Александр Черненко - Моряна
«Значит, вышли из каюты пустыми! — мелькнуло у него. — Потому и рвутся туда!»
И он громко крикнул Бушлаку:
— Бей по этим!..
Бушлак и Лешка выстрелили одновременно.
Один из незнакомцев широко взмахнул руками, опрокинулся на палубу; на него навалились подбежавшие Буркин и Сенька. Но другому незнакомцу, что был в огромной серой кепке, удалось прорваться в каюту.
Не успел Лешка сообразить, что же делать дальше, как вдруг из-за низкой крыши каюты показалась голова в огромной кепке, грохнул выстрел — и тут же упал Бушлак. Снова грохнул выстрел — и повалился Дмитрий, не то подкошенный пулей, не то укрывшийся за выступом люка.
— Ах ты, г-гад!.. — Лешка ударил по незнакомцу в кепке, ударил еще и еще раз.
Кепка скрылась за крышей каюты, но тут же показалась с другой стороны каюты. И Лешка услышал, как совсем близко прожужжали пули. Лешка бросился на палубу и, растянувшись за кругом каната, выстрелил.
— Н-на... г-гадюка! — яростно выругался он и снова услышал, как где-то рядом звонко цокнула о палубу пуля, другая.
Лешка нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало.
«Все патроны! — мрачно подумал он. — Все!!» — и, заметив недвижно лежавшего у борта реюшки Бушлака, пополз было к нему, намереваясь воспользоваться его ружьем. Но свистящая очередь пуль заставила Лешку вновь припасть к палубе. Рядом с ним, пронзительно вскрикнув, растянулся подсеченный пулей Кузьма Жидков.
Осторожно приподняв голову, Лешка увидел, как вдоль стены каюты пробирался ползком Макар, метивший, наверно, обойти незнакомца, который находился по другую сторону каюты. Макар волочил за собой топор. И только было нырнул он за каюту, как его встретил выстрел в упор.
Лешка вскочил, подбежал к Бушлаку, выхватил ружье и, вскинув его, выстрелил в незнакомца. Но тот снова скрылся за крышей каюты. Неожиданно он появился с противоположной стороны, откуда Лешка никак не ожидал его. И, если бы не подоспела на помощь Глуша, вряд ли Лешка избежал бы вражеской пули.
Выглядывая из двери своей каюты, Глуша, вдруг заметила, как незнакомец направил револьвер в спину Матроса.
— Леша!! — пронзительно закричала она и тут же сорванной с плеча санитарной сумкой со всего размаха хлестнула по ногам незнакомца.
Тот, качнувшись, свалился за борт, на лед, однако, мгновенно вскочив на ноги и отстреливаясь из двух револьверов, стал отходить к берегу.
Со стороны ледяного затора бежали ловцы, которые до этого пробивали проход в торосах для дойкинской флотилии. Размахивая ломами, топорами, они бежали наперерез стрелявшему человеку, еще не зная точно, что случилось.
Впереди других бежал Яков Турка, за ним Павло Тупонос.
— Держа-а-ать его! Держа-а-ать!.. — кричал Лешка и, перескочив на стоечную, спрыгнул на лед.
Глуша поспешила к неподвижно лежавшему на палубе стоечной Дмитрию, на ходу раскрывая санитарную сумку.
Следом за Лешкой спрыгнули на лед Коляка и Буркин. Коляка вырвался вперед и, то припадая ко льду, то вскакивая, двинулся в обход незнакомцу.
Незнакомец, отстреливаясь, уходил все дальше и дальше к берегу.
Лешка выстрелил по нему, но промахнулся. Перезарядив ружье, снова выстрелил.
Незнакомец упал на колено, однако быстро поднялся. Но в эту минуту Яков Турка с одной стороны, а Коляка с противоположной подшибли его пущенными по льду топорами. Он опрокинулся на лед и только было хотел подняться, как на него набросились подбежавшие ловцы.
Первым подоспел к ним Лешка.
— Вяжите его! — приказал он и кратко сообщил Якову о случившемся.
— Ах ты, сволота! — зло выругался Турка, пиная незнакомца и скручивая ему на спине руки. — Поперек дороги захотел встать, сволота!
— Поперек артельной дороги, — поправил Якова Коляка.
Турка растроганно посмотрел на Коляку и улыбнулся. Улыбнулся и Коляка.
— Такие-то вот дела, Яша! — взволнованно сказал он.
— Добрые дела, Николай Евстигнеич! — радостно откликнулся Яков, довольный своим примирением с Колякой и тем, что наконец-то создана артель.
Незнакомец, кусая губы, исподлобья и ненавидяще посматривал на Лешку, который шагал сбоку его. Позади шли Яков и Коляка, придерживая за концы веревку, которой были связаны руки незнакомца.
Когда поднялись на стоечную, Яков Турка сказал Василию, показывая на приведенного злодея:
— Вот он, твой «дружок»!
Это был тот самый, который первым приехал в Островок и остановился в доме Сазана.
Василий, вскинув кулаки, рванулся к нему. Но Лешка преградил дорогу.
— Не стоит, Вася, руки марать о такую мразь, — спокойно сказал он и брезгливо поморщился.
Василий разжал побелевшие кулаки, облизал пересохшие губы, шумно вздохнул.
— А тут как? — спросил его Лешка, оглядывая стоечную.
Окончательно овладев собой, Василий по-военному подтянулся и доложил, кивая на палубу, где лежали связанные бандиты.
— Все четверо — порядком ранены, один доходит...
Лешка презрительно посмотрел на связанных. По одну сторону их стоял с ломом на плече, будто с ружьем, Тимофей, по другую — Антон с топором.
— ...Никак не признаются, — продолжал докладывать Василий. — Ни в какую! А Мироныч все рассказал... — И, помолчав, дрогнувшим голосом добавил: — Костя и Макар ранены, Кузьма еще ранен, а Митрий... насмерть.
Он скользнул взглядом по крыше каюты, на которой лежал под брезентом убитый Дмитрий Казак; видны были только его ноги в огромных морских сапогах, подбитых блесткими железными пластинками. Рядом стояла Глуша, скорбно опустив голову на грудь.
Лешка откинул край брезента. Лицо Дмитрия было необыкновенно белое, словно запорошенное снегом, а руки кем-то сложены крест-на крест на груди. Лешка посуровел; снял бескозырку. Следом за ним обнажили головы ловцы.
— Жалко Казака, — глухо сказал он. — Только начал классу набираться... — И, отвернувшись, задумчиво оглядел влажными глазами торосы. — Жалко...
Ловцы, склонив головы, молчали. И только Глуша чуть слышно проронила сдавленным голосом:
— Спасибо, Леша... Ясно, жалко...
Из глаз ее катились слезы, намерзая светлыми тонкими льдинками на округлых розовых щеках.
А на льду, в стороне от стоечной, Буркин рассказывал людям дойкинской флотилии о последних событиях в Островке, о злодейских замыслах задержанных бандитов.
Глава четырнадцатая
Ловцы Островка, как и все ловцы Волги и Каспия, выходили на первый колхозный весенний лов рыбы.
Ярко светило солнце, затопляя теплыми потоками золотистых лучей окружные воды, камыши, берега.
Сазаний проток ослепительно сверкал червонной солнечной чешуей, словно поверх воды его двигались несчетные косяки сазана. Грохочущий ледоход, еще неделю тому назад, ночью стремительно пронесся в море.
На берегу собрался весь поселок. Даже древние деды и старухи, которые уже по нескольку годов не слезали с печей, и те вышли на берег посмотреть на желанный и радостный праздник первой колхозной рыбацкой весны.
Все были одеты по-праздничному; даже уходившие в море ловцы надели вынутые из сундуков и пропахшие нафталином добротные пиджаки, суконные шаровары. Рыбачки нарядились в новые, широченные юбки, в цветистые полушалки, платки, косынки.
Тут и там звенели гармошки, танцевали парни с девчатами, слышны были песни, шутки, смех.
И только не было на берегу Глуши да еще нескольких ловцов. Похоронив Дмитрия, она стала работать в сетевом лабазе колхоза, но вдруг затосковала и уехала к отцу. Лешка уговаривал ее остаться в поселке, проводить людей в море; она согласилась и, сказав ему: «Спасибо, Лешенька! Я же скоро вернусь!»— отправилась на маяк...
Не было на берегу и Дойкина, Краснощекова, старого Турки: их вместе с пойманными бандитами отправили в город.
Не вышли еще на берег Костя Бушлак, Макар и Кузьма. Раненные, они лежали в доме старой Маланьи Федоровны, где за ними ухаживала сначала Глуша, а затем присланный Катюшей Кочетковой врач из района.
Но вскоре и они показались на берегу — их вели под руки, чтобы посадить на баркас и отправить в районную больницу.
Первыми шли Макар и Кузьма; их поддерживали жены и другие рыбачки. У Макара была забинтована простреленная шея. Кузьма припадал на правую раненую ногу, обутую в чувяк и перевязанную от ступни до самого колена.
За ними осторожно вели Костю. С одной стороны его шагал врач, с другой — Кочеткова, снова приехавшая в Островок проверить, как подготовился колхоз к выходу в море.
— ...Нет, нет, доктор! — торопливо и встревоженно говорила она. — Его следует отправить в город: ранение ведь очень серьезное. Вы же сами говорили!..
Костя слегка повернул забинтованную голову в сторону Катюши и посмотрел на нее усталыми, благодарными глазами.
