Радий Погодин - Я догоню вас на небесах (сборник)
Лидия Павловна поняла: вот он — отец ее будущего ребенка. Правда, он мог бы оказаться повыше ростом, посветлее волосами, пошире в плечах. Лицо его могло бы иметь выражение не столь самонадеянное.
Он сказал:
— Я был во власти образов. Небо — голубая корова. Утро — вымя, полное розового молока. В таком свете я представлял себе Русь изначальную. В дальнейшем, с развитием товарно-денежных отношений, пошел бардак.
— Очень интересно, — кивнула Лидия Павловна, вспыхнув лицом. — В эту мысль нужно вникнуть поглубже. Идемте ко мне, у меня есть кофе. И кое-что на ужин.
Его звали Леонтий.
Они пили кофе. И выпили по рюмке коньяку. Отец ее будущего ребенка проглотил коньяк равнодушно. «Не алкоголик», — отметила Лидия Павловна. Придвинула ему сигареты. Он не курил.
«Светланочка — если девочка. Владимирчик — если мальчик». Лидия Павловна представила девочку с нежными ямочками и мальчика в майке, которую не отстирать.
Приемник «ВЭФ-1101» пел им иностранные песни. Белая ночь одарила их своим светом. Вращающийся ангел на Петропавловской крепости, преисполненный сочувствия и понимания, повернулся к ним усталой крылатой спиной.
Выяснилось, что через Петропавловскую крепость Леонтий ходит с работы от Института высокомолекулярных соединений к Дому политкаторжан. Что он инженер, но по вечерам пишет стихи на сюжеты отдаленной истории человечества.
Через неделю Леонтий перевез к Лидии Павловне пишущую машинку, связку книг, в основном зарубежные верлибры, и собственные изыскания в зеленой папке с тесемками, как на солдатских кальсонах. Когда Лидия Павловна была подростком и, бывало, болела простудой, мать заставляла ее надевать такие кальсоны и толстую зимнюю тельняшку — отец, всецело преданный пехоте, тельняшки уважал.
Леонтий разложил книги, чтобы они были под рукой. Поставил машинку на журнальный столик. Столик был низковат — Леонтий под каждую ножку подсунул поллитровую банку, набив ее до половины бумагой.
Торопливые действия Леонтия Лидия Павловна понимала, конечно, как приготовление к главному. Она понимала также, что это главное должно вот-вот наступить. Ей стало трудно дышать. Она расстегнула блузку.
Леонтий подошел к ней, обнял ее крепко.
— Сейчас я занимаюсь славянами, — в его голосе было волнение и хрипотца. — Славянами, понимаешь? Великое, понимаешь, дело. — Его руки, как две узкие рыбины, пустились нырять вокруг Лидии Павловны. Они старались пожрать ее, а заодно и друг друга. — В первых письменных упоминаниях славяне называются склавенами. «Склавены» — откуда такое слово? — Руки его дернулись к ее бедрам. Но он удержал их. — Чтобы нам не погрязнуть в суффиксах, приставках и непроизносимых согласных, стремительно идем дальше. — Тут его руки все же нырнули в глубоководье.
Лидия Павловна отступила. Застегнула блузку.
— Может быть, ты сначала поешь?
— Не отказался бы.
Лидия Павловна пошла разогревать бульон и голубцы. Леонтий пошел за ней на кухню. Руки он сунул в карманы брюк. Он говорил:
— Обрати внимание на слово «вено». У некоторых древних народов Восточного Средиземноморья, позже у склавен, позже у русских «вено» означало выкуп за невесту. Его давали в основном скотиной. Я думаю, это был не просто тривиальный выкуп, а как бы соединение имущества — союз. От «вено» образованы слова: венец, венок, веник, вензель. Главное в этих словах — связность, единство. Скажем, рубят избу — кладут венец на венец, но бревна, заметь, не сколачивают, не замыкают, не закалывают — их вяжут. И первый ребенок в семье называется — первенец. Пер (вый) венец. Секешь, какой высокий смысл?
Лидия Павловна представила девочку Светланочку с пальчиками как пастила. Именно ей она почему-то определяла роль первенца. Но Первенец — это мальчик! Мальчик с нарисованным на футболке нахальным зайцем в ее воображении сделал шаг вперед. «Козявка, — сказал он сестре. — Я за тебя заступаться буду…» Лидия Павловна незаметно вытерла слезу, уже успевшую напитаться французским запахом.
— Но идем дальше, — сказал Леонтий. — Вернее, в данном случае — глубже. Венец! — Руки Леонтия выскочили из карманов, метнулись к ее бедрам.
Она повернулась к нему.
— Тебе в бульон вермишель положить? Или рис?
— Лучше бы макароны. А это у тебя такая тахта?
— Диван.
Диван, густо-зеленый, стоял посередине комнаты. В сложенном положении он был невелик. В разложенном напоминал полянку — два десять на два.
Вчера Леонтий сказал одобрительно: «Ковер-самолет».
Бульон кипел. Макароны варились. Эти твердые макароны варятся долго…
Леонтий был голоден. Он не просто хотел есть, он был голоден, как бывает голоден бездомный.
— У меня великолепная идея сделать тебя папой. Говорят, кто хорошо ест, тот хорошо работает, — сказала ему Лидия Павловна.
— Ерунда это. Блажь. Ты поняла насчет «вено»? Все, у кого был такой обычай, назывались либо венты, либо венеты, либо венеды. На севере Италии целая область носит имя Венето. Племена кельтского происхождения, те самые, от которых гуси Рим спасли, назывались венеты. Обычай вена они переняли от местных — автохтонных племен, от людей, которых грабили. Тут надо бы покопаться. Тут много интересных аспектов.
Леонтий насыщался. Нельзя было сказать, что он ел, но нельзя было сказать, что он жрал. Это была мазурка, галоп. Лоб у него блестел, волосы над ушами распушились. Он был похож на рысь. И белая футболка, как белая рысья грудь.
«Ему бы еще нахального зайца на футболку — и вылитый мой Владимирчик», — Лидия Павловна запахнула халат. Села на подоконник.
— Откуда у нас такое славное словечко — человек? — спросил Леонтий.
— Ну, чело века, — Лидия Павловна поморщилась: — Бред, конечно.
— «Словен» — двукоренное слово: «сло» и «вен». Корень «вен» преобразуется в суффикс, и в слове «словак» уже преобразовался. Кстати, и в слове «славянин» тоже. Выстраиваем цепочку. Словен — словак — словек… У поляков звук «с» переходит в «ш» или «ч» — чловек. Поняла — уже чловек! В русском языке появляется дополнительная огласовка — человек. Итак, человек — это словен — славянин. У русских до семнадцатого века человеков не было. Были людины и смерды. Простолюдин — буквально — просто людин. Гришка Отрепьев нас человеками сделал.
Леонтий втягивал макароны в рот, и они шлепали его по щекам. Он вытирал щеки и руки салфеткой.
— А ведь не все умеют макароны варить.
— Ты голубцы попробуй, — сказала Лидия Павловна. — Голубцы я еще лучше готовлю. — Она положила ему голубцов на тарелку.
— Прибавь, — сказал он.
Она прибавила.
— Гора счастья! Ликуйте все голодные: один из вас лопнет сегодня от обжорства!
Леонтий встал.
«Он псих, — подумала Лидия Павловна. — От ненормального рожать нельзя». Но тело ее, обладавшее чутьем иного порядка, сказало ей властно: «Перестань. Он здоров как бог».
Леонтий ел голубцы. Прямо с нитками. При этом чавкал.
— Ты меня специально злишь своим чавканьем? — спросила Лидия Павловна.
— Нет. Я наслаждаюсь. Такой аспект — ликую…
«Он же меня специально злит. Жрет с нитками и специально злит». Элегическое в душе Лидии Павловны взбунтовалось — выбросило черный флаг. Но раздувшиеся медленные клетки, жаждущие ночи, шептали: «Пусть насыщается — это нам надо».
— Что ты все повторяешь — аспекты, аспекты?
— Мне нравится. В аспекте есть какая-то прямолинейность. Аспект — проспект. Ленинградское слово… По Несторовой летописи, единый славянский народ жил на Дунае, где сейчас Венгрия, Болгария, Словакия. А по науке? По науке академик Шахматов Алексей Александрович, одна тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года рождения, говорит, что у славян было две прародины. Первая там, куда указывает монах, — славяне автохтонны в серединной Европе. Единый праславянский язык начал складываться во втором тысячелетии до нашей эры. Из обломков племен и даже отдельных родов складывался народ славян. Вот ты молчишь, а некоторые грамотеи — у нас все грамотеи — спрашивают ехидно: откуда, мол, взялись разрозненные племена и, так сказать, осколки? От Рима. От кельтов. Римляне — бандиты. Кельты еще хуже. Рим все взял от этрусков: материальное производство, культуру, даже богов, даже волчицу. Тирению — их землю. Их жизни. Кельты Фракию растрепали. Иллирию. И опять же Тирению. Этрускам больше прочих досталось. Чтобы бороться с кельтами — это же разбойники с большой дороги, их даже Александр Великий боялся — нужно было объединяться. Они и одевались несусветно, как петухи. Вот и возникло вено. Союз! Шло притирание племен, сглаживание диалектов, кстати, и сами кельты в этом участвовали. И в первом тысячелетии до нашей эры уже существовал язык с присущими только ему особенностями. Его уже можно было назвать праславянским.
— А где, ты говоришь, была их вторая прародина?
