Анатолий Рыбин - Люди в погонах
— Как дела сердечные? Вроде письмо получили?
Груздев махнул рукой:
— Получил.
— Что, неприятное? От товарищей, наверно?
— Нет, — басовито выдавил ефрейтор и громко вздохнул. От этой самой... Ну, из-за которой все получилось...
— От девушки? — догадался капитан.
— Ну да. Еще пишет. Тут без нее кисло.
Говорил он хотя и со злостью, но как-то через силу, точно не своим голосом. Чувствуя это, Нечаев спросил тихо:
— Татьяна — девушка хорошая, правда?
Лицо Груздева порозовело. Он подумал, неловко пошевелил плечами, ответил:
— Да как сказать? Она-то вроде неплохая.
— Карточку, наверно, храните?
— Где-то была. — Он порылся в кармане и, отыскав, протянул капитану. Чернобровое лицо Татьяны улыбалось. На плечах лежали туго сплетенные косы.
— Любите? — спросил Нечаев, посмотрев на Груздева.
— Да что об этом говорить, товарищ капитан? Сами посудите. Столько неприятностей из-за нее. Недаром говорят: где баба, там и несчастье.
Нечаев рассмеялся.
— Честное слово, товарищ капитан.
— Эх, Груздев, Груздев, — сказал Нечаев, не выпуская из руки карточку. — Неправду говорите. Любите вы ее. По глазам вижу.
Ефрейтор хотел возразить, но промолчал, смущенно вобрав голову в плечи.
— Ну вот. А говорите «какая любовь». Выходит, на языке одно, а на сердце другое. Так, что ли?
— Немножко так, товарищ капитан. Ребята меня подожгли. Говорят, не знал ты ее и на гауптвахте не сидел, а теперь...
— Что теперь? Из-за нее?
Груздев снова замялся, потер ладонью раскрасневшееся лицо, прошептал:
— Не знаю.
Улыбаясь, Нечаев еще раз посмотрел на карточку, сказал мягко:
— А ведь она думает, наверно: какой парень у меня, орел. Подругам, поди, не нахвалится. Верно?
— Не знаю.
— Чего там «не знаю». Сами небось рассказывали о своих стрелковых достижениях.
— Никак нет. Военная тайна, товарищ капитан.
— Ах, вон что, — понимающе сказал Нечаев, и зеленоватые глаза его заискрились. — Ну, смотрите, Груздев, будете и дальше оступаться, отобьют у вас девушку, честное слово, отобьют.
Капитан ушел, а ефрейтор долго смотрел ему вслед и о чем-то думал. Затем убрал фотокарточку с письмом в карман.
Из третьей роты Нечаев прошел в первую. Он вспомнил, что днем на занятиях в поле рядовой Зозуля сообщил ему о письме, полученном с фотозавода. Поговорить сразу об этом не удалось. Слишком горячие дела были: разыгрывался бой за первые траншеи. А сейчас побеседовать самое подходящее время...
Зозуля, как и следовало ожидать, сидел в комнате возле своего изобретения. Он так глубоко задумался, что не услышал даже легкого скрипа двери. Постояв немного, Нечаев продекламировал:
— На диком бреге Иртыша сидит Ермак, объятый думой!..
— Ой, виноват, товарищ капитан, — встрепенулся солдат. — Не бачил.
— Бывает. — Нечаев подошел поближе и кивнул на прибор: — Как, подвигается?
— Не дюже, — признался Зозуля.
— А в чем задержка?
— В расстоянии. На двадцать метров действует як надо, а дальше... — Зозуля поморщился.
— Ничего. — Нечаев положил на плечо солдату руку. — Если на двадцать работает, значит, будет работать и на сто. А что, сомневаетесь?
Зозуля вскинул голову, заговорил громко и быстро:
— Як же можно сомневаться, товарищ капитан? Я сплю и бачу этот прибор. Вот если бы новые линзы с завода получить, то было бы гарно.
— А что пишут?
Зозуля вынул из кармана письмо.
Капитан развернул сложенный вдвое листок, пробежал глазами по строчкам.
«Уважаемый товарищ Зозуля! Рад помочь вам в работе над прибором, но сделать это не могу. Попросите свое командование, чтобы оно обратилось к нам с официальным письмом. Так мы сумеем в порядке шефства выслать в адрес вашей части большой набор линз. Это будет то, что вам нужно.
Главный инженер П. Фоменко».— Так это же очень хорошо, — сказал Нечаев, не выпуская из рук письма. — Возьмем и напишем официально.
— А можно? — спросил Зозуля неуверенно.
— Конечно. Завтра же напишем.
Зозуля облегченно вздохнул и даже улыбнулся краешками губ.
Захватив письмо, Нечаев вышел в коридор. И тут ему попался навстречу снова Груздев.
— Куда вы бежите? — спросил капитан.
— К дружку, — смущенно ответил ефрейтор. Но голос у него был уже бодрый, глаза заметно повеселели.
«Встряхнулся, кажется, — подумал Нечаев. — Ну и правильно. А то ишь захандрил, с девушкой ссориться собрался, как будто она виновата. Может, с ней придется жизнь пройти».
История ефрейтора почему-то напомнила Нечаеву о его чувствах к Ольге Борисовне, о последней встрече с ней, о прорытой в снегу дорожке и очень коротком разговоре.
«Странно как-то получается, — огорчился Нечаев. — С другими беседы провожу. Поправки вношу в чужие судьбы. А в собственной до сих пор не могу разобраться». И у него возникло желание повидать Ольгу Борисовну, поговорить с ней сейчас же, не откладывая.
Нечаев посмотрел на часы. До закрытия библиотеки оставалось пятнадцать минут. Он застегнул шинель на все пуговицы, надвинул шапку и, не задерживаясь, вышел из казармы.
В библиотеку Нечаев пришел в тот момент, когда Ольга Борисовна уже одевалась. Испытывая неловкость, он поправил у нее воротник, хотя поправлять его не требовалось. Она улыбнулась и негромко сказала:
— Спасибо.
Потом, когда надела шапочку и взяла в руки сумку, спросила уже без улыбки:
— Ну что, сосед, домой?
— Да, — ответил Нечаев, — потому и зашел.
Она загадочно посмотрела на него из-под тонких бровей.
— Вы... за мной?
— Да... то есть, я тут был в клубе, ну и вот...
— Ах, сосед, сосед, — пропела она, покачивая головой. — Ну ладно, вот вам ключ. Заприте, пожалуйста, дверь.
Нечаев молча выполнил просьбу и так же молча сошел с высокого клубного крыльца. Ему было явно не по себе. Слово «сосед» прозвучало для него точно так же, как «товарищ капитан» в то недавнее утро после бурана, «Неужели она ничего не замечает? — спросил самого себя Нечаев. — А может, просто смеется. А я, как мальчишка, тушуюсь под каждым ее взглядом. Нет, больше так не должно быть. Надо все выяснить». Он взял ее под руку. Ольга Борисовна покорно пошла рядом.
Было морозно. В темно-синем небе стыли звезды. Легкий ветерок холодил щеки, подхватывал выдыхаемый парок и относил в сторону. Ольга Борисовна потянула руку к лицу, загораживая варежкой нос. Нечаев повернул ее к ветру спиной и без разрешения поднял воротник.
— Зачем это? — возразила она.
— Так нужно.
— Не выдумывайте. — Ольга Борисовна хотела откинуть воротник на плечи, но руки ее оказались в плену. Она посмотрела на Нечаева и примирительно вздохнула:
— Ну вот, сделали из меня куклу. Смех один.
— Никакого смеха, — улыбнулся Нечаев и снова взял Ольгу Борисовну под руку, Ему было приятно оттого, что впервые шли они так близко друг к другу и что голос ее уже не казался таким холодным, как прежде.
— А я ведь специально зашел за вами, — сказал Нечаев после длительного молчания.
Она ответила по-детски:
— Неправда.
— Честное слово, специально.
Ольга Борисовна остановилась на секунду и вопросительно взглянула на спутника.
— Вы забыли, что приходили в клуб?
— Да, в клуб, — уже серьезно сказал Нечаев, — но для того, чтобы встретить вас.
— Не верю, не верю.
— Ольга! — Нечаев схватил ее за локти, приблизил к себе. Она зашептала испуганно:
— Что вы делаете? Здесь ведь люди ходят. — А когда отошла в сторону, добавила шутливо: — Придется комбату доложить о вас.
— Напрасно.
— Почему? Сергей Иванович за меня заступится. Я уверена.
— А вы что, близко знакомы с ним?
— Конечно. Он прекрасный человек: внимательный, чуткий... А знаете, как моя Танечка полюбила его! Теперь не проходит дня, чтобы она не опросила: «Где мой дядя Сережа?»
— Даже «мой»? — тихо опросил Нечаев.
— Ну да. Он знаете, как умеете маленькими...
Ольга Борисовна говорила о Мельникове с такой теплотой, что у Нечаева сразу, испортилось настроение. Он вспомнил новогодний бал в клубе. Тогда Мельников и Ольга Борисовна были вместе. Они смеялись, танцевали и даже вместе ушли домой. Но разве мог он предположить, что в их отношениях есть что-то серьезное? Ведь у Сергея Ивановича жена, дети в Москве... «Нет, нет, — подумал Нечаев, — все это глупость, не верю». И все же до самого дома не мог отогнать от себя тревожных мыслей.
У крыльца Нечаев снова хотел взять Ольгу Борисовну за руки. Она отошла, заметив не то в шутку, не то всерьез:
— Вы опасны, капитан. Стойте, пожалуйста, на месте.
— Ольга! — умоляюще сказал он. — Неужели вы... Поймите, я столько ждал... Я столько...
— Успокойтесь, — ответила Ольга Борисовна. — Когда человек горячится, он может сказать, не то, что думает. Идите отдыхать. До свидания.
Она отыскала в сумке ключ, открыла дверь и уже из коридора крикнула:
— Спокойной ночи, капитан! Не забывайте библиотеку!
