Олег Шестинский - Блокадные новеллы
Давно померкла бурная, темная, завораживающая слава Ваньки Каина. А ведь когда-то в российских деревеньках, собравшись всем обществом при лучине, пели песни о нем, сказки рассказывали о его невероятных приключениях. Старинные книги, называя его «известным пройдохой», при этом отмечали благожелательно, что «судьба помогала Каину, одарив его умом и находчивостью, вытаскивала из бездны несчастия, ставила на твердую землю». Конечно, в мошеннических проделках Каина не было «классовой направленности», но простым людям нравилось, как он объегоривал купцов, монахов, торговцев, офицеров, а попутно, разумеется, и иных представителей российского населения.
Ванька Каин — личность отнюдь не легендарная. О нем есть точные биографические сведения. Он родился при Петре I, в 1715 году в Москве и был единатвенным сыном печника Осипа Ефремова. Печник одно время работал в доме у купца Петра Филатьева, которому и отдал сына по достижении пятнадцатилетнего возраста в услужение. Примерно с той поры и стал катиться Иван, как теперь говорят, «по наклонной плоскости».
I
Начал Ванька, купцу прислуживая, всякие предметы у него потаскивать: платье не обиходное, медную посуду, да и на серебряную глазом стрелял. Однажды сам хозяин приметил, как у Ваньки от спрятанной чашки рубаха на груди оттопыривается. Бросился купец за Ванькой, за воротами догнал, рубаху задрал на пузе да чашку и вытащил. Бит был Ванька, и велено было другим домашним слугам за ним приглядывать.
Можно сказать, что размах воровская деятельность Каина стала получать с того времени, как он познакомился с одним отставным матросом, по прозвищу Камчатка.
А познакомились они, когда Каин из-под полы продавал серебряное блюдо, украденное у купца. Заинтересовался бывший матрос смышленым юношей и пригласил его в качестве своего нового друга в то место, где испокон веков русские люди друг другу в любви объясняются и отношения выясняют, сиречь в кабак.
Там-то, за шкаликом, Каин поведал о терзаниях своего духа, о малодушии своем.
— Сундук у купца кипарисовый, замок в образе бронзовой собаки, а вот руку наложить на него еще не могу — не хватает умелости, — сокрушался Каин.
— Не в умелости суть, — утешал Камчатка, — а в том, что друга близкого у тебя нет, который мог бы сердечно переживать за тебя да и из беды вызволить, коли нужда станет. Но теперь моли бога — послал меня тебе бог!
Ободренный, Каин решил в ту же ночь приступить к действию. Дождался, когда все в доме уснули, снял сапоги и в одних чулках, вздрагивая и замирая при малейшем поскрипывании пола, отправился в комнату, где сундук стоял. Замок открыл с легкостью и еще раз убедился в правоте Камчатки— не в умелости дело, а в том, что еще смелость как нужно не развилась. А в сундуке и деньги купеческие, и нарядные обновы, — глаза разбегаются у Каина. Надел он на себя сколько возможно было, а многочисленные карманы деньгами набил. На себя не похож стал — толст и важен. В таком виде за ворота вышел. Камчатка съежился в темноте, поскольку не признал сначала Каина за своего. А как признал, оба они беззвучно возликовали.
Но Каин недолго предавался радости. Он чувствовал, что у каждой караульной будки на улице может его остановить солдат. А уж солдат смекнет, что Каин — не капустка, у которой «сто одежек и все без застежек». И Каин разоблачился, перемахнул через забор знакомого поповского дома, бесшумно проник в покои священника и появился вскоре перед Камчаткой в благолепной рясе. Камчатке отдал купцово полукафтанье и, обретя уверенность, тронулись сообщники по дороге. Караульные окликали, вглядываясь в припозднившихся прохожих:
— Кто идет?
— На исповедь, к отходящему рабу божьему Мардарию, — выступал вперед Каин, стараясь, чтобы лунный свет тронул серебряное шитье. Один караульный воскликнул в расстройстве:
— Да уж не к Мардарию ли мясоторговцу?
— Нет, — утешил Каин, — к Мардарию компанейщику.
— Ну, идите с богом, — сказал солдат, не вылезая из будки.
Так вскорости добрались они до Каменного моста, под которым в отдаленные от нас годы находилось постоянное пристанище московских воров и мошенников. В тот день плохая добыча случилась у них, и они тосковали и мерзли, не обращая внимания на заигрыванье представительниц древнейшей профессии. Поэтому появление Камчатки, известного в деловых кругах, в сопровождении священника вызвало лишь неумные замечания насчет того, что покаяньем глотки не прополощешь.
— Ан нет! — назидательно возразил Камчатка. — Это не попово семя, а друг наш и брат, что он сам и докажет.
Каин и вправду доказал, выдав продрогшим собратьям денег на вино, а их подругам на пряники. Каина стали все сразу хвалить, выслушав его историю, а девки тоже приняли участие в чествовании Каина, подчеркивая, что он «молодой и красивый».
Хоть и не на теплой печи провел Каин ночь, но на душе у него было радостно: глаза откроешь — звезды в глаза сыпятся, никаких приказов и наказаний — воля! Каин спросонья слышал, как до зорьки расходились его новые товарищи по своим продуманным с вечера путям, но сам Каин не спешил, выспался всласть, и когда лишь солнышко выкатилось, он, умывшись, богу помолившись, вышел из-под моста и отправился на благое дело — квартиру себе подыскать в Белокаменной.
Шел он, руками помахивая, на птиц глядючи, присвистывая, да вдруг и замер, как перед геенной огненной. Перед ним, прямо лоб в лоб, стоял самый сквалыжный слуга купца Филатьева — Вонифатий. Вонифатию был не с руки побег Каина, потому что он сам приворовывал у хозяина, а приворовывая, все на Каина, ловча, валил. И Каин побегом своим как бы подводил Вонифатия, жизнь его осложнял. Вонифатий церемониться не стал. Заорал на всю улицу:
— Держи вора! — и в ворот Каинова кафтана, как клещ, вцепился. А ротозеям праздношатающимся только такого развлечения и надобно. Набежали с разных сторон, в чем суть — ведать не ведают, но тоже орут:
— Держи вора!..
И поволокли горемыку на подворье купца Филатьева.
Разгневан был купец Филатьев и приковал Каина цепью к столбу, к которому также и бурый медведь был прикован. Вот с таким сотоварищем провел Каин двое суток.
Медведь с цепи рвется к Каину, шерсть топорщится, глазища, как у дьявола, горят, когтями, как лезвиями, тянется. С ладонь зазор между ними, когда медведь цепь натягивал. Большего страху отродясь Каин не испытывал. Он и голода не чувствовал. Об одном бога молил: чтоб медведя досыта накормили. «А то ведь он, костолом, цепь сорвет да мною свое брюхо и набьет», — страдая, размышлял Каин. Глаз не сомкнул, смерть ожидаючи.
На вторые сутки знакомая служанка принесла Каину хлеб да воду, а медведю корм. Служанка была девка ладная, к Каину с интересом относилась, раньше-то очи долу склоняла, когда он показывался, или задом вертела — завлекала. И видя Каина в плачевном положении, расчувствовалась, разгоревалась, да и скажи Каину между своими такими причитаниями:
— А у нас, Иванушка, еще лихо-то! Солдат убитый в колодезь сброшен… А хозяин сам не свой ходит…
И тут в растерянном сознании Каина блеснул луч надежды, ибо в сообразительности ему отказать нельзя было.
Через несколько дней купец, решив, что Каин пребывает уже в полном угнетении духа, сам пожаловал и велел Каину портки снять и в виде милости купеческой самому себе розги выбрать и самому пузом к лавке приладиться. Но Каин портков снимать не стал, а, хоть и заморышем от мучений выглядел, молвил твердо:
— Бить меня не смеете! Знаю я Слово и Дело Государево![1]
Купец вынужден был наказание отменить, снова приковал Каина к столбу, а наутро отослал его в московскую полицию.
В полиции стали допрашивать, точно ли знает он Слово и Дело Государево.
— Точно ведаю, а скажу там, где надлежит.
Поскольку с такими вещами шутить нельзя было, то под крепким караулом отправили Каина в Тайную Канцелярию.
Секретарь Канцелярии наметанным глазом оглядел Каина и решил справить работу сам. Но Каин своего держался упорно:
— Знаю я Слово и Дело Государево, а никому другому раскрыть не могу, кроме как главному начальнику.
«Каменный орешек, — помыслил секретарь, — беды не сберешься, коль что важное знает, а я порядок не соблюду», — и, заковав Каина в цепи, приказал ему смирно сидеть, пока не прибудут их сиятельство московский градоначальник граф Семен Андреевич Салтыков.
На следующий день граф, выслушав доклад секретаря, повелел привести бродягу.
— Ну, и что ты ведаешь? — грозно сдвинул брови Салтыков.
— А то, ваше сиятельство, — бухнулся, гремя цепями, Каин в ноги графа, — что господий мой убил ландмилъского солдата и бросил его тело в сухой колодец!
Граф немедля приказал расследовать обстоятельства, и Каин вместе с конвоем солдат поскакал в дом купца Филатьева. Выбежал купец на крыльцо, смотрит обалдело, как подскакивает к нему Каин и громовым голосом восклицает:
