Альберт Мифтахутдинов - Совершенно секретное дело о ките
Так появились в классе рыжие, пестрые, коричневые, с белыми пережженными прядями.
Завуч школы Дарья Тимофеевна, человек пожилой и старых правил, первой забила тревогу. Но ее вмешательство ничего не дало. Девочки терпеливо выслушали лекцию о том, что красиво и что нет, но не задали ни одного вопроса на косметические темы. В итоге Дарья Тимофеевна утешилась хотя бы тем, что девочки не красят губы и не собираются подводить глаза.
— Олю Омрынэ можно назад перекрасить, — сказала она в учительской. Матвеев сидел там, интересовался стремительно происшедшей метаморфозой во внешнем виде школьных красавиц. Почему это произошло, отчего — ему в голову не приходило.
— Постепенно цвет вернется, — заметила Людмила Федоровна.
— Чего это им вздумалось? И так все красивы — на любой конкурс красоты можем выставить свою команду, — сказал Матвеев.
— Любопытство, — обронил кто-то, — возраст, смотрят кино, читают журналы.
Матвеев говорил серьезно. Он часто втайне любовался старшими школьницами — тоненькие и стройные, в миниюбочках, они уже миновали стадию голенастости и рано взрослели.
— Иностранных-то журналов у нас нет, — заметил Матвеев.
— Все равно, — сказала Дарья Тимофеевна, — каждая может участвовать в их пресловутом конкурсе, только нам это культивировать незачем.
— Оля Омрынэ не может, — сказал Матвеев, — она толстушка.
— Зато она отличница учебы! — резко заявила Дарья Тимофеевна. — И в этом, если хотите, и есть настоящая красота.
— А у Кати Рультынэ самые красивые ноги на всем северо-востоке Чукотки! — поддел ее Матвеев.
— Андрей Андреевич! Как вы можете? Вы еще ей об этом скажите! Так мы совсем докатимся до морального разложения!
— Ну вот, — вздохнул Матвеев, — договорились…
— Я предлагаю попробовать всех опять перекрасить, — решительно заявила Дарья Тимофеевна. — Пусть эту заботу Людмила Федоровна возьмет на себя.
— Увольте, увольте… — запротестовала она.
— Это, выходит, что же? — оторопел Матвеев. — Объявим крестовый поход на блондинок, да? Огнем и мечом, да?
— Да! — волновалась Дарья Тимофеевна. — И чтоб никаких блондинок!
— Я думаю, это слишком. А вы как, Людмила Федоровна?
— Надо подождать… — нерешительно сказала она. — Они уже большие, это их личное дело… Надо как-то исподволь, чтоб они сами. Что ж мы, декрет издадим? Так нас же роно на смех поднимет! И так вот-вот скандал разразится.
— Ждать недолго, — мрачно буркнул Матвеев.
— Акселерация проклятая, — вздохнул кто-то в углу.
— Я в газете читал, — сказал Матвеев, — в США рост акселератов уже приостановился, а у нас все еще нет. Наши выше и тяжелее. Данные медицинской статистики.
— Значит, у нас условия лучше, — заметила Людмила Федоровна.
— У нас они от рук отбились, — продолжала свое Дарья Тимофеевна, — никакой строгости. Отсюда ведь шаг до всего! А-а, — махнула она рукой, — шаг уже сделан!
— Хорошие у нас дети, — поднялся Матвеев, — нечего на них напраслину возводить. А то, что мы не знаем их: и потому не понимаем, — это факт, это горькая истина.
— Вот воспитали бы вы хоть одного! — съязвила Дарья Тимофеевна.
— Еще успею, какие мои годы, — парировал он, — подожду немного и женюсь на выпускнице, а? Подумаешь, двадцать лет разницы? Сколько в мировой литературе примеров, а, Людмила Федоровна?
— В литературе очень много, — оживилась она.
— А литература — отражение жизни, да? — спросил он.
— Да.
— Вот и договорились.
— Не понимаю, почему вы шутите? — спросила Дарья Тимофеевна. — Вы, Людмила Федоровна, директор — не забывайте. Директор, а поощряете Андрея Андреевича на легкомысленные разговоры.
— А что тут делать? Что придумать-то? Вы знаете? — уже строго, по-директорски спросила она Дарью Тимофеевну.
— Нет.
— И мы все нет. Давайте думать…
С тем и разошлись.
7Может быть, оттого, что последнее время больше всего приходилось заниматься интернатом, мысли Андрея все чаще обращались к собственному детству. «Наверное, надо родителей проведать… или съездить на Кольский полуостров, посмотреть, что там от детства осталось… или самому пора уже обзаводиться домом и семьей… время-то неумолимо. Совсем немного пройдет, оглянуться не успеешь и о поселении, и об этом интернате, и о деде Киеме с Людмилой Федоровной будешь вспоминать, как сейчас о детстве. Всё уйдет в прошлое, останется память… Память — удел стариков».
У всех школьников в их маленьком городке были одинаковые пеналы. Пеналами служили коробки цилиндрической формы из черного картона от снарядов к американскому истребителю «кобра», на которых летали наши летчики. Каких только боеприпасов не хранили мальчишки в своих арсеналах тех лет! Остался без руки Жора Величко, оторвало два пальца Гене Грошеву, покалечило Диму Ронкина, с обгоревшим лицом от взрыва ракетного пороха доставили однажды и Андрея в санчасть. Это все еще давала себя знать война…
А за аэродромом, у дальних сопок, на перевале, были остатки разрушенного склада с боеприпасами. Большие артиллерийские снаряды. Мальчишки добрались и до них. Отвинтили несколько головок, вытащили мешочки с порохом. Порох — длинные коричневые макаронины с дырочками.
И повели ребята этим порохом дорожку вниз по склону, длинную дорожку до самых валунов у подножия. Подожгли и затаились. Помчался огонь к вершине как по бикфордову шнуру. Ахнул взрыв!
Лежали ребята за валунами ни живые, ни мертвые. А когда пришли в себя и осмотрелись, увидели, что к сопке, окружая ее со всех сторон, идет плотная цепь солдат с автоматами, идет медленно, внимательно посматривая вперед.
Надо бежать, а некуда. Один путь — через озеро.
— Лежите тихо в кустах, — сказал Андрей. — Мы с Артуром поплывем.
Они разделись, каждый взял одежду в левую руку и, гребя правой, на боку, поплыли к противоположному берегу. Их сразу заметили. И когда их, дрожащих, со свертками мокрой одежды, вытащили на том берегу, говорить они не могли — от холода и страха.
В казарме отпоили чаем, растерли, одели в сухое.
— Моего там не было? — спросил штабной капитан, он вел допрос. («Как же, там он, в кустах Пашка Колтыпин!»)
— Не было, — мотнул головой Артур.
— Конечно, — согласился капитан. — А то вы скажете! Узнаю, выдеру как Сидорову козу!
— Попало? — спросил Пашку на другое утро Андрей.
— Еще как! — мрачно буркнул Пашка. — А вам?
— Нет.
— Ну да?! — удивился Пашка.
— Да… поговорили, — вздохнул Артур.
За все время не мог вспомнить Андрей, чтобы отец хоть раз поднял руку на него или на брата. Странно, думает он сейчас, совсем как в чукотских семьях, где детей не бьют, не ругают.
Вот мать — та могла отшлепать, попадись ей под горячую руку. Андрей помнит, однажды (он был уже в четвертом классе) схватила мать ремень, начала хлестать без разбору обоих, братья переглянулись, отобрали у матери ремень, зашвырнули подальше. Оторопела она, села на кровать и заплакала.
Это больше всего потрясло братьев. Ушли они на улицу, поклялись друг другу вести себя так, чтобы мать никогда не плакала, вот только не помнит сейчас Андрей, удалось ли им сдержать клятву.
— А вы часто вспоминаете свое детство, Людмила Федоровна?
— Я не вспоминаю. Мне кажется, это было вчера.
«Вспоминать еще не настало время», — подумал Матвеев.
Она заглянула к нему в сельсовет на огонек. Он поставил чай, очистил стол от книг и журналов.
— А это что за литература? — полюбопытствовала она. — И девушки на фото все заминированы…
— Как? — не понял он.
— Ну, в мини… — рассмеялась она.
— Кинодивы… А вот журнал «Польша». Обозреватель Анна пишет: «Почти каждая женщина хочет быть блондинкой». Вот так.
— Вас все волнует проблема перекраски наших девочек?
— Нет, — ответил он. — Пусть это волнует Дарью Тимофеевну. А я просто всесторонне овладеваю предметом. Читаю все, что касается блондинок. Учебный материал.
— Ну и как успехи?
— Кое-что есть… — Он нашел отчеркнутый абзац и прочитал: «Добиться желаемого эффекта можно и домашним способом. Для этого необходимо смазать волосы шести- десятипроцентным раствором перекиси водорода с добавлением пятнадцати-двадцати капель нашатырного спирта, а затем, примерно после тридцати минут, сполоснуть их теплой водой с добавлением небольшого количества уксуса или лимонного сока».
— Где уж тут взять лимонный сок? — вздохнула она.
— К сожалению, — сказал Матвеев. — Вот и к чаю даже не могу предложить. Не завезли…
— Ой, вы напомнили мне один случай. Ведет практику в школе девушка из Анадырского педучилища и объясняет ученикам — мол, то, что растет на дереве, — это фрукты, а то, что в огороде, — овощи. Яблоки — фрукты, морковь — овощ. К чему относятся лимоны? Девочки, к чему? Вот ты, Маша, скажи, к чему лимоны? К чаю, — отвечает Маша.
