Гумер Баширов - Честь
Карлыгач подошла к Хайдару:
— Я опять к тебе, Хайдар-абы! Нам нельзя медлить с оградой. Нужно достать жерди, колья. Что делать?
Хайдар задумался. Со стороны деревни слышался стук топоров, визг пилы. Только на днях колхозы общими силами принялись за достройку семилетки в Байтираке. Одни прислали плотников, другие нашли гвозди, стекла, паклю.
— Ничего, Карлыгач, — ответил Хайдар. — Жерди найдем. Устроим молодежный субботник. Распилим, сделаем все, как полагается. Вон строители научат, а то и сами помогут. Будет ограда! О субботнике договоримся на комсомольском собрании.
— Замечательно, Хайдар-абы! Но... У нас еще других дел полно!
— Ты не разбрасывайся, Карлыгач. Давай сначала закончим одно. Собрание устроим завтра вечером. А ты начинай разговор с комсомольцами.
9
Солнце было уже на закате. Хайдар и Карлыгач обмерили сад, чтобы рассчитать длину ограды, и стали медленно спускаться с косогора. На низинах по берегу речки стлался голубоватый туман.
— Это, наверно, от капусты все голубеет, Хайдар-абы, правда? — сказала Карлыгач, показав на капусту в огородах.
— Да, — ответил Хайдар, хотя и не слышал ее слов. По узенькой тропке с краю дороги шла Нэфисэ. Вот она махнула рукой всаднику, ехавшему по большаку, и тот поскакал к Хайдару. Это оказался Ильгизар. Загорелое, обветренное лицо мальчика сияло.
— Хайдар-абы! — закричал он, придержав стригунка. — Суюнчи! Нашли то, о чем ты напоминал!
— Я? — Хайдар пытался вспомнить, о чем он мог просить Ильгизара, но, подойдя ближе, по радостным глазам его сразу догадался.
— Серьезно? Нашли?
Хайдар взглянул в сторону Нэфисэ. Да, так и есть. Вон у нее и шаг другой стал.
— Ну и молодец же ты, Ильгизар. Один нашел? Где?
— Вдвоем с Шамсутдином-абы. На лесной дороге. Прямо на самого наткнулись!
— На кого?
— Да на Сайфи!
— Сайфи? Сухорукий Сайфи! — Хайдар ударил о землю лопатой. По лицу прошла тень, точно от сильной боли. — Вот кто, значит, враг наш!
Карлыгач стремглав кинулась к Нэфисэ. А Ильгизар, захлебываясь от волнения, рассказывал:
— Помнишь, Хайдар-абы, мы встретились с тобой в поле? Ты сказал тогда: «Стыд и позор нашей молодежи! Это пятно ложится и на комсомольскую организацию. Не пшеницу у нас утащили из-под носа, а добрую славу колхоза». Ты так и сказал, помнишь, Хайдар-абы!
— Верно, был такой разговор. Ты, кажется, тогда только что вступил в комсомол.
— Эх, и стыдно мне стало! На фронте разведчики наши фашистов ловят, а мы здесь одного жулика поймать не можем. Добро колхозное не уберегли! — Ильгизар понизил голос. — Знаешь, Хайдар-абы, я эту пшеницу три недели искал. Ни одной скирды, ни одной копны в поле не пропустил — все обыскал, в соломе рылся. Нет и нет! Как напасть на след? А вчера шел по опушке леса, гляжу — голуби на дороге что-то клюют. Пригляделся, пшеница просыпалась. Пошел я по этому следу, да у леса след пропал. А тут уже и смеркаться стало. Может, думаю, кто и появится. Сел на опушке и жду, только есть очень хотелось. И вот слышу, скрипит телега, а потом кто-то кричать начал. Пошел я на голоса, а это Шамсутдин-абы с Сайфи схватились. Шамсутдин-абы вожжи к себе тянет, а Сайфи — все к лесу. А на телеге — доверху пшеница!..
— Вот она, вот! — услышали они вдруг зычный крик.
Увлеченные разговором Хайдар и Ильгизар не заметили, как к ним подъехал на подводе сам Шамсутдин.
— Вот она, пшеница! Каждое зернышко чего стоит! Как назначили меня бригадиром, я тут и сказал: «Для Нэфисэ души не пожалею! Из-под земли выкопаю, а найду». И нашел!
Правда, никто раньше этого не слышал, но если в радостный час пришли человеку на язык хорошие слова, пусть говорит!
Хайдар улыбнулся:
— Как же ты его поймал?
Шамсутдин кивнул головой в сторону Ильгизара:
— Ты тут, братец, про вожжи рассказываешь. Пока дело дошло до вожжей, твоего Шамсутдина-абы раз сорок и в жар и в холод бросало! — Он взял протянутую Хайдаром папиросу и, пригладив усы, затянулся. — Вчера вечером пошел я после чая на ток, а там, братцы мои, нет ни лошади, ни телеги. Бегаю по току, кричу. Нету! И сторожа нету. Эх, думаю, Шамсутдин, вот когда ты принял на себя позор!
Видно, он опять вспомнил вчерашние переживания и тяжело вздохнул.
— Живая душа, как говорится, все на что-то надеется. Стою я вот так, озираясь кругом, и вдруг со стороны леса — будто телега скрипит. Что делать? Бежать туда — зерно лежит кучей, полный ток хлеба. Не бежать — а вдруг хлеб увезли. Ну, думаю, пропадать так пропадать. Побежал. Настиг я его и... братцы мои! Стоит передо мной Сайфи! Лошадь вся в мыле, а в телеге пшеница. Он вытаращил глаза на меня, я — на него. Прислушиваюсь. А кругом тишина, ну хоть бы мышь где пискнула! Ведь у него сила-то какая, даром что сухорукий! Стукнет разок, и ищи потом Шамсутдина под листьями. Эх, говорю, Шамсутдин, теперь уж или голова, или честь! Погибнешь за колхозное добро, похоронят тебя с почестями, рядом с другом твоим Сибаем. Уцепился я за вожжи, кричу: «Сайфи, поворачивай лошадь!» Молчит. «Поворачивай, говорю, по-хорошему, не то караул закричу!» Тут он заговорил: «Что, говорит, разум у тебя из головы вышибло? Не понимаешь, что масло само в рот тебе лезет? Небось пять мешков пшеницы пузо тебе не прорвут! Ежели сумеешь оценить мою доброту, всю жизнь будешь в масле кататься».
— Подумать только, какой негодяй! — выкрикнул Хайдар.
— Гнилой человек, что и говорить! Душа у него всегда к худому лежала. А пшеница эта для него просто клад, только руку протяни. Вот он и протянул. Словом, пока я раздумывал, как его повернуть, из лесу выскочил, дай бог ему здоровья, Ильгизар.
— Шамсутдин-абы, ты ведь не все еще рассказал, — перебил его Ильгизар. — Сайфи нашу пшеницу запрятал на току под ометом и, когда никого не было, увозил в лес. На старой пасеке сегодня из ямы знаешь сколько пшеницы вытащили!
— Вот кто опозорил наш колхоз!.. А в Ленинграде каждый грамм хлеба на вес золота!
— Фашистский помощничек — вот кто он!
— А где же все-таки сторож был?
— Спал, негодник, на гумне под копной.
Хайдар ласково похлопал мальчика по спине:
— Молодчина, Ильгизар! Сразу доказал, что хороший комсомолец! На фронте ты был бы настоящим разведчиком. Спасибо тебе.
Тут как раз к ним подоспела Нэфисэ.
— Салям[42] добрым людям! — сказала она и протянула Хайдару руку. — Слыхал? Нынче я самый счастливый человек, полмира мои. — В глазах ее появились веселые огоньки.
Хайдар крепко, обеими руками пожал маленькую руку Нэфисэ:
— Твоя радость — радость и для нас всех. Поздравляю от души! — сказал он, глядя на нее с восхищением.
Шамсутдин тронул лошадь, и они с Ильгизаром свернули на дорогу к колхозным амбарам. Хайдар и Нэфисэ медленно зашагали вверх по главной улице. Справа, у овощного склада, сгрудились возы с капустой. Возчицы в узорчатых вязанках и телогрейках — самой непритязательной и выносливой одежде военной поры — с одобрительными улыбками проводили Хайдара и Нэфисэ. Навстречу им шел обоз бестарок. В упряжи, еле передвигая ногами, лениво плелись разномастные быки, медленно шагали обиженные коровы, поклявшиеся не оставаться впредь яловыми... Шедшая у передней подводы Тэзкирэ крикнула, озорно улыбаясь:
— Как настроение?
— Разве не видишь? Замечательное! Нашли пшеницу! — ответила Нэфисэ.
— Знаю, мы уж часть успели свезти.
— Уже? А не отсырела она?
— Проветрили немного. Пшеница у тебя — во! — подмигнула Тэзкирэ, показывая большой палец.
Нэфисэ заметила, что Хайдар нахмурился, и расхохоталась.
— Это она хвалит пшеницу.
Хайдар оглянулся на Тэзкирэ:
— Не люблю я эту ее манеру. Не к лицу девушке пальцем так показывать.
— Пожалуйста, не обижай ее! Видишь, как работает. Не девушка, огонь!
— Да, тут-то ничего не скажешь...
Нэфисэ чувствовала себя сегодня удивительно легко и свободно. Но при встрече с пожилыми людьми быстро наклоняла голову, смущаясь своего сияющего лица, или тянулась к забору и, сорвав с дерева листок, принималась его скручивать в пальцах.
Хайдар распахнул шинель, беспрестанно перекладывал лопату с одного плеча на другое. Радости его не было границ. Он был взволнован, опьянен: ведь впервые рядом с ним шла Нэфисэ.
Они говорили без конца о найденной пшенице, о здоровье Тимери, о приближении праздника. Но было за этими разговорами и другое, не высказанное вслух. Глаза Хайдара не могли скрыть его чувств. «Я стосковался по тебе. Я с нетерпением ждал этого дня! Нет сейчас счастливее меня человека в мире!» — говорили они. И в то же время в них появлялась настороженность. «Не ошибаюсь ли я и теперь?..»
Нэфисэ все понимала. Она вертела в руках листок черемухи и изредка бросала быстрый взгляд на Хайдара. Но разве успеешь прочесть что-нибудь в глазах, которые мгновенно скрываются за длинными ресницами?!
