Александр Шмаков - Гарнизон в тайге
Шаев сверкнул глазами.
— Будешь проезжать Волочаевку, поклонись памятнику павшим бойцам. Это должно стать правилом каждого из нас. Боями на сопке Июнь-Карани началась история нашего полка…
Тон, каким произнес помполит последние слова, невольно заставил Аксанова подтянуться. Он готов был уже сказать «есть», но Шаев взял его под руку и мягко спросил:
— Поди, с зазнобушкой мечтаешь встретиться?
— Угадали, товарищ комиссар…
— Немудрено угадать — все на лице написано, — добродушно сказал он. — Хороша дивчина — женись, а нет — не спеши. Даже в сердечных делах нужна трезвость и выдержка. Ну, пожелаю тебе всего лучшего.
Они крепко пожали друг другу руки.
Разговор с помполитом как доброе напутствие Аксанов запомнил надолго и не раз вспоминал с благодарностью.
Поезд мчался через мосты и туннели. Рябоватые дальневосточные сопки убегали назад. В окне мелькали станционные постройки, села, поля. Теперь каждая минута приближала Аксанова к Уралу, к родным, к Ольге.
«Какая она теперь?» — думал он и все чаще возвращался в мыслях к девушке, к их прошлому. Десять лет назад Аксанов встретил маленькую с шоколадного цвета глазами Олю Байкалову. Они учились в одной школе. Черноголовый подросток со своей резковатой грубоватостью чем-то сразу стал мил для Оли Байкаловой, ловившей на себе пристальные взгляды Аксанова. Так зародились еще неясные — любовь и волнения, надежда и мечты у смуглолицей школьницы.
Аксанов, окончив девятилетку, ушел работать на завод. Новая жизнь захватила его, понесла, но Ольгины глаза да свисающие черные косички запомнились.
Потом была другая жизнь. Байкалова после окончания школы работала учительницей в степной деревне. Ночами под окном она слышала крики, а однажды, разбив стекло, в комнату влетел кирпич. Ольга, забившись в угол кровати, плакала. Ей было страшно. И тогда из глубины ночи всплывал он, черноголовый, грубоватый, втянувший ее в общественную работу, без которой жизнь в деревне казалась неполной и скучной. И Байкалова мысленно обращалась к нему, Андрею, старалась как бы услышать от него совет, поддержку. В такие минуты сильнее щемила тоска и горше казались слезы…
Дальше случилось так. После трех лет их разлуки Байкалова вернулась в тот город, где они учились. Оба они значительно повзрослели. У Аксанова от переносицы взметнулась стрелкой первая морщинка, морщинка раздумий. Это бросилось в глаза Байкаловой. Как они встретились, она не помнит. Ее сердце потянулось к Андрею с новой силой.
Там, в тишине сада и полумраке, Аксанов пришел к ней, смял ее, маленькую и нежную, в своих крепких объятиях и ушел, оставив Ольгу одну в жизни…
Андрей Аксанов тоже помнит. Он ушел. Ольга была хороша, но она не могла его увлечь настолько, чтоб изменить свою жизнь: жениться на Ольге. Он, захваченный работой на заводе, думал о предстоящей учебе в вузе. Аксанов хотел быть инженером. Это требовало жертв… Призыв в армию заставил Андрея на время забыть об учебе.
Три года армейской жизни были уже позади. Он ехал в отпуск посмотреть, что сделано без него в родном городе, что стало с Ольгой за эти годы.
«Та ли она сейчас?» И это больше всего волновало и беспокоило Аксанова.
А паровоз мчит состав вдаль, одевает кудрями дыма рябоватые сопки. Бегущие колеса выстукивают однообразную песню, а им вторит гудение рельс.
Аксанов сдержал слово. Когда проезжали Волочаевку, он вышел из вагона, устремил взгляд на сопку Июнь-Карани, снял фуражку и мгновенье постоял недвижно, чтя память тех, кто погиб в боях. Памятник величественно возвышался на сопке, залитой яркими лучами майского солнца.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Большой открытый перрон вокзала, ярко освещенный, заполнили суетливые пассажиры. Напрасно Аксанов искал сестру и брата, товарищей. Родных и знакомых не было. По перрону спешили носильщики, бегали с чайниками пассажиры. Андрей сдал вещи в камеру хранения и вышел на привокзальную площадь. За сквериком позванивал трамвай. Раньше трамвая не было. Аксанов не узнавал своего города. Прильнув к стеклу, он видел, как слабый свет трамвайных вагонов выхватывал из полумрака многоэтажные корпуса, там, где раньше ютились низенькие деревянные домишки. Почти беспрестанно слышались гудки автомобилей.
Аксанов вышел в центре города, у площади Революции. «Продмаг открыт до часа ночи», — прочитал он. — Значит, еще рано? Дома не спят. Наверное, они не получили телеграммы? Возможно, опоздали на вокзал? — размышлял он. — Выйдут встречать, а я уже буду дома. Придет ли Ольга?» Он тоже дал ей телеграмму. Андрей пытался представить, какой была бы их встреча на вокзале.
С замиранием сердца он поднялся по железным ступенькам крыльца и остановился. В комнате горел яркий свет. Высокий, с лысиной, мужчина сидел на стуле. Он курил. Это был дядя Максим. Приподнявшись на носках, Андрей через занавеску, затягивающую окно, рассмотрел, что стол был заставлен тарелками с едой. «Значит, ждут», — и он тихо постучал в дверь.
В квартире сразу забегали. На занавеске, как на экране, Андрей видел всех. Дверь открыл братишка.
— Андрюша! — закричал он и бросился к нему.
— Здравствуйте! — стараясь быть спокойным, произнес Андрей.
— Вот ты какой! Капля воды — отец! Сколько радости-то теперь было бы, — сказал дядя и чмокнул Андрея в губы.
Сестра нерешительно стояла в стороне.
— Ну, здравствуйте!
Андрей разделся и прошел из кухни в комнату. Он с умилением рассматривал картины, висевшие на стене. Они были его работы. Вон на той, где изображено море, неправильно даны скалы. Теперь он нарисовал бы камни на берегу по-другому. Там не хватало сепии. Андрей знает теперь, какими должны быть краски моря и его берега!
— Мать на работе?
— Что-то запаздывает. Должна вернуться. Наверно, с работы на вокзал забежала…
Сестренка крутилась у стола. Она зачем-то переставляла тарелки, чайную посуду, хотя все было на своем месте. Это заметил Андрей. «Тоже волнуется от радости. А я? Разве картины рассматривать надо?»
— Ну, как живем-то? — стараясь не волноваться, спросил Андрей. Сердце его все еще билось, и ему казалось, что это видят и слышат все. Он одернул гимнастерку и присел. К нему пододвинул стул дядя.
— Живем ничего. Хлеб-соль есть. Рабочему человеку больше ничего и не надо. Заработки ноне не плохи.
«Говорит совсем спокойно», — опять подумал Андрей, а дядя спросил:
— Ты совсем, аль на побывку?
— В отпуск. На месяц без дороги.
— Благодать. А как там Василь Константиныч Блюхер поживает? Не довелось встречать? Вот человек, скажу тебе, — душа-а!
Дядя Максим торопливо погладил лысину, важно расправил седые торчащие усы.
— Не встречался, значит, а меня должен помнить Василь Константиныч-то. Я его по восемнадцатому году знаю. Тяжелое времечко было — вокруг дутовское казачье, Челябинск захватить могли. Так вот, на помощь нам Ленин из Самары вооруженный отряд подослал с комиссаром Блюхером…
Дядя Максим важно кашлянул, посмотрел улыбчивыми глазами на Андрея.
— Нам, деповским, кто партейный был, строгое задание — встретить отряд и провести поезд на Челябинск. Ну, в Златоусте сменяем бригаду. Я разыскиваю комиссара, Василь Константиныча, и говорю ему: так, мол, вот так — дела плохи, за Миассом казаки. Почесал он затылок и говорит: «Обманем. Повезете нас как демобилизованных, с фронта, значит». И приказал на вагонах и платформах мелом расписать: «Демобилизованные». — Дядя Максим откинулся назад на стуле. — Обманули ведь казаков! Пропустили наш поезд до Челябинска. А нам больше и ничего не надо. Блюхера-то предревкомом назначили. Заглядывал частенько к нам, в депо, по разным делам. Снова встречались. Советовался. Верно говорят: кто спрашивает — находит дорогу. А потом Василь Константиныч дутовцев громил. Показал им, почем сотня гребешков…
Дядя Максим заразительно рассмеялся, потом вдруг смолк и сделал озабоченное лицо.
— А у тебя там, на Дальнем Востоке-то, стычек не было?
— Все было, дядя! — неохотно отозвался Андрей. Ему хотелось поговорить о другом. Варенька взглянула на брата, прислонившегося затылком к дверному косяку, и уловила его настроение.
— Дядя Максим, дай отдохнуть ему…
— А мы сейчас передышку устроим.
Дядя Максим открыл бутылку, лукаво посмотрел на нее, хитровато подмигнул, придвинулся к столу и теплее сказал:
— Ну-ка, проверим красноармейскую выносливость.
— Заранее сдаюсь…
— Не научился? — удивился дядя Максим. — Плохо, плохо! А я думал, красный командир компаньоном будет, — с легкой обидой произнес он.
— Разве встречи ради.
— Варюха! — оживленно сказал дядя. — Замени-ка рюмки-то стаканчиками…
Андрею не терпелось спросить об Ольге. Он посмотрел на сестру и понял, что она тоже хочет рассказать о ней, но выжидает удобного случая. Но Андрей спросил:
