Вера Кетлинская - Иначе жить не стоит
— Не верят им, что ли?
— То-то и беда, что они были у меня на вечеринке. Выходит — купил за выпивку.
— Так мы подтвердим документом и партийными ручательствами, как было дело.
Маркуша безнадежно поник.
— Да ты что?
— Еще одно дело пришили мне. Кругом оплевали. Не знаю, кто из вас помнит… На первом курсе было. Попалась мне троцкистская листовка насчет каких-то международных дел. Ну, не понимал я тогда в этом ничего! Смотрю — напечатано на тонкой бумажке что-то политическое. Показал ребятам в общежитии, увидели — троцкистская — и разорвали. Еще и плюнули на нее. А теперь какой-то мерзавец вспомнил и пришил распространение вражеских листовок.
— Это было при мне, я все помню, — сказал Саша и стиснул челюсти так, что заходили желваки.
Маркуша с надеждой вскинул голову.
— Подтвердишь?
— А ты что же — за подлеца меня считаешь? — ответил Саша и вдруг радостно улыбнулся. — Как же хорошо, что ты прибежал, Серега! Завтра с утра напишу, заверим в парткоме…
— Завтра с утра — уже на горком, — опять сникая, сказал Маркуша. — Прямо как на пожаре — сегодня без предупреждения вызвали, читают какое-то показание, не называя фамилии — чье… Я растерялся, отбиваюсь как могу, а мне шьют, шьют одно за другим! И эта сволочь Исаев все подогревает: «Подозрительно! Смотрите, все одно к одному сходится!»
— Формулировку какую записали? — осведомился Липатов.
— Страшную! Что-то вроде «троцкистского последыша» и еще насчет морального уровня…
Все молчали. Вот ведь как получается… Серьезное дело, в два счета не распутаешь.
Липатов обнял друзей за плечи.
— Повоюем за человека?
И потом уже по-деловому определил, что писать Пальке по поводу угля, что писать Саше о давней истории с листовкой. Тут же, зайдя в пустую аудиторию, написали. Липатов тоже написал — характеристику коммуниста Сергея Маркуши, которого знал все годы учебы. Прочитали друг другу и пошли в партком, оставив Маркушу в аудитории.
В парткоме они застали Алферова и Сонина. Алферов как-то странно посмотрел на них и перемигнулся с директором.
Липатов объяснил, что произошло с Маркушей и почему нужно срочно, сегодня же, заверить их показания. Сонин отошел к окну, как только понял, в чем дело. Он хорошо помнил студента Маркушу и гордился стахановскими успехами молодого коксохимика. Но встревать в это запутанное дело! Еще и тебе пришьют отсутствие бдительности. Нет, спасибо. Если Маркуша прав, он сумеет доказать. Кто может поручиться, что с листовкой было так, как он рассказывает? А это не шутки, не пять кусков угля, отпущенных по-товарищески…
Услыхав, что Мордвинов хочет поручиться за Маркушу, Сонин оглянулся, чтобы посмотреть в лицо храброго человека — безрассуден он или просто не понимает, чем это грозит ему самому? Нет, видимо, понимает. Взволнован, И это он делает сразу после взрыва, когда при желании можно обвинить его самого в чем угодно!
— Заверить сегодня я не могу, — мрачно сказал Алферов.
Он весь сжался, как только услыхал имя Маркуши. Маркушу он не только знал — когда-то, при переводе студента из кандидатов в члены партии, Алферов дал ему рекомендацию и выступал на собрании с самым лестным отзывом. Тогда его пленила биография студента — сын горнового и откатчицы, три года работал на заводе, окончил вечернюю школу, был комсомольским активистом, в институте учился отлично… И вот поди-ка — история с листовкой! Кто мог думать? А что, если начнут копать в институте и найдут протокол того собрания?..
Помертвев, Алферов сказал ледяным тоном:
— Сейчас нерабочие часы. Печать закрыта. И мне нужно посоветоваться, стоит ли вам давать такие непродуманные показания, когда и без того…
Первым взорвался Палька:
— Что «без того»? Что не продумано?
— Маркуша — наш товарищ, и мы его знаем! — отчеканил Саша.
Алферов подошел к Сонину и что-то шепотом спросил, Сонин кивнул. Алферов медленно вернулся к столу и не сел, а оперся руками на стол в позе суровой и торжественной.
— Товарищ Светов, попрошу вас выйти на десять минут.
Палька заерепенился, но Алферов повторил еще суровее:
— Товарищ Светов, вам предлагают выйти на десять минут. Подчиняетесь вы партийной дисциплине?
Когда Палька, чертыхаясь, вышел, Алферов спросил, кто дал разрешение на постановку опасного опыта и кто визировал план испытаний. Это было похоже на допрос. Саша ответил, раздражаясь, что Алферов и Сонин сами помогали организовать опыт и дело не в формальной визе…
— А кто у вас отвечает за проведение опыта?
— Вот, ей-богу, нашел к чему цепляться! — усмехнулся Липатов. — Ну, хочешь, я отвечу? И чего ты глядишь, будто глотком подавился? Что мы — вредители? Поджигатели?
Но Алферов и слушать его не хотел.
— Я вас очень уважаю, Иван Михайлович, но в данном случае вы — постороннее лицо и отвечать за институтские опыты не можете. Я спрашиваю о служебной ответственности.
— Да товарищ Сонин! Валерий Семенович! Уйми ты своего Онуфриевича, чего он тут следствие развел! — все еще не веря в серьезность происходящего, полушутливо воззвал Липатов к директору.
Сонин обернулся от окна, лицо его перекосилось.
— Следствие и нужно, — задыхаясь, сказал он. — Кто вам подписал телеграмму, посланную академику Лахтину? Кто?!
Наступило молчание.
В памяти друзей возник тот вечер в сарае Кузьменок, появление торжествующего Пальки, его уклончивый ответ: «Все дело в подходе. Надо уметь…»
— По-моему, кто-то из руководителей института, — неуверенно сказал Саша.
— Кто именно? — настаивал Алферов. — Вы же не могли не знать, к кому обращался ваш приятель!
— Я не знаю, — ответил Саша. — По-моему, он был и у вас?
— И я ему отказал так же, как профессор Китаев.
Друзья переглянулись: неужто Палька послал телеграмму сам? Это на него похоже. Ну и замотают же его теперь, беднягу!..
— Значит, не знаете? — продолжал Алферов. — И вы хотите, чтобы мы поверили! Три закадычных друга, один совершает подлог ради второго, никто не проверяет, не интересуется…
Саша поднялся с места.
— Ни в какой подлог я не верю. И без Светова разговаривать об этом не считаю возможным.
— И я тоже, — сказал Липатов. — Экой ты человек, Онуфриевич! С тобой натощак не сговоришься.
Алферов открыл дверь в отдел кадров.
— Прошу вас выйти через эту комнату.
Липатов сплюнул с досады. Когда они вышли из отдела кадров, Пальки в коридоре не было — Алферов поторопился ввести его к себе, не позволив друзьям встретиться.
— Товарищ Светов, кто подписал телеграмму за Китаева?
— Я, — улыбаясь и краснея, признался Палька. — Может, и нехорошо, но что было делать? И ведь Китаев потом хвастался, что выпросил у Лахтина отсрочку! Значит, правильно?
В дверях появился Саша Мордвинов.
— Василий Онуфриевич, дело идет о поступке, совершенном ради меня. Я требую, чтобы мне разрешили присутствовать.
— На парткоме! — сказал Алферов, вытесняя его в коридор. — На парткоме разрешим и выступать, и защищать, если сможете.
Мордвинов придерживал дверь, не давая закрыть ее.
— Чего ради вы начали этот допрос? Понимаете вы, что сейчас идет важнейший опыт? Что мы нужны там?
— А заступиться за троцкиста — время нашлось? Опыт не помешал?
Саша побледнел и перехватил руку Алферова, нажимавшую на дверь.
— Маркуша не троцкист, а наш товарищ, которого мы с вами рекомендовали в партию. Как вам не стыдно, Алферов!
У Алферова отвалилась нижняя губа.
— За телеграмму мы ответим, — продолжал Саша. — И оправдаемся большим делом, честью института. Пошли, Палька!
Палька не поднялся. Уйти вот так, ничего не решив? Маркуша ждет их, надеется на помощь, а помощи не будет. «Защищать троцкиста…» Черт знает что! Алферов затеет нудное дело, измотает всех — и это в то время, когда идет решающий опыт… Ведь газ получен! Газ! А помеха-беда подошла с совсем неожиданной стороны… Что тут придумать? И куда делся Липатов? Не мог Липатушка просто уйти, когда такое заварилось. Значит, он что-то придумывает, как-то выручит?..
И Липатушка выручил.
Грохот шагов по лестнице, потом по коридору заставил всех насторожиться. Наверху, в лаборатории, явно что-то произошло.
— Товарищи! Товарищи! — издали закричал Степа Сверчков. — Товарищи, газ пылает факелом! Приехал профессор Русаковский! Поздравляет с победой!
Все заспешили наверх. Из газоотводной трубки вырывался сильный и ровный язык пламени — голубой с желтовато-розовыми прослойками.
Профессор Русаковский читал протокол испытаний. Он приветствовал вошедших:
— Знаете, интереснейший получился опыт!
Троицкий подошел с протянутыми руками к Саше и Пальке.
— Поздравляю с успехом, талантливые вы ребята! И все по очереди пожимали руки Мордвинову, Светову, Липатову и друг другу. И Сонин пожимал. И Алферов.
