться в больницу, но в этот момент ворвалась Галя.
Ее роскошные волосы слиплись от пота, платье, натянутое на груди, промокло, кроличьи глаза потемнели от гнева.
— Уходи! — приказала она матери, с трудом переведя дыхание. — Ты уже сделала свое!
Мать упиралась.
— Иди же, — дочь тащила ее к двери. Слезы негодования блестели на серых ресницах.
— Допрыгались, голубчики, — проорала мать неизвестно про кого, но Галя уже выволокла ее из комнаты.
Через полминуты она вернулась.
— Это я во всем виновата, — вскрикнула Галя. — Я. Даже если он... все равно меня судите.
Родион с отчаяньем продолжал набирать номер больницы. Наконец отозвался чей-то голос.
— Дежурная! Как там состояние Мальцова? Мальцова, говорю...
Казалось, она перерыла все истории болезни, прежде чем дать простую справку. Потом подошел кто-то другой и ответил, чтобы по поводу Мальцова звонили в изолятор. Родион записал телефон изолятора.
— Значит, жив, — сказал он Гале. — Успокойтесь. А то рубите сплеча. Можете ухудшить его положение.
— Да никакого такого положения у него нет. — Теперь она как-то осела, потухла. Голос звучал с полным безразличием. — Обыкновенная история. Только он в ней совсем не виноват.
— Пусть так, — собираясь с мыслями, сказал Родион. — Но отношения между вами были? И на вашу маму он руку поднял. От этого никуда не скроешься.
— А он и не скрывался, — отмахнулась она. — Просто всем этим поступкам есть совсем другое объяснение, чем вы даете.
— А факты? Например, почему он не хотел узаконить ваши отношения?
— Потому что мне это ни к чему.
Тяжба была затеяна матерью этой девочки. Не поставь она событий на принципиальную высоту, может, и поладили бы потом. Во всяком случае, все было бы забыто, перезабыто и осталось только в семейных преданиях. А теперь дочка вспомнила о самолюбии. Раньше надо было думать, милая.
— Не верите? — бросила Галя и отвернулась. — Для вас ведь вся жизнь уложена в статьи уголовного кодекса. Выучили и рады. А она не всегда укладывается. Бывает, что никто не виноват, а сделать ничего нельзя.
— Нет такого положения, чтобы не нашлось выхода. — Родион смягчился, — Может, вместе поищем? — сказал он. — Видите, что теперь стряслось.
— Не знаю я ничего. Господи, — прошептала Галя. Она теребила пуговицу на беечке трикотажной кофты. Пальцы побелели от волнения. — Ведь все дело в том... — она перевела дыхание, — что... что он был для меня совсем случайный человек. Первый встречный, можно выразиться. Если б я его получше знала!
— И вы пошли с первым встречным?
— Вот именно. Пошла. Назло Генке. Мне Гена нужен был. Только по нем я бредила. А он... — голос ее оборвался хрипотцой, точно прокуренный, — он, видно, только побаловаться хотел. Месяца через два стал пропадать. Вот я на стенку и полезла. Думала, лишь бы отомстить. Родители Васины в деревню уехали. Иной раз он на меня поглядывал. Я знала, что он не откажется от меня. — Она сглотнула комок в горле. — Мы и встречались-то с Васей всего ничего.
— Ну, и что?
— Вернулся Генка. И все пошло-поехало. Я про нашу с Васей любовь почти вовсе забыла. Говорю вам, только Генка мне нужен был.
Родион подумал, что надо бы записывать: показания Гали имели решающее значение для квалификации вины Мальцова.
— А с Васей как же? — нахмурясь, уточнил он. — С ним все же продолжалось?
— Хотела разорвать. Чувствую, не могу его обманывать. Позвала его к нам и все рассказала.
— Что рассказали? — упавшим голосом переспросил Родион.
— Что не нужен он мне и не будет ничего. — Она глядела в сторону. — Здесь мать моя нас и застукала. Такой скандал пошел, на весь дом. Меня избила. И к нему — чтоб женился. — Она прокашляла совсем осевший голос, вынула из сумки платок и вытерла углы искусанных губ. — Я, дура, еще пригрозила Васе: «Женишься — все равно бегать от тебя буду».
Родион растерялся. Бог ты мой, какой переплет. А Мальцову-то каково? Ведь эта семнадцатилетняя шмакодявка что натворила! И он, Родион Сбруев, бессилен теперь что-либо исправить. «Вот и первая твоя роковая ошибка, — пронеслось в мозгу. — П р о г л я д е л ты Мальцова. А вдруг он совсем оборвал свою жизнь?» Тогда не помогут ни покаянные тирады этой Гали, ни его, Родиона, запоздалое прозрение.
Он пододвинул телефон и стал беспрерывно набирать изолятор.
На четвертый раз к телефону подошли. Глухой голос ответил, что Мальцову наложены швы, сделано переливание крови. Все зависит от состояния в ближайшие сутки. А вообще-то организм очень здоровый.
Родион положил трубку. Спина взмокла и горела, как от ожога.
Галя беззвучно плакала.
Перед глазами Родиона встала вчерашняя сцена в кусковском кафе, как она сидела с этим зубастым Генкой, разомлев от жары. Как тянула коктейль соломинкой, а ее глаза с припухшими веками не отрывались от лица парня. Сейчас то, вчерашнее, казалось таким далеким, как будто трагедия сегодняшнего была отделена рвом, через который не перебраться. И его собственное счастье, еще утром переполнявшее его до краев, тоже отодвинулось на тысячи километров.
Родиона потрясла полная непредвиденность подобного поворота событий.
«Невероятно, но факт, — любил говорить Федор Павлович. — Профессионалы в нашей области прекрасно знают это». Но Родион не мог примириться, что вот так запросто, за здорово живешь восемнадцатилетний парень захочет пырнуть себя ножом. Из-за чего! Из-за этой крольчихи, которая слова доброго не стоит. Чертовщина какая-то. А повернулось иначе. Для Мальцова обстоятельства как сложились! Ведется следствие, и в нем нет вины, только один позор. И предательство девчонки, из-за которой все случилось. Она предала и плевала на него. Это кого хочешь подкосит. Да и совпадение — не застукай их мать или будь она поумней, кто знает, как все повернулось бы.
«Только вчера ты думал, что знал человека, осуждал его, — с горечью рассуждал Родион, — а на самом деле ни хрена ты о нем не знал. Ты спокойно глядел, как он стоит у последней черты и его душит отчаянье, да еще грозил сроком, поучал, как надо вести себя. И ни в чем, ни в чем ты не сумел разобраться».
— Значит, так, — сказал он, возвращаясь к реальности. — Когда мать вас застала, вы как раз признавались Мальцову в своих отношениях с Геной?
Галя кивнула.
— Ну и что... вот в этот раз, когда вы ему раскрыли, что он для вас только орудие мести, вы что, тоже были с Мальцовым... как раньше... перед тем как вас застала мать? — не удержался Родион.
— Была...
Она наклонила голову, и он увидел светлую макушку, густо обрамленную жесткими волосами.
— ...Уж после этого мы с ним объяснились.
«М-да, — подумал Родион, наспех записывая услышанное. — Такое не сочинишь».
— Сутки надо потерпеть, — сказал он, вставая. — Не теряй надежды.
— Господи, если б я его понимала?! — сказала Галя, сжимая ладонь. — Я с вами поеду, можно? Там подожду.
— Да, да... конечно.
Родион стал собираться. Она не двигалась с места.
— Идем, — позвал он, — я подвезу тебя.
Все та же жара стояла на улице, запыленные ветки клонились в окна прокуратуры, и небо было синим, как вчера, но все было другим. Он ехал в потоке автомобилей с ощущением тягостной необратимости происшедшего. Нелепое, страшное несчастье запутало его, и он не в силах выкарабкаться. Никогда еще он никого не хоронил из близких или родных. Никогда не сталкивался с невозможным. У него это просто не укладывалось в мозгу. Сам он был полон энергии, сил, для чего же другим надо было губить себя? Неужели то, что тебе удача во всем и ты счастлив, это тоже ничего не значит? Все может в один миг, которого ты совсем не ожидаешь, перевернуться по «независящим от тебя обстоятельствам»? Сейчас его поразила и потрясла мысль, что, очевидно, именно так живут все люди — в этом неизбежном соединении взлетов, радости и утрат. И может быть, только пройдя через испытания и горечь потерь, рождается полноценная личность, способная выстоять перед жизненными невзгодами и неотвратимостью смерти.
