Владимир Тан-Богораз - Союз молодых
Чавыча — это крупная рыба, царица лососьей семьи. А для наших ушей этот самый вьюрок выкликает: «чечевица!»
Мелкие пташки, предупреждая лето, готовятся к браку, к любви, к рождению детей. Только безумные люди собираются открыть пышный весенний праздник нелепым и страшным убийствам.
Час. Другой. Пощелкивают выстрелы. Никто из них не ранен. Так они могут сражаться, пожалуй, неделю, без всякого возможного исхода. Есть, однако, и новое. Авилов обошел Викешу. Викеша движется по внутреннему кругу, Авилов по наружному. Он ищет глазами своего сына-противника и вдруг замечает его скользнувшим за дерево. Он видит его напряженное лицо, несколько согнутый стан, обтянутый темной олениной, Викеша не видит отца и ждет, притаившись, совершенно неподвижно. В этой игре терпение — главная сила.
Авилов глядит не отрываясь, ему кажется, что он рассматривает сам себя, молодого Викентия Авилова лет двадцать назад, в лесу на охоте. Потом вспоминает про дуэль. Выстрелить, не выстрелить? В гневной нерешимости он ударил ложем об дерево. Викеша подскакивает, как будто подброшенный пружиной, стреляет в направлении звука и заскакивает тотчас за дерево. Все это случилось в мгновение ока. Пуля ударяется об сук, отскакивает рикошетом и ранит Авилова в щеку, В сущности не рана, а царапина. Но кровь сочится, щеку саднит, и в сердце Авилова отдается эта глухая ноющая боль.
Викеша не знает колебаний. Это первая рана и боль, которую Авилов получил от собственного сына.
Как дальше вести поединок? Убить мальчишку? И в этой игре, как в борьбе рукопожатиями, Авилов сильнее своего сына, со всеми его предками из юкагирско-чуванских следопытов. Глухое отвращение внезапно просыпается у Авилова в душе. Сколько у него еще детей? Он мысленно обозревает свои прошлые семьи, женщин, с которыми он жил продолжительно или кратко. Он знает или подозревает с полдюжины прежних рождений. Но сколько их было неизвестных, сокрытых, неожиданных. Ему кажется вдруг, что целый посев его потомства разбросан по белу свету и он ощущает, будто его разрезали на дюжину ломтей и ломти раскрошили и бросили по ветру крупными и мелкими кусками. И живут эти куски неуклюжими щенками, глупыми, полуслепыми, — но щенками, а сынками, родными сынками Викентия Авилова.
А этого убить! Но где он? Викеша исчез. Другой раз его не поймаешь. А если и убить, то чем это поможет. Живого отсюда не выпустят. Авилов ощущает с поразительной ясностью, что карьера его кончена. Он описал, как снаряд, тройную траекторию. Из России сюда, на Колыму, с Колымы обратно в Россию, и из России обратно сюда. Отсюда не вырвешься больше. Здесь, видно, околевать.
И Авилову становится страшно. Как же это вышло? Дуку убил, Натаху убил, всю семью расточил и вернулся на старое место, как будто затем, чтоб полюбоваться на дело своих рук, и теперь вот старается убить последнее семячко, последнюю юную отрасль семейства Щербатых.
— Дука, слышишь? — спрашивает он громко, обращаясь в пространство. — Убить твоего сына? Захочу, так убью.
Авилов внимательно слушает, но никто не отзывается.
Его слух и зрение обостряются до крайности. Он слышит словно шорох осторожных шагов и видит опять Викешу, саженей за пятьдесят, за дуплом огромного дерева. Спрятался Викеша в совершенстве. Но Авилов знает, что он там. Взгляд его вонзается в пространство рентгеновским лучом и он видит сквозь дерево напряженную позу Викеши, его молодое лицо, суровое и злое, и от злости немного тупое.
Испуганная кем-то куропатка взлетает с шумом, быть может, спугнул ее Викеша. Она начинает выкликать знакомое: «Кабеу, кабеу, кабеу!»
Авилову слышится иное, похожее: «Убегу, убегу!»
«Ну да, — думает он с усмешкой, — ты убежишь, а мне некуда бежать».
Им овладевают отвращение и гнев.
— Довольно, к черту! — вскрикивает он. — Так вашу…
И внезапно, даже не отдавая себе отчета, он выступает из-за прикрытия вперед, прямо под яркое солнце. Он стоит, прямой и огромный, как сосна, и резкие черты его лица выступают, как чеканная бронза.
И он ощущает в последний раз всю эту красоту пленительную, загадочную, предательскую, влекущую нас неизвестно куда, и вызывающую нас постоянно на глупости и преступления. Он поднимает ружье и словно салютует в последний раз солнцу, и небу, и яркому воздуху, и лесу, и весне. И в ту же минуту чувствует необыкновенно сильный толчок в грудь, словно въехала в него тяжелая и крепкая оглобля. Его даже подбрасывает от силы удара. И тогда на лету он слышит негромкое хлопанье, словно пробка выскочила из бутылки. Он оборачивается, как доска, и падает на землю плашмя. И видит в последнюю минуту, как бежит к нему человеческая фигура, странно знакомая и близкая.
«Бежит поднимать, — думает Авилов. — Поздно!»
И больше он не думает и не чувствует ничего.
Викеша подбежал к убитому отцу. Но он не хотел поднимать его ни живого, ни мертвого. Его первобытная жестокость не знала пощады и не была подвержена смягчению. Тело еще дергалось в предсмертной судороге и Викеша минуту подождал, потом подошел к нему вплотную, как счастливый охотник подходит к убитому лосю и так же как лосю, наступил правой ногой на широкую грудь, пробитую острым свинцом, и испустил пронзительный клич, ликующий и грозный:
— А-ла-гай!!.
Этот старинный охотничий клич, бывало, выкликала и Дука, заполевав на опушке лесной огромного рогатого красавца, и ей откликался Авилов, через лес и поля:
— О-го-го!!.
И в горле победителя Викеши смешались и сплелись эти два громкие клика решительной победы, полученные им по наследству от родителей: юкагирский и русский.
— А-ла-гай!!… О-го-го!!…
Убили. Готово. Конец.
Примечания
1
Сплавной лес, принесенный течением.
2
Выть — семья, род.
3
Граммофон.
4
Фотография.
5
Газета, в частности, «Правительственный вестник» с орлами на страницах.
6
Звонишь — лжешь.
7
Одна из пород крупных уток.
8
Вено — свадебный выкуп, старое славянское слово.
9
Ветер.
10
Капюшон.
11
Прорубь.
12
Налимья печень.
13
Ерник — ползучая береза.
14
Ветер.
15
Пака — Пашка. Гагарленок — гагарий птенец.
16
Обувь.
17
Микша — от «Николай» (Миколай)), как Якша от «Яков», Кирша от «Кирилл».
18
Цинциннат — римский диктатор, покинувший власть для того, чтобы пахать землю на собственном участке.
19
Большая лодка.
20
Ровдуга — местная замша.
21
Не пьем — чаю.
22
Санкюлот — буквально «бесштанник», «голодранец». Французские революционеры во время великой революции называли себя санкюлотами.
23
Вправду.
24
Важенка — самка.
25
Полог — внутреннее спальное помещение чукотского шатра.
26
Таньги — русские.
27
Наслег — часть улуса, якутское селение.
28
Шапишняк — шиповник.
29
Грудный, от груда — «обильный».
30
Стружок — челнок, долбленный из тополя, ветка — легчайший дощаник.
31
Майдан — площадь.
32
Палемка — женский нож, вроде косаря.
33
Лесная избушка.
34
Тойон — господин (Якут.).
35
Ламуты — северные тунгусы.
36
Лиственница — хвойное дерево.
37
Красивая.
38
На Колыме говорят «протока» вместо «проток».
39
Возглас собачьей команды.
40
Поварня — промысловая избушка.
41
В 1884 и 1889 годах.
42
Северное сияние.
43
Заструга — сугроб тугого снега, покошенный силою ветра.
