Николай Борискин - Туркестанские повести
Майор внимательно слушал Митяя, изредка задавал ему вопросы, и, когда Жук умолк, припомнив все, что касалось его отношений с мнимой Вероникой и Лжепотехиным, Нечаев участливо сказал:
— Не беспокойся, Митя, ты ни в чем не виноват. А шашлычник никуда от нас не уйдет. Выздоравливай! Мы к тебе будем наведываться. Врач говорит, что все обойдется…
Вошла сестра. Майор простился и уехал на аэродром, где его ожидали начальник, Майков и Долгов. По пути он думал об этом парне, чуть не поплатившемся жизнью за свое простодушие, вспоминал его рассказ…
Вот он, Митяй, закончил работу на своем «капитанском мостике». Еще одна — сегодняшняя — ночь, и нынешний мираб уже не сезонный рабочий, а допризывник, завтрашний воин. Утром Митяй — будь что будет! — расскажет о своих чувствах Веронике… Все прежние какие-то условные записки, разговоры с недомолвками — не то. Совсем не то…
Жук нырнул в шалаш и подключил провод к аккумуляторной батарее, подаренной ему бригадиром. Свет лампочки упал на газету, и Митяй увидел портрет человека в форме космонавта. Это был новый советский звездопроходец. Он улыбается людям, а люди улыбаются ему. Митяй тоже станет настоящим человеком. Обязательно станет!
— Привет, отшельник!
Жук вздрогнул от неожиданности. В проеме шалашного лаза показалось лицо, похожее на боксерскую перчатку.
— Потехин? Откуда вы в такую пору? — удивился Митяй и, отложив газету, поднялся со своего травяного ложа.
— Забота, брат, забота, — натужно крякнул гость и положил на сено узелок. — Летчики шашлык любят? Любят. Из чего же его приготовить? Из барашка. А где достать барашка? В «Зеленом оазисе». Вот такими судьбами я и попал сюда. Сейчас подскочит машина, поеду в колхоз, потом на полевой аэродром…
— Что ж, присаживайтесь, — пригласил Митяй. — Угощать нечем, а закурить можно.
— Хе-хе-хе, — хохотнул гость. — Бедно живем, если даже нечем попотчевать. Бедно! — выдохнул он.
Жук уловил сивушный запах и недовольно буркнул:
— Радость жизни не в водке… А богатство, вон оно, до самого горизонта — «белое золото»! Осенью поднимутся на хирманах сотни бунтов! Вот это и есть богатство.
Шашлычник пренебрежительно фыркнул:
— Ро-ман-тик… Твое, что ли, богатство?
— И мое тоже! — с гордостью ответил Митяй.
— Э, да ты, видно, никакого представления не имеешь об этом. Богатство — вот! — Гость эффектно вытащил пузатый бумажник. — Деньги — это и костюм, и шурум-бурум, и все двадцать четыре удовольствия!
— Наторговал? — перешел Митяй на «ты».
— Деньги не пахнут, юноша, запомни. А вообще уточняю: на шашлыке не заработаешь.
— На чем же?
«Клюнул, шалопай! — прикинул Потехин. — Теперь доводим, поводим и подсечем. Не таких налимов подсекали!» Вслух он сказал:
— Секрет, юноша, секрет!
— Но все-таки?
— Это тебе ни к чему. Твое богатство шелестит зеленой листвой…
— А может, к чему? — не унимался явно заинтересованный Митяй.
— Такие секреты, Жук, зря не выбалтывают. Их выдают только друзьям! — почти прошептал собеседник.
— А я что, недруг?
— Ну ладно, ладно, не кипятись. Парень ты, вижу, свойский. Приглядывался к тебе в «Цветущем каштане», в поезде да и здесь… Вся радость-то твоя — старенький аккумулятор да вот эта газета с чужой славой. — Потехин развернул «Комсомолку» и с деланным удивлением присвистнул. Там лежала записка Вероники:
«Митя! Ты обещал выполнить любую мою просьбу. Сделай это ради меня. Жду. В.»
Митяй заметил в руках шашлычника записку и кинулся, чтобы вырвать ее. Тот остановил парня мягким, но властным движением.
— Погоди… Это что же, любовь?
Митяй вспыхнул, потупился.
— Ну, ну… — Гость тепло улыбнулся и похлопал парня по плечу. — Любовь так любовь. В этом ничего зазорного нет… Только тут я должен вмешаться.
На лице Митяя вырисовывалось явное недоумение:
— Почему это?
— Не догадываешься? — Потехин минуту выжидал, наслаждаясь растерянностью парня, потом оказал серьезно: — Ведь она племянницей мне доводится…
— Что? — не веря услышанному, оторопело произнес Митяй.
— Да, милок, — усмехнулся загадочно гость. — Так что давай-ка потолкуем по-свойски…
Он откинулся спиной к столбу, что держал крышу шалаша, и спокойно спросил:
— Так как, собираешься выполнить просьбу Вероники или нет?
— Да я… — все еще смущенный и растерянный, пролепетал Митяй…
— Или думаешь ограничиться одним обещанием?.. Вскружил племяннице голову, опозорил…
— Да мы… — заикался Митяй. — Мы только встречались…
— Понятно! — осуждающе произнес «дядя». — Встречались-то здесь, в стороне от людских глаз… А что было — одному богу известно…
— Честное слово! — с дрожью в голосе клялся Митяй. — Поверьте мне… Я не такой человек, чтобы обманывать Веронику.
— Вижу… Однако выполнить обещанное не думаешь?
— Отчего же… Вот освобожусь и пойду…
Шашлычник испытующе посмотрел на парня и сказал неожиданно холодно:
— Ходить не надо. — Он скомкал записку Вероники и сунул ее в карман.
— Не надо?..
Митяй снова ничего не понял и застыл, ожидая разгадки.
— Мне поручила Вероника устно передать ее просьбу… Дело довольно простое…
Говорил Потехин будто спокойно, но в голосе слышались какие-то тревожные нотки, и чуть выпученные глаза отдавали ледяным блеском…
— Просьба такая. Повремени с армией до осени. Отсрочку дадут…
Жук не поверил: слишком необычной была просьба Вероники!
— Зачем?
— Зачем?.. Об этом поговорить надо… — Гость пододвинулся к парню и тихо пояснил: — Здесь ты более полезен… делу.
— Какому?
— Которое делаешь. — Потехин скривил губы в усмешке. — Работаем-то мы вместе, милок. Одному делу служим, только я — больше, ты — меньше. Но теперь придется и твою долю увеличить…
Внутри что-то захолодело у Митяя, боль сжала сердце неясным, но тревожным предчувствием.
— Я не имею никакого отношения к вашему «делу»… И вообще, я не хочу об этом говорить…
Шашлычник сжал зубы. Процедил зло:
— Говорить не хочешь? А делать?
— Да я ничего для вас и не делаю…
Собеседник засмеялся неестественно громко.
— Кто тебе поверит?.. Переписочку вел с Вероникой? Вел. Я сам у вас был почтальоном: то вон под тем мостиком, где твой дурацкий затвор стоит, конвертики опускал и ответные послания вынимал, то у мазара. А что в них, в записках Вероники, было, не догадываешься? Секретные сведения: об аэродроме, о самолетах, о характере полетов. Так-то, милый. А ты отбрыкиваешься: «не делаю». Давно уже работаешь, и тобой, должен сказать, довольны. Кстати, возьми-ка авансик, — Потехин подал Митяю несколько крупных купюр. — Закончим операцию — богачом будешь!
Жук испуганно отпрянул от собеседника, хотел вскочить, но тот крепко вцепился в его руку:
— Не торопись… И деньги возьми. Ты их честно заработал.
— Пустите меня!.. — Он рванулся, пытаясь высвободиться из железных тисков шашлычника.
— Значит, не хочешь выполнить просьбу Вероники?..
— Она еще ни о чем не просила… Вы просто разыгрываете меня… Давайте кончим разговор…
— Нет… Шалишь! — Потехин поднялся и встал перед Митяем: — Ты будешь торчать здесь и делать то, что я тебе прикажу…
— Врешь! — пытался отстоять себя Митяй. — Ты все врешь!
— Прежде врал, когда спрашивал о твоем здоровье. На кой черт мне твое здоровье? Дело заставляло. Понял? Дело. Вот и сегодня тоже. — Потехин достал скомканную записку Вероники. — Знаешь, что написано в этой записке? Далеко не то, о чем ты думаешь. Красивые слова — мишура, блеф. А суть такова — хоть и не следовало посвящать тебя в тайну, но для иллюстрации расшифрую, познакомлю с истиной: «Мираб уходит в армию. Задержите…» Дальше тебе знать не положено.
Теперь все абсолютно стало ясно. Митяй почувствовал, как кровь прилила к лицу, — значит, его покупают, ему предлагают предательство.
— Сволочь! — прохрипел он. — Гадина проклятая! — И ткнул кулаком в лицо Потехину.
Шашлычник перехватил удар и тяжелым, словно кувалда, кулаком оттолкнул от себя Митяя. Тот упал навзничь. На парня навалилось что-то грузное. Над самым ухом приглушенно прозвучало:
— Сопляк… На кого поднял руку? Или жить не хочешь?..
Потехин сел рядом с лежащим Митяем, скучающе посмотрел на свою жертву и брезгливо повторил:
— Дурак и есть… Впрочем, не столько дурак, сколько прикидываешься дурачком. Только учти: таким, как ты, трусливым подонкам, мы ломаем хребты. — Он растопырил пальцы правой руки в черных массивных кольцах, и Митяй как бы заново ощутил тот страшный удар, от которого он опрокинулся навзничь.
Ужас и отчаяние охватили Жука. Он ждал, что шашлычник пощадит его и превратит все в шутку, скажет: «Ну ладно, позабавились и хватит. Я это нарочно придумал, посмеяться хотел… Ты же знаешь, какой весельчак Потехин». Но глаза шашлычника не улыбались. Они были до жестокости спокойными и холодными. И Митяй глухо простонал, лихорадочно ища выхода из создавшегося положения. Затем он пружинисто вскочил и метнулся к просвету. Потехин не попытался его задержать, только вышел из шалаша и крикнул вслед:
