Анатолий Емельянов - Разлив Цивиля
— Значит, нынче вечером увидимся.
— Но ведь тебе небось некогда, — как и Павел минуту назад, с подковыркой сказала Лена. — Сев-то еще, сам говоришь, не кончили.
— А мы по такому случаю — по случаю прибытия секретаря райкома комсомола — завершим его досрочно, — принял шутку Павел.
— Шутки шутками, а мне бы надо найти Володю.
— Ну, это не так сложно. Вон он со своим помощником Василием Тимофеевичем, заканчивают кукурузу, если уже не закончили.
— Что за Василий Тимофеевич? — спросила Лена. — Что-то не помню такого.
— Вообще-то ты его должна знать. В Сявалкасах сей молодец известен еще под именем Васи Гайкина.
Лена громко расхохоталась. Павел вспомнил, как при первой их встрече она похвалялась любовными письмами Васи к ней. Вспомнила ли она сейчас тот вечер? Должно быть, тоже вспомнила, потому что перестала смеяться, чуть-чуть смутилась и, не зная что сказать, спросила первое попавшееся:
— И как он работает?
— Работает так, что через большое ли, малое ли время прославленного кукурузовода Владимира Баранова может заткнуть за пояс, — нарочно поднял Васю в глазах Лены Павел.
Они дошли до края клеверного поля и выбрались на дорогу, ведущую к Цивильским поймам.
— Хочется мне, Павел, Санькину с Анной свадьбу сыграть по-комсомольски, — перевела разговор Лена.
— Играли у нас такие свадьбы на целине.
— Ну, и как?
— Да вот видишь, приехал оттуда неженатым — значит, не очень понравилось, — усмехнулся Павел. — Проходило это обычно в клубе, молодоженов поздравляло начальство, а потом им вручались ключи от новой квартиры, подарки от дирекции совхоза, от профкома. Наш председатель месткома, родом с Украины, был веселым человеком. Он не очень-то ломал голову над тем, чтобы как-то разнообразить подарки. Дарил он каждый раз одно и то же — койку. И говорил при этом: «Коль мной подарен спальный станок, так пусть через год у вас будет дочка или сынок…» А в Сявалкасах как ты мыслишь все это делать? Квартира не нужна, у Саньки, слава богу, свой дом. Да и потом… — Павел сделал паузу и закончил:
— А потом, чем плоха наша чувашская свадьба?
— Чувашскую свадьбу в Сявалкасах я уже раза три видела. Уж больно она многолюдна, и многие, совсем посторонние люди, приходят на нее из-за корчамы, поскольку подносят всем без выбору. А как бы сделать свадьбу без пьянки, разве что с шампанским для молодоженов?
— Я сам хоть и не большой охотник до выпивки, а все равно знак равенства между весельем и пьянкой ставить бы не стал. Свинья, как захочет, грязи всегда найдет: кто хочет напиться — напьется. А если одно шампанское, да еще и не для всех, а только для молодых — это же голубая мечта, маниловщина. Все будет: поздравления, всякие слова, не так уж трудно организовать и какие-то подарки. Все будет чин чином. Не будет главного, ради чего свадьба делается, — веселья. С пьянкой, милая Лена, бороться надо не на свадьбах. А то было бы слишком просто: на свадьбе пить одно шампанское, а при рождении человека и вовсе молоко или минеральную воду…
— Ты уж очень сердито.
Лена замолчала, то ли обиделась, то ли о чем своем задумалась.
А Павел на минуту представил себя и Лену в сявалкасинском клубе, представил, как Трофим Матвеевич поздравляет их с законным браком, говорит еще какие-то слова. Из райкома комсомола тоже кто-то выступает и тоже говорит, в сущности, те же слова. А на столах стоит лимонад, и только перед молодоженами бутылка шампанского… Празднично, торжественно и… скучно, неинтересно.
А рядом с клубом, в каком-то крестьянском доме, в это же самое время играется старинная чувашская свадьба. Там речей никто не говорит. Там угощаются, веселятся, поют. И поют не какого-нибудь комсомольского «Черного кота», а прекрасные народные песни-причеты. Где еще, как не на свадьбе, услышишь теперь чувашский пузырь? А где еще услышишь барабан? А как складно, как интересно ведет застолье дружка!.. Еще когда только свадебный поезд приезжает за невестой — сколько всяких песен поется.
Салам алик! Привет хозяевам!
Привечаете ли вы нас?
Если вы рады, нам — мы три шага вперед,
Если не рады нам — мы три шага назад.
Ехали мы к вам между небом и землей,
Одолели дремучий лес в шестьдесят верст,
Проехали степью семьдесят верст…
Еще в детстве слышал Павел эту песню-приговорку, а ее слова и по сей день памятны… Вся шумная, празднично разодетая толпа затихла, и все слушают иносказательный рассказ о том, как они ехали по лесной дороге, проторенной лосем, как ехали степью и увидели озеро, а посреди озера — столб золотой, а на том столбе орел сидит, и клюв у него золотой, когти серебряные, глаза, как жемчуга; крыльями машет, ногами пляшет, а серебряным клювом веселую музыку наигрывает. У орла в гнезде сорок яиц, сорок первое улыбается. И нас тоже сорок человек, а хотим, чтобы было сорок один… Споет ли кто эти песни на комсомольской свадьбе?!
— Не мешало бы нам все хорошее, интересное взять из старой чувашской свадьбы, — отвечая своим мыслям, говорит Павел.
— Оставить хорошее от пасхи, оставить хорошее от старой свадьбы, — в голосе Лены слышится насмешка.
— А и что такого? Зачем крайности? А то ведь у нас как? Новое — давай его сюда. Старое — вон, долой. И не глядим, что это за новое, лишь бы новое… Словом, что до меня, то я женился бы по-другому.
— А как? — Лена даже приостановилась.
— А вот так, — Павел притянул ее к себе и спросил: — Хочешь ли ты, Лена, стать моей женой?
Поддерживая игру, Лена ответила:
— Хочу.
И тогда Павел наклонился и поцеловал ее в полуоткрытые губы.
Лена засмущалась, зарозовела и, тихонько освобождаясь от объятий Павла, сказала:
— Какой-то ты сегодня странный, Павел. Начали с одной свадьбы, а перешли на другую.
— Я просто хотел сказать, что рад твоему приезду.
— Уж очень иносказательно у тебя получается.
— Как на старой чувашской свадьбе. А я сейчас, как раз, ее вспоминал… Ну, вот мы и пришли.
3
Сявалкасы в цвету.
Первыми оделись в свой белопенный наряд черемухи, следом за ними дружно, вместе, зацвели вишни и яблони. Только-только начали опадать первые лепестки черемух — зацвела сирень. В садах стоит ровный мерный гул — деловито жужжат, перелетая с цветка на цветок, пчелы, осы, шмели. Воздух похож на только что созревшее пиво, из которого отцедили хмель; его аромат пьянит и будоражит кровь.
Теплые солнечные дни торопят сявалкасинцев с окончанием весенних работ. Закончив посадку картофеля в колхозе, все взялись за приусадебные участки; поглядишь с пригорка на село — кажется, что все его жители, от мала до велика, высыпали на свои огороды. Кто сажает картошку, кто помидоры, кто капусту.
Павел уже собрался уходить из правления, как зазвонил телефон.
— На этот раз мне повезло, — услышал он голос секретаря райкома. — Застать тебя не так-то просто.
— Что поделать, — ответил Павел. — Мое рабочее место не за канцелярским столом, а на поле.
— Что верно, то верно… А позвонил я вот что. Что вы там на ровном месте мост строите?
— Какой мост? — не понял Павел.
— Хорошее клеверное поле, говорят, распахиваете. Мирон Семенович сегодня специально приходил, чтобы информировать меня об этом. Газеты обрушились на травы, и вы, говорит, пошли по этому же пути. А надо ли? Пойменных лугов у нас мало, и тому же клеверу и люцерне еще придется низко кланяться.
Павел объяснил секретарю райкома, почему они распахали клеверное поле.
— Ну, если клевер погиб, то поступили правильно. А я звоню потому, что кое-где в районе перепахали и хорошие травяные поля. И сегодня по этому вопросу специально созывали бюро. Так что завтра-послезавтра получишь решение… Да, а как показал себя твой плуг? Я рассказывал про тебя секретарю обкома, и его тоже заинтересовал твой плуг. Обещал в самое близкое время приехать в район, тогда тебя навестим обязательно.
Павел сказал, что на Вил Зэре уже начинают появляться всходы. Трудно предсказать, как и что будет дальше, но всходы добрые, можно надеяться и на добрый урожай.
— А как с партийной работой? Большая ваша беда: не растут в Сявалкасах наши ряды. При Виссарионе Марковиче за два года организация ваша не прибавилась ни на одного человека.
— Будем расти, Василий Иванович. Уже двое подали заявления. Вот только у одного из них, у Баранова, закавыка с выговором.
— Знаю я этот выговор. Баранов — парень достойный, так что пусть готовится… Ну, а пока до свиданья. Скоро увидимся.
Весь день Павел опять провел в поле.
II опять около Осиновой рощи настигла его Марья на своем черном мотоцикле.
Марью не узнать. Она осунулась, щеки запали, а под глазами появились синяки. Губы стали еще тоньше, словно бы высохли на ветру и солнце.
