Анатолий Злобин - Дом среди сосен
— Позади боевых порядков дивизий. Прямо на льду.
— О-о, — сказал маститый. — А кто, если не секрет, был этот раненый полковник с мужественным лицом?
— Обычная история, — Игорь Владимирович пожал плечами. — Офицер моего штаба. Приехал оттуда.
— Разрешите такой вопрос, — торопливо сказал молодой, но уже известный. — У меня записана фамилия: капитан Шмелев. Его подразделение первым захватило берег, да?
Игорь Владимирович пристально посмотрел на молодого, но уже известного:
— Боюсь, что не сумею ответить на ваш вопрос. Я просто не в курсе. Первой шла дивизия Приходько, надо спросить у него, кто был впереди.
— Простите, товарищ генерал, — продолжал допытываться молодой. — Не можете ли вы рассказать что-либо о плане операции «Лед»?
— Весьма сожалею, — сухо ответил Игорь Владимирович, — но об этом плане сказать ничего не могу.
— Как же так? — в отчаянии воскликнул молодой. — Ведь за сорок восемь часов до общего наступления два полка пошли через озеро. Лед, ночь, внезапная атака, немцы не ждали, растерялись...
— Одну минуту, — Игорь Владимирович сердито поморщился: война в таком изложении никак не походила на войну. — Кто вам это сказал? — Глаза командующего становились все более холодными. — Я вижу, вы знаете больше меня. Два полка? Какая чушь! Может быть, вы сами расскажете нам об этом плане? Как бы вы, например, обеспечили коммуникации для двух полков? Боепитание? Эвакуацию раненых? Судя по вашему заявлению, вряд ли вы представляете себе, что такое два полка пехоты.
— Я тоже так подумал, Игорь Владимирович, — сказал маститый. — Отвлекающий удар, ночь, лед, ветер — может быть, это красиво и романтично, но абсолютно нереально.
— Простите. — Игорь Владимирович посмотрел на часы и поднялся. — Через пять минут я должен докладывать в Москву об итогах первого дня наступления.
— Вот таким путем, — проговорил фронтовой поэт, когда дверь за командующим закрылась. — Советую вам впредь быть более осмотрительным в выборе занимательных сюжетиков.
— Издержки производства, — сказал со вздохом маститый. — Вещь неизбежная в нашем ремесле. Мне показалось, что он был чем-то расстроен, когда ушел этот красивый раненый полковник. Сразу начал закругляться.
— Не понимаю, в чем дело, — сказал молодой, но уже известный писатель, недоуменно листая блокнот. — Я слышал доклад полковника. Он не сказал ничего существенного. Доложил о каких-то пулеметах, о санях.
Вот что доложил полковник Славин командующему армии:
— Сани в пути стали. Подошли в темноте. Был обстрелян двумя вражескими пулеметами. С берега бросают ракеты. На дороге никого не встретил. На льду перед Устриковом никого нет — мы подходили к берегу два раза. Пулеметы разбили кабину. Меня задело осколком.
Вот почему Игорь Владимирович уклонился от ответа на вопрос и не сказал ни слова о том, что было за сорок восемь часов до того, как началось общее наступление. Командующий не мог знать, что полковник Славин самым роковым образом ошибся в направлении и сведения, привезенные им, были неправильны.
ГЛАВА III
Черная низкая машина генерала Буля стремительно проехала по деревне, свернула к зданию школы. В окнах показались несколько любопытных голов — и тут же исчезли. Дежурный офицер прошмыгнул по коридору в свою комнату.
Буль неторопливо шел от машины. Длиннополая шинель висела на спине складками, а ниже таза колыхалась в такт шагам генерала.
Адъютант распахнул двери. Расстегивая на ходу шинель, генерал прошел в кабинет.
— Никого не зовите. Кофе!
Буль любил заниматься войной в полном одиночестве. На столе лежали развернутые карты. Буль взял из раковины остро заточенный карандаш, задумался на мгновенье — и вдруг решительно прочертил на карте стрелу, с востока на запад.
— Нет! — сказал он вслух и прочертил на карте новую стрелу, с юга на север. Карандаш соскользнул, и стрела получилась неровной. Буль не обратил на это внимания, провел третью стрелу — через всю карту. Стрелы чем-то не понравились Булю, он дернул карту, та, колыхаясь, полетела на пол.
Под первой картой лежала другая, точно такая же. Буль подумал немного, поводил носом по карте — быстро, резко принялся рисовать стрелы. Отодвинулся, разглядывая карту. Теперь все стрелы, выходя из разных мест, сходились в одной точке. Буль склонился над столом, прочитал название деревни:
— Воронино.
Дверь неслышно раскрылась, на пороге стоял адъютант с подносом.
— Воронино, — повторил Буль и повернулся к адъютанту. — Соедините меня, пожалуйста, с Фриснером.
Машина радиовзвода стояла у длинного сарая, сложенного из больших серых валунов. Следы колес тянулись через поляну и выходили на дорогу — там то и дело проносились грузовики.
В кузове слышался усталый голос, повторявший: «Венера, Венера».
Дверь сарая раскрылась. Командир радиовзвода прошел вдоль стены и остановился у машины, заглядывая в кузов.
— Передали? — спросил он.
— Передашь тут. Где она? — сердито ответил голос из кузова.
Лейтенант потоптался у машины, зашагал обратно в сарай. Через минуту он вышел вместе с полковником Славиным. Левая рука Славина висит на белоснежной перевязи, на лбу приклеена ослепительная полоска пластыря, Славин очень красив в таком виде. Он подошел к машине и спросил:
— Почему не передаете шифровку?
— Товарищ полковник, Венера не отвечает. Зовем изо всех сил.
— Ну-ка, попробуйте сами, — сказал Славин. Лейтенант поднялся в кузов, и было слышно, как он зовет срывающимся голосом: «Венера! Венера!» Славин послушал немного, потом повернулся и пошел в сарай. Спустя некоторое время из сарая вышел командующий армией, Славин — за ним.
Они подошли к машине. Игорь Владимирович спросил:
— Почему не даете связь?
— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите доложить. Венера не отвечает.
— Когда была связь?
— Ровно два часа назад. — Командир радиовзвода выпрыгнул из кузова и стоял перед генералом. — Ответили, что слышат, и внезапно замолчали.
Командующий и Славин переглянулись. Игорь Владимирович покачал головой.
— Включите резервную станцию, — сказал Славин. — Вызывайте на запасном диапазоне.
— Уже пробовали.
— Где сейчас полковник Войновский? — спросил Игорь Владимирович.
— Не могу знать, товарищ генерал.
— Разыщите Войновского, живого или мертвого. Передайте ему мой приказ — в течение часа обеспечить связь со сто семьдесят пятой.
На поляну выскочил грязно-серый «додж». Быстро покатился к сараю, подпрыгивая и качаясь на кочках. Стал. Из машины выпрыгнул сутулый капитан, перетянутый ремнями и обвешанный сумками. Он бежал к сараю, сумки болтались на нем и били по бокам.
— Машина сто семьдесят пятой, — сказал Славин.
— Немцы! — закричал капитан, подбегая.
Игорь Владимирович с любопытством осмотрел капитана с головы до ног.
— Может быть, вы все-таки обратитесь по форме? — сказал он.
— Поправьте погон, — сказал Славин.
Капитан поспешно поправлял погон на полушубке.
— Завяжите уши, — сказал Игорь Владимирович.
— Застегните пуговицу, — сказал Славин.
Капитан растерянно крутил головой, путался в ремнях и сумках.
— Теперь можете докладывать.
— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться. Был обстрелян немцами в деревне Воронино.
— И что же? — спросил Игорь Владимирович. — Разве вы не знаете о том, что на войне иногда стреляют?
— Ваша должность, капитан? Почему не докладываете о своей должности? — сказал Славин.
— Начальник связи сто семьдесят пятой дивизии капитан Ястребов, — сказал капитан, вытягиваясь.
— Ого. Вас-то мне и надо, — с угрозой сказал Игорь Владимирович.
— Где Венера? Почему она молчит? — спросил Славин. Капитан беззвучно шлепал губами.
— Слушайте внимательно, капитан, — жестко сказал Игорь Владимирович. — Сейчас одиннадцать часов сорок минут. Ваша станция не отвечает. Если она не ответит еще через два часа, вы пойдете под трибунал. Займитесь с ним, полковник. — Игорь Владимирович резко повернулся, зашагал к сараю.
— Венера, Венера, — звал радист.
Игорь Владимирович прошел за ширму, сделанную из высоких фанерных щитов, устало облокотился на карту, расстеленную на столе. В дальнем углу сарая прерывисто трещала пишущая машинка. Густой бас говорил в телефон: «А ты вырви у них и пошли вдогонку».
Игорь Владимирович вскинул голову:
— Где Саркисян?
— Говорил с ним полчаса назад, — сказал адъютант с женственным голосом. — Он уже заканчивает свои дела. Большие трофеи. Пять тысяч пленных. Сорок три килограмма золота.
