Михаил Колесников - Изотопы для Алтунина
Когда на завод прибыл первый манипулятор, Самарин вызвал Алтунина в свой кабинет, уставленный телефонами и телевизорами.
— Техника новая, невиданная. Тебе и твоей бригаде осваивать. Запорешь машину — ответ особый будет!
Почему именно — бригаде Алтунина? Не имело смысла спрашивать. Начальник цеха сам все объяснил:
— Эта штука может заменить целую бригаду. Вот и начнем с твоей... Отберем у тебя специалистов и поставим их на другой молот.
Алтунин раньше всех освоил машину. Она пришлась ему по душе: мощь, красота! Решил обучить ковке на манипуляторе Сухарева. Тот оказался слишком чувствительным: вылезая из кабины, закричал в сердцах:
— Пусть он сдохнет, этот прогресс! Лучше на ручную ковку уйду. Трясет — спасу нет. Все печенки вытрясло.
К тому времени в цех поступила уже целая партия молотовых и прессовых манипуляторов. Их операторы так же, как Сухарев, страдали от вибрации кабины, и никто не знал, как избавиться от этой беды, Каждый удар молота по слитку отдавался в кабине. Был брошен призыв рационализаторам, конструкторы пустили в ход всю свою измерительную технику и математические расчеты. В конце концов они, конечно, докопались бы до сути и устранили дефект. Но на этот раз их опередил опыт кузнеца Алтунина. Именно он предложил сделать в кабине манипулятора деревянный пол. Ведь даже паровой молот устанавливают на подушку из дубовых брусьев, чтобы смягчить вибрацию. Вот тогда-то и прослыл Сергей рационализатором. Казалось бы, все просто, а эффект колоссальный: машинистов перестало трясти. «Подушка Алтунина» была записана в инструкции всех ковочных манипуляторов.
...Очутившись в прессовом пролете, Сергей невольно замедлил шаг. Над печами нависала сумрачная громада гидропресса — будто строгий, угрюмый храм неведомого народа.
Как ни был угнетен Алтунин случившимся, при взгляде на пресс-великан он ощутил знакомое томление в груди. И горечь сразу смягчилась.
Вновь подумалось, что в общем-то он и сам не очень справедлив в своих претензиях к Самарину, приписал ему черт знает что, как будто начальнику цеха, кроме Алтунина, некем и нечем больше заниматься. Ого-го! У начальника цеха огромное хозяйство, разветвленный аппарат управления: тут и технологи, и старшие мастера участков, и сменные мастера, и бюро технического контроля, и диспетчеры, нормировщики, плановики, табельщики, бухгалтерия. План, ответственность, сотни рабочих, и у каждого своя судьба, свои права и обязанности. Нужно обладать большим самомнением, чтобы все время усматривать нечто «личное» в отношениях твоих с таким вот перегруженным работой человеком, не знающим покоя ни днем, ни ночью. Почему это тебе всегда кажется, что на свете существуют только двое: ты и кто-то другой, который беспрестанно должен держать тебя в узком луче своего внимания, будто у него нет иных, более важных забот?
Алтунин показался самому себе вздорным, мелочным и устыдился. Он несмело подошел к начальнику цеха, обнаружив его возле нагревательных печей.
Самарин повел себя не очень-то дружелюбно. Капризно выпятив нижнюю губу, заговорил не о гидропрессе, не о том, что пора формировать бригаду, а о делах, которые никакого отношения к работе цеха не имели да и вообще мало касались начальника цеха. Обычный самаринский прием: начинать разговор издалека, как бы запутывая собеседника, говорить ему неприятные вещи, корить, чтобы ты вдруг почувствовал себя виноватым перед всем светом, а потом, когда ты раскиснешь, падешь духом, навязывать тебе свою точку зрения.
— Звонил я декану на ваш вечерний факультет. Плохо учишься, Алтунин — опять долги накопил за семестр. Понимаю: тяжело учиться бригадиру, но мы-то со своей стороны стараемся создать тебе щадящие условия... Разумеется, когда позволяет план.
— Подтянусь, Юрий Михайлович. А за щадящие условия спасибо. Накуешься за смену, а потом хоть ремнями к стулу пристегивайся, как пассажиры в самолете: того и гляди, задремлешь и сползешь на пол во время лекции.
— Ты-то, может, и подтянешься. А вот бригаду твою мы с доски Почета снимем и первого места лишим.
— За что такая немилость?
— За то, что ты выпивох и разгильдяев покрываешь. А ведь партийный билет в кармане носишь!.. Твоя бригада на тебе же скоро воду возить будет. Знаешь, какими качествами должен обладать руководитель?
— В общем и целом знаю.
— Вот-вот. Это чувствуется. «В общем и целом»... Где твой машинист манипулятора Сухарев, знаешь?
— Где же ему быть? Наверное, уже в цехе. Через четверть часа начинаем ковку.
Самарин брезгливо поморщился.
— Твой Сухарев в отделении милиции — вот он где. Вчера подобрали в состоянии крайнего опьянения. И это, Алтунин, уже не первый случай. Два раза Сухарев являлся на работу в нетрезвом виде, а ты скрыл эти позорные факты. Почему?
Алтунин уперся взглядом в кафельный пол. Все так и было: два раза Сухарев являлся в цех под хмельком. А он, бригадир, в самом деле никому не доложил об этом: ни мастеру, ни дежурному диспетчеру. Правда, на манипулятор Сухарева не пустил — вместо него работал Скатерщиков. Сухарев после холодного душа сметал метлой окалину.
Что мог ответить начальнику цеха Алтунин? Рассказать, как пытался усовестить Сухарева и даже грозил увольнением? Но результат-то каков?.. Собирался пожаловаться мастеру. Тот, возможно, перевел бы Сухарева в другую бригаду. Но этого-то Алтунин как раз и не хотел. Сухарев искусный машинист ковочного манипулятора, а вместо него, гляди, дадут третьеразрядника или какого-нибудь недотепу, который запорет срочный заказ.
Не всякому под силу управлять манипулятором. Работенка эта не из легких. Чтобы переместить горячую заготовку в нужной плоскости, машинисту ковочного манипулятора приходится выполнить свыше полутораста операций. При всем том он обязан еще контролировать размеры и форму заготовки, ее температуру, определять дефекты.
Скатерщиков иногда подзуживает:
— Знаешь, Сухарев, при Петре Первом пьяницам вешали на шею чугунную медаль, весом в семь кило, с надписью: «За пьянство».
— Так то при Петре, — мрачно отвечает ему Сухарев. — А у меня манипулятор висит на шее — это тебе не семь кило.
Нет, Алтунин не пожертвует Сухаревым ради собственного престижа и даже престижа бригады. Он не воспользуется случаем и не скажет начальнику цеха: «Да заберите от меня этого разгильдяя!»
Чутье подсказывало Сергею, что и Самарин внутренне не одобрил бы этого.
Вспомнилось, как несколько лет назад, утверждая Алтунина бригадиром, Самарин сказал:
— Запомни, Сергей Павлович: коллектива без руководителя нет. Ты человек грамотный, разумный и должен понять, что руководить людьми, не вникая в их психологию, просто невозможно. Учись этому. И еще мой тебе совет: один знаменитый писатель рекомендовал обращаться с людьми лучше, чем они того заслуживают. Так и поступай.
Слова Самарина запомнились. Хотя и без того Алтунин, конечно, знал, что если человек споткнулся, не полагается толкать его в спину — надо помочь ему встать на ноги. Он называл это «проектировать положительное в человеке». Вот он и старался «проектировать положительное» в Сухареве, а тот бессовестно подвел всю бригаду.
— Ну и как ты теперь намерен поступить с Сухаревым?
Сергей поднял голову:
— Накажем по общественной линии, внушим... Ну, а меня вы сами накажете, так я понимаю?
Самарин усмехнулся:
— Да уж за этим дело не станет. Тебе я выговорок запишу — не обессудь, Сергей Павлович. Порядок есть порядок. По партийной линии выдадут само собой... Однако я вызвал тебя не только за этим...
Алтунин встрепенулся: сейчас предложит уникальный гидропресс!.. Выговорок — выговорком, но кто-то все-таки должен осваивать эту гигантскую машину! А кто же ее может освоить в короткие сроки, кроме Алтунина?
— Ковку затянули вы — вот что! — не меняя ворчливого тона, сказал начальник цеха. — А задание-то срочное, заказчик за горло берет. Поднажми, Сергей Павлович. Знаю, у тебя экзамены на носу. Но тут уж апеллирую к твоей сознательности.
— Да мы же ковку-то почти закончили, — отозвался Сергей. — Недельки через две заказ сдадим.
— Ну, две недели — согласен. И вот еще что: Скатерщикова мы у тебя забираем.
— Куда?
— Не догадываешься? Вырастил орла — пора ему вылетать из гнездышка. Сперва берем на комплексное опробование уникального гидропресса, а потом станет тут бригадиром. Понимаю, как жалко тебе отдавать дружка, да что поделаешь! Ты у нас и в прямом и в переносном смысле — кузница кадров, рабочий-учитель. Вон сколько их, кто начал у тебя на молоте, — Вавилов, Сердюков, Михеев, Маков, Луговой, Говоров. Десятка полтора наберется — и все стали машинистами, техниками, инженерами даже. Кстати, вашего нагревальщика Рожкова тоже переводим в прессовое отделение.
Алтунин смотрел на него стылыми глазами и все не верил собственным ушам: Скатерщикова — бригадиром уникального пресса!
