Владимир Курочкин - Избранное (сборник)
– Видите, слева слабый ореол, – сказал командир, – с этой стороны солнце. Сейчас уже поздно, и оно близко к закату.
«Очень величественно!» – мелькнула у Василия мысль, но тотчас же потухла, как вздорная и неуместная.
Лодка уравновесилась. Она, как коромысло весов, на чашки которых положили равные грузы, опять стала горизонтально. Тогда командир распорядился всплыть на поверхность, и лодка медленно вынырнула из воды. Кармышев поднялся по трапу и открыл люк. Вслед за ним, неловко ступая по ступенькам, полез наружу Василий. На него упали капли морской воды, потом в лицо ударил прохладный морской ветер.
– Никого пока не пускайте на палубу, – сказал Кармышев.
Затем он нагнулся к нему и добавил спокойно, почти что лекторским тоном:
– Имейте в виду: в таких случаях, – а именно во время аварий, – не всегда следует продувать цистерны, устраивать так называемый «пузырь». Это крайняя мера! Прежде всего, нужно искать какие-то другие выходы. Да… Но не следует опаздывать. Запомните: не следует опаздывать! Вот пока вы там с клапаном возились, я кое-что подсообразил. По-моему, произошла поломка горизонтальных рулей… Заклинило. Понимаете? А мы ход дали. Ну вот и задрался нос… Но все обошлось. И «пузыря», как видите, не потребовалось. Папиросы есть?
Василий с удивлением поднял на него глаза. Он знал, что командир не курит.
– Есть? – переспросил тот.
Василий достал портсигар и спички. Кармышев взял одну папиросу и ушел, держась за леера, на нос лодки. Море по-прежнему было спокойно. Оно изменило только окраску, стало цвета индиго. Солнце скрылось за горизонтом. Появились длинные тонкие облака. Они ярко желтели на бледном небе. Кармышев затянулся два раза, потом вытянул руку перед собой, сжал папиросу пальцами. Смял ее резким движением, словно уничтожая в ней что-то неприятное. Бросил в воду. Затем обернулся к Василию и показал на небо:
– Закаты у нас здесь… Хороши закаты, а?
– Да… – ответил Василий и спрятал папиросы и спички в карман.
1938Именной торт
Рассказ
Поскольку разговор, ребята, будет между нами, то, конечно, порассказать можно о многом. Я, братки, вот вам честное слово, никогда не любил излишней болтовни, особенно там, на флоте. Но приехать в отпуск и не рассказать друзьям самого малого – это уже, по-моему, последнее свинство. Не так ли? Ну, правильно! И знаете, ребята, я развязываю язык только из-за большой к вам симпатии. Вас здесь четыре парня, не плохих, это сразу заметно, но если кто из вас потом сболтнет, запомните – конец нашей дружбе. Приучайтесь-ка еще в гражданстве держать язык за зубами. На военной службе это вам здорово пригодится. Смотрите же – молчок! Хорошо? Ну, ладно, ладно. И баста, нет нам больше на это судьи! Все-таки сразу видно: выйдут из вас при случае неплохие подводники.
Слушайте же теперь меня внимательно. Что бы там ни выдумывали праздные люди, а ходить в море на подводной лодке это, ребята, нелегкое занятие. Попробуй-ка, поплавай в стальной иголке, которая прострачивает море, словно швейная машина. Пришлось мне повидать виды, а вот накануне призыва, когда я был как раз в ваших годах, хоть убей меня, ни за что не сказал бы, где лучше всего в Тихом океане отлеживаться подводной лодке после атаки. И узнал об этом совсем недавно, проплавав ни много ни мало – целых четыре кампании. Вот оно какое наше дело!
Откровенно говоря, ребята, не повезло мне с моей военной специальностью. Что уж там от друзей скрывать: плаваю я на лодке коком. И знаете, как это вышло? В момент призыва работал я в столовой кирпичного завода поваром. А брали нас во флот вместе с Ваней Калашниковым. Вы его не помните: сам он из города и на заводе у нас ходил в электромонтерах. И нужно же было случиться такой грустной истории – его, конечно, записали в команду электриком, а меня, как назло, коком. «Ну-ну, – думаю, – произошло событие!» Торчать в камбузе всю службу – это ли не обида? Взялся я тогда за докладные. Бомбардировал ими командира как из миномета. А ему это надоело, и вызвал он меня к себе. Поговорили… Вот с тех пор и плаваю коком!
Вы, ребята, не скучайте, это еще вроде как присказка. Слушайте, дальше пойдут истории повеселее. Этот наш командир – боевой парень. Да вы и сами со мной согласитесь, как только я расскажу про нашу первую кампанию. Вот вам честное слово, это было стоящее плавание. У каждого человека, говорят, бывают такие дни, которые для всей его жизни потом дрожжами служат. А наше плавание не один день продолжалось. Понимайте-ка теперь, что это значит.
Был серый рассвет, когда мы готовились выйти из бухты. Еще с вечера предполагалось, что утром будет туман. В тех краях эта гадость способна закрывать горизонт почти круглый год. Верно, что наша лодка все равно бы пошла в поход, так как сторожить морскую границу это вам не то, что качаться верхом на заборе. Коли нужно – выйдешь и в шторм! Но в тот раз туман так и не появился, и мы были ему за это премного благодарны. Командир собрал у пирса всех свободных от вахты и велел нам присесть на бревна, набросанные на берегу. Ну и шутник же был этот наш командир! Он говорил, что присесть перед походом в море так же необходимо, как перед отправкой в путешествие. Может быть, ребята, кто-нибудь из вас его когда-нибудь и увидит. Вы узнаете его тогда с первого взгляда. Он очень подходящий парень для подводного дела. Небольшого роста, коренастый дядя. И здоровяк же он!.. Щеки полные, словно рот кашей набит. Цвет лица – красный. Можно подумать, что ему всегда жарко. Глаза черные и немного навыкате. «От внутреннего давления, – говорил он на этот счет, – привык под водой плавать». Волосы стрижены под «ежика», и как только выйдет он из базы в море, так сейчас же шапку долой и в редкие часы ее опять наденет, исключительно в официальных случаях – при встрече с кораблями и другими подводными лодками. Видимо, не хотел волосы себе парить, чтобы не облысеть.
Рассадил он нас, а сам стал ходить перед бревнами взад и вперед, ступая по камешкам, обточенным прибоями. Ветер сдул с них снег, они вмерзли в песок и хрустели под его ногами. Руки он заложил за спину и не спеша ходил себе в шапке и шинели. Ветер в это время с сопок дул холодный, порывистый, полы командирской шинели так и рвались в стороны. А ему хоть бы что, никакого внимания не обращает на ветер. Походит, остановится перед нами, ковыряя носком сапога примерзшую гальку: он всегда ходил по форме – брюки на выпуск, но обут бывал в русские сапоги. Посмотрит на нас и опять пойдет. Словно соображает что-то. Потом остановился окончательно и начал свою речь:
– Товарищи краснофлотцы, – важно сказал он нам в то утро. – Вот мы сейчас с вами пойдем в поход. Некоторые из вас отправляются в серьезное плавание вообще в первый раз, – при этом он посмотрел в мою и Вани Калашникова сторону. – Но это не меняет дела, потому что все мы: и я, и вы, и новички будут с одинаковыми чувствами переживать это плавание, потому что плавание это особенное. Не думаете ли вы, друзья, – тут он быстро перешел на тот немного резкий, но добродушный тон, который нам всегда так нравился, когда он говорил с нами по душам, – не думаете ли вы, что страна прислала нас сюда для того, чтобы мы уписывали за обе щеки пышки с маком и валялись на перинах. А? Как ты думаешь, Щербаков? – и он обернулся к трюмному Щербакову.
Ну и хитрый же наш командир! Он отлично знал, что Щербаков полодырничать не дурак. Потом он сказал еще так:
– Вообще-то говоря, я знаю, что вы хорошо помните, для каких дел мы здесь находимся. Народ построил и дал нам отличное боевое снаряжение – наши подводные лодки – и поручил нам охранять берега нашей родины. А кто из моряков это делает, сидя на суше? Да никто. Нет таких моряков. Вот и мы пойдем теперь в море нести боевую вахту, раз пришла наша очередь. А море, вы знаете, товарищи, это не дорога в городской парк, где можно встретиться с приятелем и покалякать с ним о том о сем, – так и сказал командир, вот вам честное слово, так и сказал. – В море для нас каждая встреча опасна. Вот Акифьев читал вам, как в мировую войну попадались в ловушки подводные лодки. – Мы все посмотрели в сторону Акифьева, который неделю назад как раз читал нам книгу. Он кивнул головой, как бы подтверждая слова командира, а тот шагнул к нам ближе и продолжал дальше. – Я ведь никогда ничего не скрывал от вас, товарищи, скажу и теперь, не скрывая: плавание будет трудным. Прямо скажу: будет оно нам вроде как экзамен. Выдержим – значит не зря все это время ели народный хлеб. А не выдержим – значит гнать нас нужно с флота в три шеи, – он привык все напрямик говорить! – Наше командование флотом, – сказал еще наш командир в то утро, – дало нам серьезное боевое задание. Мы пойдем в море и пробудем там столько, сколько хватит у нас сил. Поняли? – спросил он и добавил: – Будем мы в этот раз в море с вами как на войне…
