Елена Коронатова - Жизнь Нины Камышиной. По ту сторону рва
— Представь, мне один папин знакомый сделал предложение. — В тоне Зои прозвучала нарочитая небрежность.
— Какое предложение?
— Предложил руку и сердце. — Зоя как-то по-взрослому засмеялась, тряхнув короткими волосами.
— Он старик?
— Нет. Он пожилой. Лет, наверное, тридцати пяти. Некрасивый. Декан, работает вместе с папой.
— Что ты ему ответила? — Нину прямо-таки захлестывало любопытство. Господи, выходит, через два года и ей могут сделать предложение.
— Я сказала ему, что еще молода.
— Правильно!
Девочки заговорили наперебой, больше слушая себя. Конечно же, любовь бывает только одна и на всю жизнь. Без любви подло выходить замуж. Лучше остаться старой девой. От слов любовь, верность, он радостно щемило сердце.
На ботинки налипла грязь, на платья и чулки нацепились репьи, но подруги ничего не замечали. Они еще долго провожали друг друга, часто повторяя: «Ты только смотри никому не говори». Нину все время мучило желание спросить Зою, верит ли она в бога. Удерживала боязнь показаться смешной.
Глава одиннадцатаяВ «нормальной» восьмой группе событие. Перед началом занятий ученики с веселой удалью выкинули парты и втащили столы.
— Уроки словесности отменяются, — объявил староста группы Корольков. — Будет, значит, собрание. На повестке дня вопрос о проведении в жизнь бригадно-лабораторного метода учебы.
Поднялся невообразимый гвалт.
— Сидеть за столами, — старался всех перекричать Корольков, — будем побригадно.
Мальчишки принялись скандировать:
— По-бри-гад-но, по-бри-гад-но! — с особым усердием делали ударение на слоге «гад». Пауза. А потом — оглушительно и удивленно — «но!».
Столы длинные, на каждую бригаду стол. Пришлось их поставить торцом к доске. Сидеть боком к доске не очень-то удобно, но ведь заниматься станут лабораторно. Мара заявила, что она «не намерена терпеть тесноту», и уселась спиной к доске. Мальчишки последовали ее примеру. Корольков объявил, что бригады организуются «по принципу добровольности». Мара пренебрегла принципом добровольности, она показывала пальцем на угодного ей ученика и объявляла:
— Ты… Вот ты! А еще тебя беру.
Бригадно-лабораторный метод привел в восторг всю группу. Преподаватель коротко пояснял тему для лабораторной проработки. Потом бригада поручала кому-нибудь сделать доклад или реферат. В зависимости от знаний выступающего засчитывалась работа всем членам бригады. Оценок две: «зч» (зачет) и «нзч» (незачет). Учиться стало неожиданно легко — всегда кто-нибудь вывезет.
Особенно вольготно себя чувствовала восьмая «нормальная» на уроках немецкого языка. Берта Вильгельмовна преподавала в их школе первый год. Своим видом она поразила учеников. Высокая прическа с локончиками на затылке время от времени подозрительно сползала набок. Герман Яворский клялся, что Берта лысая и носит парик. Платья немки, с множеством бантиков, с рюшами, оборочками, замысловатыми воланчиками и буфами на рукавах, вызывали у девочек удивление и тихое веселье. С широкого плоского лица немки с нежно подрумяненными щечками не сходило выражение легкого испуга. Она плохо говорила по-русски. Иногда не выдерживала:
— Лозовский, ви дольго пересталь разговаривайт?! — Немка хваталась за сползающую прическу.
Мара вскакивала и, тараща глаза, под хохот мальчишек выкрикивала:
— Их ист недольго пересталь разговаривайт! — и, состроив невинную мину, смиренно добавляла: —Только я Лозовская, потому что их ист девочка.
— Зицен зи зих, — неуверенно бормотала Берта Вильгельмовна.
С немецкой педантичностью она ни на шаг не отступала от бригадно-лабораторного метода. Войдя в класс, она объявляла:
— Лабораторно проработайт параграф нумер цван-циг.
«Прорабатывал» параграф в Мариной бригаде лишь добросовестный добродушный силач Ваня Сапожков, а долговязый Васька Волков списывал у него. Васька известный лодырь — взяли его в бригаду, потому что без его друга Сапожкова Ваську исключили бы за неуспеваемость.
На одной из перемен к Нине подошел Корольков и отозвал в сторонку. Тихо, озираясь по сторонам, спросил: не кажется ли Камышиной, что химичка Алла Викторовна Чарова саботирует бригадно-лабораторный метод, не считает ли Камышина, что этот вопрос необходимо обсудить на учкоме? Лично он, как член учкома, хотел бы посоветоваться с массами.
Нина терпеть не могла Королькова. Все в нем было противно: белое, словно обсыпанное мукой, лицо, и липкий голос, и манера оглядываться.
— Нет, не кажется, — она и не хотела скрывать своей неприязни и с насмешкой прибавила: — А тебе, если кажется, перекрестись.
Корольков поджал тонкие губы.
— Я всегда был фактически уверен, что ты несознательная.
Что значит несознательная?! Нет, только не оправдываться. Неожиданно для себя самой закатила глаза и нараспев продекламировала:
— «О, закрой свои бледные ноги»… — повернулась и побежала от него.
Корольков дрожащим от злости голосом крикнул ей вслед:
— Ненормальная!
Алла Викторовна, по общему мнению девочек, не походила на учительницу. Высокая, полная, с высоко взбитой прической, она входила в класс, постукивая каблучками. С ней здороваться одно удовольствие — всегда улыбается. Герман Яворский на ее уроках из кожи лезет — острит.
До неприятного разговора с Корольковым Нина не задумывалась, «саботирует» ли Алла Викторовна бригадно-лабораторный метод. Теперь невольно стала приглядываться: все как будто правильно. Алла Викторовна дает тему, все побригадно прорабатывают… Нет, нет, постой… Алла Викторовна выходит к доске и говорит:
— Косицыну непонятен вывод формулы… — и начинает объяснять.
Ага, все хватаются за ручки. Вот и получается, что объяснила Алла Викторовна. А как же с самостоятельной проработкой?
— Леля Кашко, иди к доске и расскажи…
Нина с Корольковым сидят за соседними столами спиной друг к другу. Он шипит ей в спину:
— Видишь, видишь, не доклад, не реферат, а самый настоящий опрос…
Но тут химичка, похвалив Кашко, предложила самостоятельно вывести некоторые формулы. Нина дернула Королькова за рукав и показала ему язык.
— Имей в виду, вопрос об уроках химии будет стоять на учкоме, — тихо и торжествующе пообещал Корольков.
Идея пришла неожиданно — не придется Королькову «ставить вопрос». В конце урока Нина подняла руку:
— Разрешите мне в следующий раз сделать реферат на тему «Окиси, кислоты и соли».
Алла Викторовна несколько замешкалась, но пытливо взглянув на Нину, улыбнулась и согласилась. Пусть только Камышина подумает о содокладчике. Вообще они уже достаточно проработали материал, на другом уроке она распределит темы рефератов.
— Ага, что, съел? — шепнула Нина Королькову.
Группа с нетерпением и любопытством ждала, как же отнесется к бригадно-лабораторному методу математик. Неужели строгий Платон Григорьевич Боголюбов, которого, кажется, побаивается сам Тучин, перестанет спрашивать и выставлять в журнал беспощадные отметки? Боголюбов был болен.
Наконец он появился. Вошел. Поздоровался. Положил портфель. Протер очки. И своим скрипучим голосом, который знало не одно поколение учащихся, спросил:
— Что сей сон значит? — И, помолчав, он добавил: — Яворский, Косицын и Лозовская, ваши спины не вызывают во мне острого желания их созерцать, к тому же, если вы не хотите меня видеть, будьте любезны, выйдите в коридор.
Прокатился смешок.
Мара вскочила.
— Платон Григорьевич, извините! Можно нам остаться? — она оглянулась на мальчишек. — Мы пересядем.
Боголюбов кивнул и произнес фразу, известную всем учащимся второй трудовой школы второй ступени:
— Не увлекайтесь, и не будете увлеченными.
Под тихий хохоток Мара и ребята поспешно пересаживались.
Платон Григорьевич прошелся по классу и таким тоном, словно он только вчера «гонял» лентяев у доски, произнес:
— Повторим кое-что из пройденного. К доске пойдет… — он пристально, из-под очков, оглядел необычно притихший класс и, конечно, угадал — Волков.
Длинный, нескладный, цепляясь коленями за скамейки, Волков поплелся к доске. По его спине Нина чувствовала — Васька все перезабыл. Хотя бы Платон ее вызвал! Как здорово, что бабушка в дождливые дни засаживала их за учебники! Но Боголюбов как-то ухитрялся вызывать тех, кто плохо знал урок. Прохаживаясь между столами и заглядывая в тетради, он сказал своим скрипучим, насмешливым голосом:
— Я вижу, вам созданы прекрасные условия для списывания.
«Интересно, утерпит Корольков? — подумала Нина. — Утерпел. Боится, что Платон его вызовет».
Боголюбов объявил:
— Вам, Волков, неуд (он всем ученикам, даже в пятой группе, говорил «вы»), извольте заниматься. Спрошу на следующей неделе.
![Елена Коронатова - Бабье лето [повесть и рассказы]](/uploads/posts/books/134500/134500.jpg)
