Сергей Снегов - В глухом углу
Усольцев, со своей стороны, не давал поселку впасть в зимнюю спячку. Он знал, что люди, которым некуда девать свое время, все равно убьют его, но убьют пусто и скверно — на пьянку, на карты, на ссоры. Он часто заходил в бараки, еще чаще бывал в клубе. Там все вечера было полно — играли в шахматы, слушали лекции, танцевали, смотрели кино. На прежних стройках Усольцев выбирался в кино не чаще раза в квартал, ныне не пропускал ни одной картины. Он преследовал все ту же цель — изучал малознакомый молодой народ, нынешних своих рабочих. Иногда ему казалось, что он полностью в них разобрался, иногда одолевали сомнения — нет, далеко не все ясно, своеобразные, в общем люди.
Однажды он заглянул в комнату Внуковых. Саша и Виталий одетые валялись на кроватях, уныло отдыхая. Усольцев помнил, что эти два парня недавно затевали волынку. О Виталии потом напечатали хорошую заметку в газете. О Саше не было слышно ни хорошего, ни плохого. Усольцев поинтересовался, почему они не в клубе.
— Устали, — проворчал Саша, — работа тяжелая.
— Другие пошли на новую картину. Разве у них работа легче?
Саша хмуро посмотрел на него.
— А то нет? Самая тяжелая — нам… Штрафуют за ту бузу, так я понимаю.
Виталий объяснил, что бригада их разбита на три группы: одни переведены в плотники, другие заканчивают штукатурные работы в построенных домах, а третьи — ему, Саше, Семену и Васе — пришлось опять идти в землекопы — роем фундаменты под новые дома.
— Но тех двоих — Семена и Васю — ведь никто не штрафовал? — допытывался Усольцев. — А они с вами рядом трудятся. И вроде не жалуются.
— Еще бы жаловались, — сказал Саша. — Семену что тачку возить, что сосны валить — медведь!
Усольцев изучал его лицо — угрюмое, недоброжелательное, подозрительное. Все чувства отпечатывались на этом лице живыми знаками: люди с такими лицами любят одних себя, да и то не очень — без самоуважения… Он перевел взгляд на Виталия. Виталия тяготило, что они с Сашей устроены хуже других, но жаловаться не хотел.
— Вот что, ребята, — сказал Усольцев. — Землекопам зимой, конечно, труднее, чем плотникам. Но ведь надо же кому-нибудь и землю копать. Скоро вы все сойдетесь снова на кладке стен, бригада ведь у вас каменщиков, так кажется?
— Каменщиков, — ответил Виталий, а Саша буркнул: — Справедливости нет, вот о чем речь!
— Будет справедливость, — пообещал Усольцев. — И добьетесь вы ее сами. Завтра походите по объектам, где работают ваши приятели и подруги, и присмотритесь, кому правильнее идти взамен вас в землекопы. После этого — ко мне и называйте фамилии: переведем вас на их место, а их — на землю.
Саша покривился.
— Нашли дураков! Да нас они со света сживут, когда узнают.
— Что вы придете ко мне, будем знать только мы трое.
— Что же, вроде подходяще! — осторожно сказал Виталий. — Если без шума — можно!
Когда Усольцев ушел, Саша зевнул и отвернулся к стене.
— Пойдешь ты, Витька. Я этих штук — присматриваться, кто где работает, — не люблю, понял? Тем более — врет он, никого не переместит. Начальство всегда врет.
— Ну, не всегда. Бывает, что врут, но не всегда.
Саша скоро захрапел, а Виталий лежал и думал о своей жизни. Занятие это — обдумывать жизнь — было ему внове, раньше он просто жил, радуясь выпадающему хорошему, огорчаясь при неудачах. Дальше так идти не могло, надо брать жизнь за рога и силой толкать в нужную сторону. Маленькое происшествие с прогулкой в пургу имело большие последствия. Из Москвы пришли письма от приятелей, газетная статья их — поразила — все радовались его успехам. Кое-кто закидывал удочку, не перебраться ли и ему в эти далекие края, где так хорошо развернулся Виталий? На что он способен, могут и другие, не он один родился героем.
Это писали те, кто называл Виталия байбаком и балбесом, многие открыто признавались, что не понимали его раньше, другие умалчивали о своих ошибках, но тоже не повторяли обидных прозвищ. У Виталия дрожали от возбуждения руки, когда он читал первое письмо, а потом посыпались новые, такие же хорошие, еще лучше. Они связывали Виталия, ему было совестно перед собой — в него поверили далекие друзья, он не мог обмануть их доверия. В нем вспыхнуло честолюбие, острое и неожиданное чувство, он хотел выйти в первые, чтоб снова о нем писали газетные статьи и снова он отсылал их в Москву — читайте, кумекайте, каков Виталий, нет, это была не случайность, тот героический поход в пургу! И когда он думал об этих отличиях, его охватывала обида — какие могут быть достижения на отбойном молотке и лопате, тут нужна физическая сила, а не умение и мужество! Нет, как ему не повезло, как не повезло! Игорь с Верой в плотницкой, Лешка со Светланой, Надей и Леной штукатурят, а он вкалывает на морозе! Виталию захотелось плакать, до того стало себя жалко. Пусть Сашка поступает, как хочет, а я это дело поломаю. Раз сам Усольцев обещал, перейду на работу, где можно показать по-настоящему, кто чего стоит!
И последнее, о чем думал Виталий, засыпая, были деньги, полученные из дома для бегства из тайги. Деньги лежали в бумажнике аккуратненькой стопочкой, серенькие и синенькие билетики — они жгли, напоминали о том, что пора, наконец, решиться на что-нибудь: или смываться, или насовсем оставаться. Куда бы ни шел Виталий, он ощущал этот набитый бумажник, как инородное тело, что-то вроде зловредной опухоли, с которой надо обязательно разделаться, пока она тебя не задушила. Виталий нашел бы способ разделаться с деньгами, но решение зависело не от него, он дал слово быть в этом деле заодно с Лешей и Светланой, теперь надо ждать их приговора. Виталий поеживался в постели — черт знает, как повернутся события. От взбалмошной Светланы можно всего ждать!
3
Утром Виталий сказал Васе, что его вызывают в контору, и побежал в деревообделочный цех. Он не торопился разыскивать Игоря и Веру. Он осматривался, останавливался. В цеху было тепло и шумно, у стен поднимались штабеля готовых досок, пахло сырой древесиной. Первой Виталию повстречалась Вера. Она приглаживала электрическим рубанком доску. Работала она, как обычно, медленно и без усердия — стружка шла мелкая и неровная. Виталий прикинул про себя, что бы он делал на месте Веры, вышло так много и хорошо, что он радостно усмехнулся. Вере показалось, что он посмеивается над ней.
— Что шляешься? — сказала она. — Присматриваешься, куда в тепло пристроиться? Здесь занятие как раз по тебе — одни девушки работают.
И хотя Виталий думал именно о том, что рубанок оказался бы вполне ему по плечу, он с негодованием запротестовал:
— Еще чего! У меня свое мужское занятие — ковыряем землю-матушку!
Он поспешно отошел, чтобы не продолжать неприятного разговора и, холодея, подумал, что совершил глупость. От электрического рубанка надо было отречься, что там ни говори, занятие это скорее для женщин, а не для парней, но хвалить котлован не следовало. Что теперь подумает о нем Вера, когда он оставит отбойный молоток? «Дурак! — ругал себя Виталий. — Нет, дурак же!» Настроение у него испортилось, он уже хотел уйти из цеха, не повидавшись с Игорем. Но Игорь сам его заметил и окликнул.
— Я сейчас, — сказал Игорь, — вот еще эту сосенку прокатаю.
Виталий угрюмо следил, как Игорь ловко подталкивал бревно на круговую, бешено вращающуюся пилу. Железо завизжало живым голосом, вгрызаясь в дерево, целый фонтан солнечно-светлых опилок взметнулся вверх. Если и была где легкая, по-настоящему стоящая работа, то, конечно, у Игоря.
Игорь распилил бревно и обернулся к Виталию.
— Ты почему не в котловане?
— Да так, вызывали в контору… На обратном пути заглянул посмотреть, как у вас… Не скучаешь в тепле?
— Скучаю, — грустно сказал Игорь. — Хорошо здесь, а с товарищами веселее. Не слыхал, скоро нас соединят?
— Выведем фундамент без вас, а стены — укладывать вместе…
— Хорошо вам! — Игорь снова вздохнул. — На воздухе, на морозе… Здесь так жарко, что и в одной рубашке потом обливаешься. Слушай, Витя, а ты не поменяешься со мной? Ты бы освоил пилу быстро, я уверен!
— Что ты! — Виталий с отчаянием сознавал, что и в этот раз говорит вовсе не то, что следовало, но не мог по-другому. — С какой стати с тобой меняться? Мы с молотком — приятели! Не то, что летам — на кайле и тачке…
Игорь взялся за свое бревно, а Виталий пошел к выходу. На воздухе он запахнул полушубок и зашагал на стройучасток. В этот теплый, наполненный запахом древесины цех пути больше не было. Виталий даже согнулся от стыда, представив, что произошло бы, если бы Веру или Игоря погнали в котлован, а его — вместо них. От одних укоризненных взглядов проходу не будет, а взглядами не ограничится, такая, как Надя, поупражняет язычок… Виталий пошел в заканчиваемый дом, зная, что идет напрасно и сюда. Никогда у него не хватит решимости настоять, чтоб Лешу или тем более девушек выдворили из помещения на мороз. Ну и задачу задал Усольцев — хитрый мужик, хитрый…
