Владимир Пшеничников - Выздоровление
Ревунков: «Уже нет. Хотя остерегался шума на последнем колхозном собрании, на перевыборном…»
Кадилин (с усмешкой): «Остерегался ты… Так и ждешь от вас какого-нибудь подвоха».
Ревунков: «Ничего, гладко все сошло. Когда сказали, что инженера Евдокимова правление и партком рекомендуют, кто-то выкрикнул: «Да хоть бы и Евдокимова», — и все. И тут же проголосовали».
Кадилин: «А сегодня на чем будем буксовать?»
Ревунков: «Вы же читали Филипп-Филиппычеву вставку сейчас. Оплата труда. Но и это уже практически снято… Вот список выступающих».
Кадилин: «А эти ваши… Матвеев, Смирнов, Шабаршин?»
Ревунков: «По уважительной причине. Машины только на два дня под рапс дали…»
Кадилин: «Все равно непорядок. Косят, что ли?»
Ревунков: «Матвеев еще бюллетень не закрыл… Да я с ними со всеми разговаривал, нечего им особо говорить».
Я думал, левое ухо себе оторву — такая чесотка открылась. И все мне стало ясно. Устали лопуховцы от бузы и погоды.
Я спросил, а как же новая выборная система? Ревунков засмеялся: «Савелий Крашенинников у нас язву лечит, а то, может быть, и пару кандидатур на председателя пришлось выставлять. Собеседования Евдокимов один проходил… короче, маскарад не стали затевать».
На собрание можно было после этого разговора не ходить. Но полтора часа отсидели в пустом Доме культуры. Когда принимали постановление и Ревунков уточнил, какой все же будет оценка работы парткома на первом этапе перестройки, кто-то выкрикнул:
«Да хорошо, лучше некуда!»
На что Ревунков резонно заметил:
«Оценки «хорошо» не бывает».
Проголосовали тогда за «удовлетворительно».
На обратном пути из Лопуховки Кадилин попросил:
«Все замечания в адрес райкома упомяни в отчете. И покритикуй их за то, что до сих пор нет сдвигов по росту рядов».
Критических замечаний было три: чаще бывать на местах, потребовать от специалистов РАПО, чтобы больше помогали, а не контролировали, и чтобы различали при подведении итогов соцсоревнования, где бригада, а где звено. В такой же форме они и высказывались на собрании.
«Так проходит мирская слава», — изрек я в машине.
Кадилин, кажется, понял мое настроение. «Погоди, — сказал, — начнем вот с нового года полный хозрасчет внедрять, опять зашевелятся».
Ну, а чего я ждал-то от этой поездки? Самому говорильня надоела, а сам…
Дома меня ждала яичница и будущая бабушка моего внука. «Перестройка для холостяка, — острит старик Моденов, — это немедленно жениться на первой попавшейся». Но просил сделать визит после свадьбы.
Расписываться мы поедем в Роптанку.
ПРИМЕЧАНИЕЧувствуется, что «бригадная» — это все-таки не о бригаде. Подразумевается, очевидно, «бригада» авторов, чьи измышления свел воедино, хоть и без должного чувства меры, мордасовский сочинитель.
На это, впрочем, указывали и многочисленные пометки на полях рукописи. Они удалены, но, помнится, было написано:
«Я так не говорила!»
«В том месте Калинкина лощина проходит».
«Это было, но не в этот раз».
«Не плагиатничай у народа!»
«Фамилие вымышлена, но Егор имеется».
«Нам не надо иносказаний, недомолвок и прочей изоповщины. Говори так, если есть, что сказать!»
«Пошлятина какая, фу!»
«Александр Николаевич говорил: «Когда устроится прочное хозяйство общин на артельном начале, то будет такой прогресс в хозяйстве, о котором мы и помышлять не можем». Я имею в виду Энгельгардта».
«Не плагиатничай, говорю, у народа! Народ не виноват, что умеет писать только заявления и жалобы».
«Дай срок!..» — и так далее.
А как, вы бы видели, была перенасыщена рукопись эпиграфами! Сплошной винегрет. Тут и выдержки из докладов и постановлений районного значения, и строки А. Пушкина, П. Старцева, И. Малова, сомнительные пословицы и поговорки («не боится дед, что захиреет, колхоз прокормит и согреет», «спать не жать, спина не заболит», х…, короче, такая, что и не перескажешь печатно), а также гомеровское «Много умеем…» — гесиодовское, точнее: «Много умеем мы лжи рассказать за чистейшую правду. Если, однако, хотим, то и правду рассказывать можем…» Но и этого мало гипотетическим авторам! На самом почетном месте у них «куда идешь?» на латыни. «Quo vadis?» — видите ли!
Но остались еще две главки этого «бригадного» повествования. Милости просим, нам не жалко…
ПРИВЕТ ИЗ ЛОПУХОВКИДорогая Маша! Письмо твое получила еще перед Днем Конституции, а отвечаю, как видишь, после седьмого ноября. Ну, ты сама видишь, что творится.
На твой вопрос сразу же отвечаю: нету! Если зимой будет, то дорого, а косынками у нас никто не вяжет, только метр на метр — теплые шали. И двести рубликов. И хорошо, если не подкрасят в чаю, нитку не подпустят. Но в общем я буду как бы себе брать. Или шаль тебе не нужна?
Вася у меня болел, лежал в больнице. Простыл. Я сказала Елене Викторовне: воспаление у него или бронхит — все равно ложи. Это же мука мученическая смотреть, чем они занимаются возле своих комбайнов при такой погоде! Положила, а оказалось — воспаление в самом деле. На рентген в Мордасов съездили — у него там еще спайки. Говорят, ты, дядя, еще раньше воспаление на ногах перенес. Что же, говорю, на медосмотрах у вас осматривают? Ну, ты представляешь, что на это мужик может ответить! Но сейчас ничего, выписали, работает.
Мужиков как палками побили.
Павлушка рассказывал, как гостил у тебя. Спасибо, конечно, но ты не поваживай. Начнет еще деньги занимать. Кассету с этим «примусом» он, наверное, на твои купил? Не надо, Маш. Хорошо, что вроде как тетка у него теперь есть в городе, но и поваживать, Вася говорит, не надо.
Ну, какие еще новости? Праздновали праздники как-то так… Ты знаешь, я, наверно, второго буду рожать, последние годочки. Брошу все и буду нянчиться, пока натуральной бабкой не сделалась. Что я, из-за денег, что ли, работаю? Да провались они, все у нас есть.
Чилигин твой скушный, даже ругаться с ним неохота. Уголь, дрова — не дотолкаешься… Но это, Маш, не интересно. Вообще, как до стенки дошли. И все можно, и ничего не хочется. Да и захочешь, Маш, когда еще добьешься?.. Ты чувствуешь? Ну, ты-то, может, и не чувствуешь.
Пиши, я люблю твои письма читать. Вспоминаю, как сама приехала в Лопуховку девчонкой райцентровской, как Матвеев за мной начинал ухаживать, а отец его «учителкой» меня называл. Чилигин играл на баяне, молоденький, в училище не ездил еще… Хорошо было. Потом ты приехала… Ты, Маш, пиши!
Твоя Вера.
ОСЕННИЙ ВЕЧЕР (прощальный растерянный взгляд)С наступлением морозов решили, что зябь уже не поднять. Раскисшие за полтора месяца поля быстро промерзали. Сначала на три пальца за ночь, потом на четыре, через неделю — на четверть, и уже не оттаивали за день. И оставалось немного, и жалко было бросать, но куда денешься… Давно уже ковыряли землю без предплужников, черед отводили.
И настал день, когда первым, хотя и перед самым обедом, на загонку выехал Микуля; пристроился к нарезанной за два дня трехметровой ленточке, врубился, — и два лемеха четырехкорпусного плуга с каким-то кряком, услышанным даже в кабине трактора, отскочили, остались среди чуть оттаявших на солнышке комьев развороченной земли. После этого решили с зябью завязывать.
— Отпустит мороз, я все равно добью, — заявил Микуля.
— Отпустит, жди, — ухмыльнулся учетчик. — Седьмого снег нападал? Теперь декабрь на носу. А много растаяло? Короче, я отчитываюсь за сто процентов, и все.
— Как это все? — строго спросил Иван Михайлович. — А на кого нам потом весновспашку вешать?
— Мать дорогая! — учетчик торопился в Лопуховку, и долгий разговор ему был ни к чему. — Сколько можно говорить: на подряде мы, на подряде! В принципе никого не должно интересовать, когда, что и сколько мы делаем. Под урожай рядились — ждите урожай!..
Разговор был не новый. Но, пожалуй, один только учетчик сердился на Ивана Михайловича, на Карпеича еще да на молодых Иванов — Анучина и Оборина за их, мягко говоря, твердолобость и недопонимание момента. Момент, что и говорить, был интересный…
— Кончайте бузу, — вмешался бригадир. — А ты отчитывайся как есть. Семьдесят два гектара, скажешь, оставляем… Все.
Учетчик уехал на «луноходе» домой.
— На двух комбайнах моторы надо полиэтиленовой пленкой увязать, — вспомнил бригадир, а дальше ему не пришлось придумывать дела для бригады, они сами напрашивались. — Сеялки развернем — весной не докопаешься. Все бороны — к клубу, будем потом перевозить потихоньку к кузнице. Так… А вы, друзья, чтобы сегодня же плуг на просяном выдернули. И тележку от подрытого куста притащите заодно… Все. Тут по ходу сообразим. Машина после шести нынче придет. Теперь все.
