Иван Вазов - Повести и рассказы
— Ах, денщик-то?
— Вот-вот, тетенька; он самый. Ты его знаешь? — радостно воскликнула крестьянка.
— Знаю… Кем же он тебе приходится? Братом, что ли? — спросила госпожа, понимая, что он не может быть сыном такой молодой женщины.
— Нет, нет. Я — жена его.
— Пошли ему бог здоровья, молодка!.. — сказала госпожа с легкой улыбкой. — Славный он у тебя!.. Так ты его ищешь?
И она объяснила, что за две недели перед тем видела, как он бродил по двору, здоровый, веселый, а дней десять тому назад офицер уехал на купанья, и денщик, наверно, с ним… Вернутся они, должно быть, недели через две. Славный солдатик Стоян, разумный… Она его знает.
Крестьянка смотрела на госпожу, разинув рот и ловя каждое слово. Она стала расспрашивать ее о Стояне, не зная, как отплатить этой доброй женщине, которая ее успокоила и порадовала.
— Как вернется Стоян, тетенька, поклонись ему от меня три раза, скажи: Милена, мол, жена твоя, кланяться велела… Приходила к тебе, а тебя нету. Так и не повидались. Слышишь, тетенька? Да скажи, что приносила ему кое-что: чулки, разное там… Эх, не застала я его!.. Спасибо, тебя встретила!..
Крестьянка нагнулась, развязала мешок, вынула оттуда горсть черешен и подошла к балкону, от которого ее отделяло несколько шагов.
— На вот, тетенька, возьми, покушай… Я, было, своему принесла. На здоровье…
Видя, что ей не дотянуться, она сделала движение, чтобы войти в дом и там передать госпоже ягоды.
— Спасибо, милая, не трудись. Я не ем черешен… Ты из какого села?
— Из П.
— Помоги тебе господь, голубушка, — сказала госпожа, глядя на восток, где за желтоватыми вершинами холмов находилось село, откуда пришла крестьянка.
— Покамест прощай, тетенька. А как Стоян вернется, уж ты, сделай милость, передай ему от меня низкий, низкий поклон… Больно, мол, скучает по тебе Милена…
И она пустилась в обратный путь.
* * *Прошло всего полтора года, как Милена вышла по любви за Стояна. Велика была их радость, глубоко счастье, да недолго длилось. Два месяца были Стоян с Миленой жених и невеста да месяц — молодожены. Только месяц, а потом осталась Милена соломенной вдовой: Стояна взяли в солдаты. Так и не узнала по-настоящему, что такое замужество. Много слез пролила. Пришлось ей остаться со злыми, суровыми свекром да свекровью. Одна радость что пришлет поклон Стоян, а он часто посылал с односельчанами весточки. Милена только и жила этими весточками. А как она горевала, когда Стоян заболел и его в больницу положили. Но, благодарение господу, выздоровел. А теперь и того лучше: уже три месяца служит Стоян в денщиках у капитана и не нахвалится им… Ах, почему дома у них нет таких добрых людей! Свекор, а пуще того свекровь, люто ее мучают, поедом едят день-деньской, только и слышишь брань да попреки… Просто житья нет! Будь Стоян дома, он заступился бы! Да нету его, и вот уж три недели она ничего о нем не знает… Вчера выбралась потихоньку из дому, пришла повидаться с ним, наглядеться на него, поплакаться, чтобы знал Стоян, как тоскует по нем жена! Да нету его, и здесь нету! А теперь вот опять возвращайся в постылый дом, неутешенной, необласканной ничьим добрым словом. Хорошо хоть узнала, наконец, что он жив-здоров! Какая добрая эта соседка! Стоян теперь на купаньях в горах… И Милена представила себе поросшие сосной косогоры, прохладные, тенистые долины, где журчит быстрая, пенистая река… В таком вот месте, наверно, пребывает теперь Стоян. В горах всегда так бывает: зелено, прохладно, весело… И ей вспомнились речка и долина у них в горах, где она белила холст, и ветвистый ивняк — там они впервые встретились и полюбили друг друга… Через две недели Стоян вернется. Уж тогда — будь что будет! — она полетит к нему и свидится с ним… Эх, поскорей бы прошли эти две недели!
Полная таких мечтаний, Милена шагала по улицам, не обращая ни на что внимания, не замечая встречных мужчин и женщин. Да и смотреть было не на что: город был для нее мертвой и глухой пустыней, раз в нем нет Стояна. Безотчетно сворачивала она то вправо, то влево, уступая дорогу извозчикам. Очутившись на многолюдной Витошской улице, пошла по самой середине. И вдруг увидала, что прямо навстречу ей движется какая-то черная масса, что-то страшное, непонятное, необъяснимое. Она перешла на тротуар и остановилась посмотреть, что это такое. Мимо медленно ехала какая-то странная черная повозка, запряженная парой черных лошадей. На повозке лежал длинный черный гроб, а впереди, рядом с солдатом-кучером сидел священник с крестом в руке и епитрахилью на плечах. За повозкой шагали в два ряда солдаты. Милена смотрела, раскрыв рот; ей в голову не приходило, что это солдатские похороны. Она поняла только, что это шествие как-то связано с церковью, с религией — поняла это по присутствию священника, ехавшего на телеге с крестом в руке, и по тому, что мужчины при виде черной колесницы снимали шапки. Она пошла дальше, не решаясь спросить, что все это значит. Это все — городское. Мало ли диковинного видела она в этом городе, — такого, о чем ей и во сне не снилось! Какое ей до всего этого дело? Ей мил один Стоянчо, а все остальное неинтересно — и в городе и на всем белом свете. Единственное, что дошло до ее сознания, — это солдаты; она видела в них товарищей Стояна. Как знать, может, кто-нибудь среди этих парией знает его, дружит с ним. И она обернулась назад, с умилением провожая глазами удаляющийся взвод.
* * *Милена уже хотела свернуть на другую улицу, как заметила, что под струей источника умываются солдаты; она невольно задержала на них взгляд, словно надеясь найти среди них своего мужа, хотя прекрасно знала, что он не может быть здесь. Ей повезло. Одного из солдат, в шапке набекрень, вытиравшего лицо платком, она узнала. Он был из их села. Милена подбежала к нему, весело окликнула его:
— Димитр!
— Здравствуй, Милена!
Солдат пошел ей навстречу, подал ей руку, С первого слова Милена заговорила о Стояне: давно ли Димитр видел Стояна, как Стоян себя чувствует, и тут же объяснила, как она искала мужа, но оказалось, что он вместе с капитаном уехал на купанья.
Солдат посмотрел на нее с удивлением.
— На купанья? — переспросил он.
— Ну да, на купанья, с капитаном и его женой.
На лице Димитра выразилось сомнение.
— Ты это верно знаешь, Милена?
— Я тебе говорю, Димитр! Зачем бы эта пожилая женщина стала врать?
— Вот как? Чудно… Разве он выписался из больницы? — воскликнул солдат.
Крестьянка сердито поглядела на него.
— Что ты городишь, Димитр? Неужели не знаешь, что Стоянчо выписался из больницы еще в прошлом году… А теперь служит у капитана, в его доме, и капитан увез его с собой на купанья. Я только что говорила об этом со старой госпожой.
Милена от волненья позабыла, что госпожа только высказала предположение о поездке Стояна.
— Они вернутся через две недели!
Солдат отрицательно покачал головой. Он понял, что Милену ввели в заблуждение, и ему стало очень жаль ее. Но от суровой солдатской жизни сердце черствеет, и он напрямик объявил:
— Что ты мелешь, Милена? Стояна две недели тому назад в больницу отвезли. Шибко заболел, говорят. Сходи-ка лучше проведай его, коли уж ты тут… Сходи, сходи, передай ему привет и от меня… Да постой, больница вон там. Прощай!
И Димитр, указав ей, в какую сторону идти, побежал догонять товарищей, шагающих в казарму.
У Милены ноги подкосились. Все закружилось у нее перед глазами, мысли смешались в голове… Страшные слова Стоянова товарища мгновенно вытеснили из души ее все радостные чувства, всю бодрую уверенность. Сообщение Димитра, она сама не знала почему, показалось ей очень похожим на истину, на страшную истину! Господи, как страшно! Немного придя в себя, она снова пустилась в путь; шатаясь, как пьяная, вышла она в поле, на зеленую равнину и увидела перед собой белые здания больницы. После долгого блуждания и расспросов она выяснила, к кому надо обратиться, чтобы узнать о Стояне и попросить разрешение пройти к нему.
— Имя больного? — спросил хмурый, всклокоченный чиновник.
— Я сказала: Стояном звать, — прерывающимся голосом ответила Милена, одурманенная запахами больничных лекарств.
— Стоян? Который? Чей? Как зовут отца?
— Стоян Тасков. Таско отца зовут.
— Из какого села?
Милена назвала село.
— Когда он сюда поступил?
— Почем я знаю? Димитр сказал: уж две недели, как свезли…
Милена вперила испуганный взгляд в лицо чиновника, который начал быстро перелистывать какую-то канцелярскую книгу. Каждую минуту она с трепетом ждала, что вот он взглянет на нее и скажет: «Есть!» И, объятая страхом, она уже видела Стояна на больничной койке, изможденного, пожелтевшего от страданий так, что не узнать.
Наморщив лоб, чиновник две-три минуты искал в реестре, потом объявил:
