Василий Афонин - Путёвка
— Давай, мать, шевелись, ишь нагуляла телеса!
Анне Павловне не понравилось это, по куда денешься, негде — не поле.
Бег она начинала легонько, убыстряя и убыстряя, насколько возможно было с ее весом, пока не становилось горячо и начинало пощипывать под мышками. Тогда сбавляла скорость до быстрого шага. Успокоив дыхание, делала несколько резких движений — сгибаясь, приседая, раскачиваясь — и, отдохнув, сняв тапки, спускалась от топчанов по невысокой лестнице к воде, чувствуя подошвами каждую песчинку и камешек. Народу к этому времени собиралось порядочно, кто бегал, кто занимался зарядкой или просто стоял, облокотись на барьер, дышал морским воздухом. Мужчины — те сразу лезли в воду. Анна Павловна подходила к воде, пробовала ногой и останавливалась.
Когда-то, давным-давно, любила она купаться в своей речке Шегарке. Переплывать научилась в самых широких местах. С кручи ныряла с ровесниками. На спор, кто дальше.
Повзрослела, отвыкла от речки. Живет на берегу, в огороде работает летом, а и в голову не приходит пойти окунуться. Субботы дожидалась, бани. Помылась — и на неделю.
В санатории, зайдя с третьей попытки в море — вода доставала до колен, — она стала осторожно продвигаться вперед, щупая выставленной йогой дно, боясь глубины, обрыва, думая, сможет ли сейчас поплыть или надо учиться заново. Вода казалась холодной, хотя была обычная в это время морская вода. Анна Павловна знала, что следует окунуться сразу до подбородка, чтобы тело привыкло, она резко присела, мгновенно вскинулась и так тонко и пронзительно взвизгнула, что на дальнем конце пляжа вскочили отдыхающие. Тут же вспомнила, где находится, упала на правый бок и, загребая руками-ногами, поплыла как умела. Нет, плавать не разучилась, плыть было легко, не удаляясь шибко от берега, она перевернулась на спину, попробовать, сможет ли лежать не шевелясь, — смогла...
Это было на третий день приезда. Теперь она смело входила в воду.
Когда Анна Павловна выбралась из воды, по всей длине бетонного парапета встали шеренгой женщины — делать зарядку; баянист сидел поодаль, лицом к ним, за спиной баяниста — руководитель, молодой парень в белом халате.
Анна Павловна ушла в конец шеренги и вместе со всеми сделала зарядку, под музыку уже. Переоделась в кабинке.
Приближалось время завтрака. Многие задержались, чтобы посмотреть восход солнца, и Анна Павловна осталась.
Солнце подымалось далеко, из-за гор, невидимое с пляжа, за корпусами санатория, высокими деревьями, росшими на берегу. Сначала светлела полоска моря около дальних буев, вода меняла цвет, полоска постепенно приближалась к пирсам, освещались верхушки деревьев, концы выступающих в море пирсов — на них собирались купальщики — погреться. Солнце вставало над парком. Все поворачивались к солнцу лицом, жмурились, улыбались и шли наверх, завтракать. Пляж пустел.
Завтрак начинался в восемь. Анну Павловну через два дня перевели в первую смену, определив постоянный стол.
Столовая, как и все столовые, делилась на кухню и зал. Зал просторный, четыре окна, свету достаточно. На стенах — картины. Вон Илья Муромец — угадала его Анна Павловна — со своими ребятами, Аленушка горюет, голову свесила. А в простенках между окон — хороводы. Девки нарядные, венки на головах красивые. Анна Павловна любила разглядывать нарисованное.
Столы стояли в несколько рядов, каждый ряд обслуживала официантка. Работали они посменно. Сел за стол и жди.
Вот из кухонной двери, толкая перед собой тележку, уставленную в два яруса тарелками, показывалась официантка. Получай, что заказывал. Заказывал за столом кто-нибудь один. Анна Павловна ни разу не взялась за карандаш, говорила только, что ей, когда называли блюда. За столом с нею, кроме молчаливой девушки, сидели две дамы-москвички. Обе коротко стрижены. Одна с чубом, другая — с легкой прядью на лбу. Первая красила волосы в каштановый цвет, оставляя седым чуб, другая — в светлые тона, и только над правой бровью, через лоб опускалась черная с прозеленью прядь.
Обеим лет по пятидесяти, может, старше чуть. Подадут еду, они и начинают друг перед другом: кто, дескать, благороднее из них. Одна вилку возьмет хорошо, другая еще лучше. Дама с чубом, если возьмет стакан, то не просто возьмет — мизинец отставит в сторону. Дама с зеленой прядью брала стакан двумя пальцами, большим и указательным, остальные — в сторону. С Анны Павловны дамы глаз не спускали, та сидела, боясь пошевелиться. И постоянно делали замечания — учили.
Оказывается, хлеб целыми кусками никто ко рту не подносит, отламывать от него нужно кусочки, а от тех кусочков откусывать. Чего же там откусывать, когда два таких кусочка можно в рот положить сразу. Суп так не едят, да еще с заскребом. Положено оставлять в тарелке несколько ложек супа, показывая тем, что сыт уже, что налито тебе больше чем достаточно. Чай с присвистом пьют одни невоспитанные люди. Вот тебе на! Как же ты его выпьешь иначе, когда горячий он? А холодный чай кто и пьет! Дома Анна Павловна поднесет блюдце ко рту двумя руками да как потянет, потянет, аж на всю избу. В гостях. И ничего.
Анна Павловна просила диетсестру, чтобы пересесть за другой стол, та отказала. Тогда стала она приходить пораньше, к самому открытию, а то дыхнет чубатая табачищем, объясняя, — не до еды. И то ли от переживаний ежедневных застольных, от диеты или смены места жительства и совершенно иного режима, по которому жила теперь, стала она чувствовать, что худеет заметно. Даже пошатывать начало слегка. Идет-идет — и вдруг на минуту какую-то потеряет опору, земля поплывет из-под ног.
— От перегрева, — сказал врач, — злоупотребляете солнечными ваннами.
Но Анна Павловна понимала: не в солнце дело — в еде.
Готовили в столовой нельзя сказать чтобы неважно, нормально готовили. Да сознавать надо, попробуй приготовь отменно на такую ораву в сорокаведерных котлах! Случалось, правда, попадался в супе волос, обломок спички или какая другая мелочь, но никто шуму большого не подымал, не куражился; молча отодвинет тарелку. Соседи по столу делают вид, что ничего не случилось. Требовать замены супа нет смысла; из того же котла нальют. Порции малы были — вот что! Ну, женщинам, допустим, хватало. Не всем, понятно. Некоторые, как Анна Павловна, впроголодь ходили на первых порах, потом втягивались.
Мужики страдали. Борщ принесут, по три черпачка каждому — не ошибутся. Многие после обеда сразу не к морю заворачивали, а через шоссе в шашлычную. Мужики старались с женщинами попасть за стол, один с тремя. Но стол не сам выбираешь, куда посадят. Иной съел поданное, встал и ушел, а другой проглотит и сидит оглядывается. Или добавки начинает просить. Тут уж от официантки зависит. Хотя порции всегда имеются лишние. Редко столы заполнены в обед. Компания из третьего корпуса на целый день в горы ушла, те — в Туапсе за покупками, четверо с утра в шашлычной заседают. Самим нужно поесть — кухонным, а их не пять человек. С собой унести. А как же?..
Один из тех, кому всегда не хватало, однажды не выдержал — а мужчина представительный, одет аккуратно, — одернул пиджак, галстук подтянул и направился в кухню выяснять отношения. Подали плов с двумя — с наперсток — кусочками сухого мяса. Он едва отыскал в рисе кусочки и съел, а потом стал возмущаться. Ему бы надо взвесить на контрольных весах, если были такие, а тогда и затевать разговор. Он же поздно сообразил, пошел без «вещественных доказательств», так сказала дама с чубом. За столами ждали, чем кончится, каким результатом. Анна Павловна ушла, из разговоров узнала, что произошло на кухне...
Недовольного пригласила в кабинет старшая диетсестра. Он, как вошел, стал похлопывать по карманам, сделав озабоченное лицо, и на вопрос диетсестры — в чем дело? — ответил, что забыл захватить удостоверение. Не найдя таким образом удостоверения, которого у него, возможно, никогда и не было, посетитель выложил на стол карандаш, листок бумаги — на обратной стороне бумаги была запись неоконченной карточной игры — и, стоя, потребовал для разговора главврача. Диетсестра якобы побелела тогда — ну прямо как вот эта стенка! — стала успокаивать грозного посетителя, усаживать, обещая удовлетворить любые претензии. В ходе объяснений выяснилось, что санаторий «Южный» — санаторий третьей категории, кормят отдыхающих из расчета рубль тридцать в день на человека, что продукты привозят из города, что штат на кухне не укомплектован как следует, не хватает квалифицированных поваров, что случай с пловом — недоразумение, нужно было бы оставить мясо для взвешивания, и она непременно наказала бы раздатчицу, что она и так проведет с ними беседу, что она приносит ему и всем отдыхающим искреннее извинение по поводу случившегося, надеясь, что этого больше не повторится, и что лично его с завтрашнего дня кормить будут по повышенной норме. Нет, с сегодняшнего вечера. Она даст необходимые распоряжения. Главврача беспокоить не стоит, человек он занятой. Еще раз извините...
