Дмитрий Холендро - Избранные произведения в двух томах. Том 2 [Повести и рассказы]
— Не учите! — перебила Вера.
— Я делюсь с тобой опытом. Как-никак у меня было два мужа…
— И еще один человек, который приходил к вам после них.
— Да, его расстраивали в семье, и он приходил ко мне успокаиваться, — сказала бабушка и, как танцовщица, крохотными шажками выплыла в коридор.
Не успела захлопнуться дверь за ней — вернулся Нефедов, отирая руки.
— Юрий! — вскрикнула Вера, а Нефедов вздохнул:
— Двоих бы родить… У кого двое или больше — получили квартиру без разговоров!
И, похолодев, испугался. Он никогда не видел у Веры таких злых глаз. Сузившись, они оставили лишь острые, как лезвия, полоски голубизны.
— Отец! — сказала она брезгливо. — Как будто это только родить! А жизнь обеспечить? Самое необходимое — комнату!
— Вера!
— Да ты у меня не мужчина! Поскандалил бы!
Все же она сказала «у меня», он отложил ложку, которую взял было, и спросил:
— Скандалить? Вот это как раз бабье дело. Я — рабочий человек. Сама говорила: «Люблю смотреть, как мужики работают!»
— Иди к директору!
Нефедов подавился первой же ложкой супа.
— Да он смотреть на меня не хочет!
— А Нерсесян?
Появилась бабушка, неся сковородку, с которой щекотали ноздри запахи жаркого, и на ходу декламируя по поводу щедро глянувшего в оголенное окно солнца:
Мороз и солнце,
День чудесный!
— Марья Андреевна! — попросила ее Вера. — Я капусту купила, соленую. В кухне, на подоконнике.
— Сейчас, сейчас. Будет и капуста!
Вновь остались вдвоем, однако тишина властно продолжалась, как после похорон. Надо было что-то немедленно делать, только Вера еще не знала — что. И пока думала, Марья Андреевна принесла банку капусты. И не выдержала:
— Верочка! У Юры напряженный момент с машиной.
— Чихала я на эту машину!
Чайная ложечка в банке, которую держала Марья Андреевна, зазвякала. Вера встала, сбросила халат и выпрямилась:
— Оденусь и пойду сама.
— Куда?
— В завком, к Нерсесяну.
Копию скульптуры, где человек перековывает меч на орало, и верх выгнутой бетонной Доски почета лепешками прикрыл снег, и кирпичное здание заводоуправления краснело на снежном фоне, Вера устремилась туда, но Нефедов предупредил:
— Нерсесян сейчас в кабинете не сидит.
— Почему?
— Конец года…
— Пошли на территорию.
Из распахнутых ворот выехала автоплатформа, груженная плугами: лемеха их блестели, а тела пылали.
— Раньше так не красили, а теперь и для наших полей стали красить, — сказал Нефедов. — Как тебе?
Это ей было все равно, и Вера не ответила.
Разные машины попались им в конце первой же аллеи, на выставочной площадке, для которой не хватало навеса. Машины выползали из-под него в снежные просторы на своих маленьких и больших колесах, выбредали на высоких, голенастых ногах.
— Это дренажные, для осушения болот. Видишь какие? Как цапли. Моей здесь еще нет…
— Пропади она пропадом, — сказала Вера.
По узкой колее, навстречу, электротягач волок вагонетки с металлическими болванками, пришлось переждать. И пока стояли, напротив, в окнах обширного корпуса, вспыхивали огни.
— Это кузнечный. По металлу уже не бьют. А раскаляют его электричеством и…
— Чихать мне на него! — перебила Вера.
— Редкий цех! Японцы приезжали смотреть…
— И на японцев чихать!
Двое мужчин, занятых своей беседой, шагали мимо, один махнул рукой и крикнул:
— Охрименко тебя ищет!
— Слышишь, Охрименко! А зачем?
— И на Охрименко чихать! — сказала Вера. А Нефедов только замотал головой:
— Ну, ты даешь!
К своему удивлению, он чувствовал себя если не легко, то облегченно, наверно потому, что ничего не мог сделать, поправить — например, остановить Веру. Она смело шла напропалую, будто лучше его знала здесь все дорожки, а он боялся дотронуться до ее локтя.
В его цехе, где он работал каждый день и куда привел свою жену, машин, новорожденных, еще не ходивших по земле и не знавших ее запахов, набилось столько, словно они собрались сюда на свой новогодний бал, до которого оставалось меньше недели. И людей было немало, в основном молодых. Вера бегала вокруг взбудораженными глазами:
— Где Нерсесян?
А Нефедов опять глядел на тесные ряды машин.
— Его здесь нет… Видишь, раскрасили, как на выставку! Но это серийные. Не веришь?
— Ты мне зубы не заговаривай. Давай Нерсесяна! — сдерживая дыхание, прошептала Вера и, увидев телефон за стеклянной перегородкой, потребовала: — Звони в завком!
— Сейчас… — сказал Нефедов, однако, потоптавшись, трусцой бросился в другой угол.
Вера рванулась за ним и остановилась. Ужасающе низко и опасно, как казалось непривычному глазу, над головой качался тяжелый корпус — сплошное железо. Его удерживали цепи, приделанные к тележке, перемещавшейся на рельсах под потолком. Корпус покачивался, и цепи хрустели…
Вера попятилась, прижалась к стене, но привстала на цыпочки, вытянулась и отсюда увидела странный агрегат в том месте, куда удрал муж, которого она сейчас презирала, как самого несолидного мальчишку, согласившегося быть взрослым человеком. Агрегат был с длинным контейнером, рычагами, воронками, ножами, торчащими впереди, вроде кинжалов, занесенных для удара, и Юрий, сменив пальто на халат, слушал Охрименко и кивал ему, а потом полез под ножи, а Охрименко, петляя между другими машинами, стал пробираться сюда, в сторону Веры. Шел, низко опустив веки, точно с закрытыми глазами. У него был такой вид, будто он спал на ходу. Однако, увидев Веру, остановился и сказал ей:
— Здравствуйте… К мужу? Юра! — но голос его безнадежно утонул в лязге, и он поймал за плечо пробегавшего юношу. — Нефедова! А сам закрепи понадежней гайки на регуляторах.
— Я их на гроверы поставил!
— Можно и на шплинты, — прикрикнул Охрименко. Голос его звучал без всякого выражения, и Вера спросила:
— Измотались?
— Отдохнем, — улыбнулся он, — и увидим небо в алмазах.
А Вера вцепилась в подошедшего мужа:
— Сведи меня с Нерсесяном! Сейчас же! Слышишь?
Ей не нужны были алмазы. Ей требовался Нерсесян.
— Слышу, слышу!
За стеклянную перегородку, где прятался от непрерывного шума телефон, он шагнул после Веры, показал ей на алюминиевую табуретку и придвинул аппарат к себе. Затаив вдох, Юрий Евгеньевич не сразу набрал короткий номер.
— Товарищ Нерсесян? Это Нефедов говорит… — сказал он, и Вера пригнулась ближе, чтобы слышать ответы, но до нее долетали только невнятные, рокочущие звуки. — Некогда мне здороваться! А может, и не хочу. Хватит! Почему? Потому что мне квартира нужна! У меня сын, жена, бабушка. Все ждем! Было терпенье, да все вышло! — крикнул он что есть силы, зажал трубку ладонью и покосился на жену: — Сволочизм какой-то! — и повторил в трубку: — Да, да, да, товарищ Нерсесян! Сволочизм! Слышите?
— Слышу, слышу… — раздалось сзади, за спиной Нефедова, из-за отъехавшей на свое законное расстояние двери.
Голос был насмешливый, с заразительным армянским акцентом, Вера оглянулась и увидела невысокого, полного мужчину с пенящейся вокруг плешивой головы шевелюрой. Он улыбался влажными губами, обнажая веселые белые зубы. Его большие библейские глаза блестели. Перешагнув за отгородку, он протянул Вере руку:
— Нерсесян! — и сказал Нефедову, который, не попадая на рычаги, как слепой, положил бормочущую телефонную трубку. — А ты, оказывается, авантюрист какой-то! На кого ты так кричал, герой?
Вере стало вдруг нестерпимо стыдно. Она покраснела, взялась за горло, сглотнула комок.
— Герой! — не сразу крикнула и она мужу и побежала — вон из цеха, не откликаясь на его зовы.
Нефедов смотрел вслед ей беспомощными глазами и водил рукой по груди, стараясь найти в ней сердце. Сел на алюминиевую табуретку, где только что сидела Вера.
— А-ва-антюрист! — повторил Нерсесян.
— Вы пришли специально, чтобы это мне сказать?
— Нет! — рассмеялся Нерсесян губами, глазами, плечами, дрожащей, как на ветру, шевелюрой, словно весь он состоял из смеха. — Я пришел посмотреть вашу машину. А это кто? Жена?
— Жена.
— Тоже машиной интересовалась?
— Конечно.
И больше не разговаривали, пока не остановились у свеклопосадочного агрегата, и Нерсесян застыл в ожидании.
— Раньше мяла, — скучно сказал Нефедов, — а теперь не мнет.
— Это я в бумагах читал, — поклонился Нерсесян. — Покажи, что сделано.
— А поймете?
Теперь Нерсесян зарычал, как тигр:
— Я не первый год на заводе!
И Юрий Евгеньевич тронул острые ножи, выстроившиеся в длинный ряд, остриями вниз.
— Это рыхлители. Мы их удлинили. Перестало мять снизу, так как посадочное гнездо углубилось. И вот… — он повернул к глазам Нерсесяна одну воронку, завершавшуюся трубкой, в которой ходил рычаг толкателя. — На пятку толкателей поставили накладку из мягкой резины. Перестало мять сверху.
![Дмитрий Холендро - Избранные произведения в двух томах. Том 1 [Повести и рассказы]](/uploads/posts/books/240148/240148.jpg)
