Юрий Смолич - Рассвет над морем
Мадам Энно сделала гостеприимный жест:
— Прошу, господа!
Все задвигались, зазвенели бокалы, забренчала посуда, шелест и говор пробежали вдоль стола, бравые черные зуавы с белыми салфетками, прислуживавшие за столом вместо лакеев, забегали с блюдами. Адмирал Боллард придвинул к себе бутылку виски.
Консул Энно наклонился к генералу д’Ансельму.
— Генерал! — прошептал он. — Я думаю, что будет вполне уместно, если наш новый друг… — он повел усами в сторону немецкого генерала Шмула, который сидел, как на поминках, не прикасаясь ни к еде, ни к напиткам, надутый и прямой, словно проглотив аршин, — если наш новый друг именно сейчас услышит обращенное к нему ваше слово?
Полковник Фредамбер вопросительно взглянул на генерала д’Ансельма. Генерал кивнул, не поднимая век. Тогда полковник сделал знак адъютанту. Адъютант подал ему досье.
Полковник Фредамбер вынул из досье листок бумаги, встал и обвел всех своим пронзительным взглядом. Звон посуды притих, все насторожились. Когда взгляд полковника вонзился в немецкого генерала, тот из красного стал лиловым.
— Разрешите огласить один выдающийся исторический документ? — начал снова полковник Фредамбер.
Стало совсем тихо, и бумага зашелестела в руке полковника.
«Первого декабря 1918 года, остров Уайт, Атлантика…» Из резолюции совещания представителей трех держав: Соединенных Штатов Америки, Британской империи и Французской республики — президента Вильсона, премьера Ллойд-Джорджа и премьера Клемансо…
В голосе полковника послышались металлические ноты, когда он начал читать:
«Разве Германия не должна сыграть свою роль в установлении мира на Восточном фронте? Сейчас для Германии открываются исключительные перспективы. Гордая и достойная нация может избежать унижения постигшего ее военного разгрома. Она имеет возможность почти незаметно перейти к нормальному сотрудничеству со всеми нами. Без Германии в Европе ничего нельзя сделать, с ее помощью все будет несравненно легче. Необходимо привлечь Германию к усмирению Восточной Европы».
Адмирал Боллард нашел, наконец, повод поднять второй бокал.
— Генерал! — прохрипел он, обращаясь к генералу Шмулу. — Тысяча чертей! Но участие подначальных вам войск в общей борьбе против большевизма делает нас снова боевыми друзьями! Прозит доблестной немецкой армии!
Генерал Шмул вскочил и вытянулся «смирно».
— Гох! — гаркнул он.
Помещик Золотарев громко захлопал в ладоши и закричал:
— Браво! Бис! — но тут же оборвал и смущенно умолк: все были шокированы таким бурным проявлением чувств и выразили это недовольными взглядами.
Генерал Шмул тем временем схватил свой бокал, утопил в нем торчащие рыжие усы и одним духом осушил его до дна.
2Решение вершителей судеб мира — Антанты и Соединенных Штатов Америки — снова привлечь к борьбе против большевиков немецкую армию было для всех присутствующих приятной неожиданностью. После антинемецкого восстания на юге Украины в гарнизонах больших городов до сих пор задержались еще десятки тысяч немецких солдат; переход этих многочисленных и хорошо вооруженных частей под союзное командование должен был, бесспорно, значительно усилить антибольшевистский фронт. Это было радостным фактом для тех, кто бредил разгромом большевизма. И радость эта была совершенно нежданной, так как всего несколько дней назад, едва ступив на украинскую землю, войска интервентов объявили единственной причиной своего прибытия сюда не что иное, как необходимость… «ликвидировать пагубное немецкое влияние на Украине» и выгнать остатки немецких оккупационных войск.
За столом сразу стало весело. Все наполнили свои бокалы и подняли их, приветливо улыбаясь генералу Шмулу. Войска Антанты еще только начинали прибывать, они еще не имели возможности двинуться дальше одесских окраин, а немецкие части стояли гарнизонами по всем городам Южной Украины. Генерал Шмул раскланивался во все стороны, чокался с каждым, беспрестанно макая свои рыжие усы в пенистое вино; он был уже багровый, сразу опьянев — от вина и еще больше от спеси.
Снова вошел адъютант д’Ансельма и приблизился к полковнику Фредамберу. Фамилия этого французского офицера была Ланжерон, и именно поэтому он был отправлен с экспедиционным корпусом в Одессу. К Ланжеронам, строителям и градоправителям старой Одессы, он не имел никакого отношения, но именем Ланжеронов названо в Одессе несколько улиц и бульваров, и командование решило, что француз — носитель такой исторической для Одессы фамилии — может, чего доброго, пригодиться при разных дипломатических комбинациях как подходящий… претендент — на что именно, пока еще неизвестно, но во всяком случае на все то, что окажется полезным дипломатии.
Капитан Ланжерон склонился к полковнику.
— Господин полковник! — сказал он. — Из Киева прибыли украинские дипломаты, представители директории. Они только что явились в резиденцию и просят принять их безотлагательно.
Полковник Фредамбер поднял бровь.
— Но ведь мы их… не вызывали!
— Они заявляют, что явились по поручению мосье Винниченко и мосье Петлюры.
— По поручению мосье Винниченко и мосье Петлюры здесь уже обивает пороги министр Греков, — недовольно буркнул полковник Фредамбер.
Но перешептывание между полковником и капитаном уже услышал генерал. Он утомленно произнес:
— Этого следовало ожидать… Они не дадут нам покоя… Но надо дать им почувствовать нашу силу и наше… гм… отношение к ним. Займитесь этим, полковник. Отдайте капитану распоряжение…
— Пусть подождут в приемной, — отдал распоряжение полковник. — Пошлите им содовой воды.
За столом тем временем завязался общий разговор. Центром внимания все еще был генерал Шмул. Налившись кровью, отчего его веснушчатое лицо стало почти одного цвета с рыжими волосами, хлопая осоловелыми тоже рыжеватыми глазками и разбрызгивая пену шампанского своими рыжими усами, генерал разглагольствовал о роли Германии в переустройстве мира и выдающемся историческом значении немецкого «дранг нах Остен». Он доказывал, что в своем наступлении на восток Германия ничем не собиралась ущемить своих соперников — Францию, Англию и Россию — и не имела иной цели, кроме осуществления плана «Три Б», мечты цивилизации.
План «Три Б», как известно, состоял в том, чтобы проложить железнодорожную линию Берлин — Бизентиу — Багдад или Берлин — Багдад — Басра, то есть построить железную дорогу из Берлина до самого Персидского залива на Индийском океане. Немецкий генерал и слышать ничего не хотел об империалистическом характере этого плана, осуществление которого поставило бы в полную зависимость от Германии не только Балканы, но и страны Ближнего и Среднего Востока.
Английский консультант по гражданским делам при английском адмирале — коммерции секретарь Багге возражал немецкому генералу.
Коммерции секретарь Багге говорил тихим, еле слышным, бесстрастным и каким-то смиренно-пасторским голосом, да и всей фигуркой своей — лысенький, кругленький, с маленькими пухленькими ручками и благочестиво возведенными горе глазами, — как и одеждой — черным плоским галстучком на высоком крахмальном воротничке и черным, застегнутым на все пуговицы длинным сюртуком, — он и в самом деле напоминал благочестивого пастора англиканской церкви. Речь у него тоже была какая-то елейная.
— Осмелюсь возразить, — смиренно говорил он, скромно складывая ручки на животе. Исключительное значение для цивилизации имеет, наоборот, английский план «Три К».
Английский план «Три К», как известно, выдвигал проблему строительства трансафриканской — трансазиатской железной дороги Капштадт — Каир — Калькутта, соединяющей Южную Африку с Южной Азией и доходящей до самой Индии. Этот план должен был поставить всю Африку и весь юг Азии, в частности нефтяные месторождения в Аравии, Месопотамии и Персии, под полный контроль Британской империи.
В пылу спора коммерции секретарь Багге и генерал Шмул обратились за арбитражем к третьей, незаинтересованной стороне — к русскому генералу Гришину-Алмазову. Незаинтересованной стороной они его считали потому, что Россия не имела колоний ни в Южной Африке, ни в Южной Азии.
Гришин-Алмазов вежливо возразил:
— Вы забываете, господа, что существует еще третий, русский план «Три П», который и должен продвинуть цивилизацию на юг!
План российского империализма «Три П» предусматривал строительство железной дороги Петербург — Пехлеви — Пешевар, связывающей Северный Ледовитый океан с Индийским и ставящей под контроль Российской империи весь Ближний и Средний Восток.
Но спор на империалистические темы был прерван новым появлением французского адъютанта с одесской фамилией. Капитан Ланжерон доложил:
