Андрей Платонов - Том 1. Усомнившийся Макар

Земля — дума, песня не пропетая,
В мире нет задумчивей лица,
И долга, долга дорога светлая,
И в глазах от радости роса.

Тяжела нам вечность неизменная,
Тишины и думы синие огни,
Мы поймем, исходим всю вселенную,
Не заблудимся без матери одни.

Мы поднимем камни, камни и железо,
Где уходят вечером неслышные стада,
Ясную вселенную увеличим в весе
И небесные засветим города.

Как тоскует верба в поле!
Ветер как гудит!
Сердцу человека больно,
Человек не говорит.

Тьма и дождь, и бесконечность.
И не видно ни звезды…
Тихо мрут над гробом свечи,
Мертвый жизни не простит.

Он лежит замолкший, тайный
И смертельней мертвеца,
Он проснется завтра рано,
Догорит к утру свеча.

Нежен взор его туманный,
И под горлом теплота,
Веки дрогнули нечаянно
Тише жизни красота.

В железной шапке льдов,
С дыханьем тайным тихих океанов,
Земля без имени, без человечьих слов
Ревет и мчится в звездном урагане.

Я вижу землю без любви,
Тяжелой думой напряженную, —
Гранитный шар земной мне душу раздавил,
И высек мысль, сопротивленьем раскаленную.

В работе есть исход душе,
И мысль есть поцелуй вселенной,
Трава течет в тиши ржаных межей,
И облака вскипают белой пеной.

Ты — мысль! Бредущий странник против ветра.
И посох твой о путь не прогремит,
Ты слышишь ночь и песнь великого рассвета
И видишь высоту, где сила буйная звездою шелестит.

Ты утаилась от расстрела смерти.
Преступник тайный, поджигатель мира,
Сама ты миру гибелью ответишь
И над упавшею звездою расправишь пламенные крылья.

Выйду в новом сарафане
Я за гумна ввечеру,
Затаюся за поляной,
Не вернуся ко двору.

Загорится над рекою
Высока, светла звезда,
Родилась я, знать, такою
Птицей — с птичьего гнезда.

Стихнет, стихнет и умолкнет
Голос всякий на селе.
По росе пойду, намокну,
Песня вспыхнет веселей.

Не проведают на утро,
Где любилась я одна.
Уходила в гору круто,
Доставала в небе дна.

Мама, мамушка родная,
Ты припомни обо мне,
Говорушка я лесная
На гнилом змеином пне.

Когда я думаю, я слышу музыку,
Поют далеко голоса.
И светит солнце слепому узнику,
И песне-мысли нет конца.

Над головою дышит бездна,
Непостижима и ясна
Дорога вышла в неизвестность,
Где вечно светится весна.

Лицо вселенной там прекрасно,
Ее смертельна красота,
Звезда упала, летит и гаснет —
Над нею выше высота.

У дороги края нету,
Нету дома и конца.
Мы идем по голубому свету,
Ищем голубиного яйца.

Реки все за нами льются,
И леса бредут по ветру вслед,
Там далеко родники сольются,
Мы и этот покидаем свет.

Крыша над полями тает,
Убегает по лугам волна,
Солнце землю пьет, а конь его играет,
Золотая деда борона.

Голова моя под шапкой светится,
Пухнет пузо под рубахой ржи.
Вон руками замахала мельница,
А и ветер не брюжжит.

Мы пришли на косогор утихший,
На горячую девичью грудь.
После страды нам невесты ближе,
Вечер каждый они кровь сосут.

Руки вскинуты и звезды загораются,
Груди голые — два тихие холма,
Косари до света белого промаются,
Понавалят в душу хлеба закрома.

По деревням колокола
Проплачут об умершем боге.
Когда-то здесь любовь жила
И странник падал на дороге.

О, милый зверь в груди моей,
И качка сердца бесконечная,
Трава покинутых полей,
И даль родимая за речкою.

Я сердце нежное, влюбленное
Отдал машине и сознанию,
Во мне растут цветы подводные,
Я миру вестник мира дальнего.

Слетают звезды с вышины,
И сердце, радуясь, пугается,
Как много в шуме тишины,
Звезда на песню отзывается.

На зеленой, на поляне,
Посередке улицы,
Ходят Стеши, ходят Глани,
Румяные курицы.

Кочетами Вяньки,
Степки Выступают важно,
А курносой рожой цопкой
Так умилен кажный.

Норовит корявой лапой
Ухватить за сиську,
Ухмыльнулся баба-бабой
Страхолюдный Митька.

Рыжий дернул на гармошке,
Девки взвыли в голос,
Застрадали про Ермошку.
Рос высокий колос.

Дорога утром легла далеко,
Дорога утром без краев.
Река не дышит, река глубока
Под куренями у рыбаков.

Поют колосья и никнут нивы,
Зажег на небе костер пастух,
А лес махает зеленой гривой
На поле спелых ржаных краюх.

Ищу невесту, а ее нету,
Я позабыл ее избу.
Поднялся рано — еще до свету,
С сумою нищей на горбу.

Мы на ветру живем
С незащищенным сердцем,
В пучине мира мы — нечаянный огонь:
И либо мы весь мир ослепим,
Иль либо нас потушит он.
И весело на свете быть голым и живым —
Таким вот, от которых и горе устает,
Не мудрым, не прекрасным,
А — сильным и простым,
Не богомольцем правды, а мастером ее…
Я знаю —
И в живом созреет тихо смерть,
Но тишины не станет на земле:
Не будет солнце зря гореть —
И жизнь сумеет крикнуть веселей…
И вот смотри —
Без смысла и на льду,
Своей кончины каждый накануне,
Живой глядит на пышную звезду —
Бессмертен он или безумен?
Он мудрость всю отдаст за теплоту
Живого тела своей милой.
Он завоюет голубую высоту,
Чтоб доказать любимой свою силу…
Настанет час —
Из мировой пучины
Он образует милое лицо,
Чтобы была невеста сыну,
Как мать его, любимая отцом.

Мы стареем, потому что мы живые,
Нам усталость мочит белые глаза,—
Значит, мы с тобою были молодые,
Но еще гремит любовная гроза.

Оттого ты с каждым годом мне милее —
Жар неистовый сменен на теплоту.
Слышу я, как сердце мое зреет,
Чтоб, созрев, упасть в родном саду.

Ты еще жива, твои глаза сияют,
Сердце грудь качает, краснея и спеша,
Но года замрут и про тебя мне скажут:
Век отвековала верная душа.

Наверно, молодость придется истомить
Зажатой в гайку тесного труда.
Нам не дано Америки открыть,
И миновала нас счастливая звезда.
Прошли зеленые веселые века,
И зрелый день стоит над головой.
Нашла русло октябрьская река,
Ее долина поросла травой.

И траву надо днем косить,
Чтоб можно было вечерами петь:
Нельзя лбом стену прошибить,
Зато возможно пальцем протереть.

Земле не очень надобен поэт:
Как ни смеется он, а все равно заплачет.
Хоть и поет он, песня его спета —
И в жизни умной ничего не значит.

Но, друг!
Ведь жизнь — хорошая подруга.
А ты — сердечное сокровище мое!
Большая нам оказана услуга —
Дано нам жить, а мы — поем!

Ты погляди! Нечаянно и звонко
Растет трава, и звезды шелестят,
Упрямо в сердце бьется перепонка —
Целуй же жизнь в порочные уста!