Анатолий Рыбин - Трудная позиция
— Меня врач наша прислала, Любовь Ивановна. Мы с ней тут в медпункте занятия проводим. Иди, говорит, проверь Красикова. Вот я и пришла.
— Что же, проверьте, — сказал приветливо Крупенин и пригласил Люсю в канцелярию, а дневальному приказал побыстрей сходить в парк за Красиковым.
— Так он уже сам скоро прийти должен, — объяснил Богданов. — Время.
— А вы поторопите...
В канцелярии Крупенин помог Люсе снять плащ и берет и, убрав со стола служебные бумаги, усадил девушку на свое командирское место.
— Ох и придирчивый вы народ, медики, — заговорил он шутливо. — Нигде от вас не скроешься, найдете:
— Обязанности, — ответила Люся и объяснила: — Ведь ему, Красикову, давно бы самому побывать у нас в госпитале нужно было. А он, видите, у вас какой: ушел и позабыл все наказы Любовь Ивановны.
— Да, знаете ли, — сказал Крупенин, — тут, конечно, мне нужно было настойчивость проявить. А он, Красиков, что... Не болит нигде — и ладно.
— Вот и все так, — пожаловалась Люся. — Сколько ни говори — ноль внимания.
— Понятно. — Крупенин улыбнулся. В душе он был рад, что Красиков совершенно забыл и о своей болезни, и о госпитале, что вообще все обошлось довольно благополучно.
Когда пришел Красиков, девушка вдруг вспыхнула, но быстро взяла себя в руки и с профессиональной дотошностью стала его допрашивать:
— Ну, как вы себя чувствуете, Красиков?
— Да ничего вроде, все нормально, — пожимая плечами, отвечал Красиков.
— А рука почему забинтована?
— Поцарапал малость на учении.
— Он герой у нас, — сказал Крупенин. — Серьезную аварию предотвратил.
— Правда? Вот вы какой, Красиков!..
Курсант чувствовал себя неловко, но в то же время ему было приятно, что командир так хорошо сказал о нем в присутствии Люси.
В дверях появился лейтенант Беленький. Он хотел что-то сообщить, но Крупенин движением руки остановил его и вместе с ним вышел из канцелярии.
— Не будем, товарищ лейтенант, мешать медицине, — сказал он вполголоса.
Беленький понимающе улыбнулся.
* * *— Ну вот, Коля, я и нагрянула к вам. Не думали и не гадали, наверно? — решилась первой заговорить Люся, когда они остались одни.
— Правда, не думал, — признался Красиков. — Как это вы осмелились?
— Осмелилась вот. А вы позабыли про наш госпиталь вовсе?
— Нет, почему же. — На лице у Красикова проступил легкий румянец. — Я помню все. Очень даже.
— А тот, что лежал с вами рядом... Как его?
— Беткин, что ли? — догадался Красиков.
— Ну да, он. Приходил уже несколько раз.
— Чего ему нужно?
Люся, махнув рукой, рассмеялась.
— Ой, такой странный человек. До сих пор не может никак расстаться с нами. Любовь Ивановна уже сказала ему: не ходите, хватит. А он через два дня опять заявился. Я, говорит, просто на консультацию. Надо же!
— Понятно, — сказал Красиков, нахмурившись. — И вы его консультируете, конечно?
С минуту они молчали.
— Только вы не обижайтесь на меня, — тихо, почти шепотом, попросил ее Красиков. — Это я так, по злости на Беткина.
— А я знаю, — так же тихо сказала Люся.
— И за то, что не приходил, тоже не сердитесь. Не мог я. Никак не мог. А я ведь вам писал, — признался Красиков. — Сколько раз начинал, а закончить так и не удалось.
— Правда?
— Честное слово.
Он достал из кармана листок с мелкими, неровными строчками и, сконфуженный тем, что так по-мальчишески приходится оправдываться, показал его Люсе. Она пробежала взглядом по первым строчкам: «Вчера уже совсем было собрался к вам на Вязовую, но непредвиденно пришлось задержаться...» — и растроганно сказала:
— Ну вот, буду считать, что получила. Послушайте, Коля. Вы сегодня не можете взять увольнительную?
— Сегодня?
— Ну да. Ведь суббота. У нас в институте занятий нет. А если сегодня нельзя, то завтра. Поговорите со старшим лейтенантом. Он к вам очень хорошо относится. Я это еще в госпитале заметила.
— Он у нас ко всем хорошо относится. Только просителей не любит.
— Жаль. А то бы в кино сходили. Я уже давно не была.
— Почему?
— А так, настроения нет. Вот сегодня пошла бы. Как раз новая картина — «Неожиданное свидание».
— Интересно, к нам подходит, — заметил Красиков.
— Верно. Тоже неожиданно.
— Хорошая ты девушка, Люся. — Он впервые назвал ее на «ты» и положил свою ладонь на ее руку.
* * *Возвращаясь в канцелярию, Крупенин заметил, что в казарме появился Беткин. Это насторожило Крупенина, и он, подозвав курсанта, спросил: — Вы что тут делаете, Беткин?
— А ничего, товарищ старший лейтенант, — бойко ответил курсант. — Просто соскучился.
— По ком же, интересно?
— Так, вообще.
— Хитрите, Беткин?
— Да нет, товарищ старший лейтенант, не хитрю.
— Тогда идите к себе. А вечером на телевизор, пожалуйста, милости просим.
— Слушаюсь, — нехотя ответил Беткин и так же нехотя ушел из казармы.
Наблюдавший за всем этим лейтенант Беленький сказал Крупенину с улыбкой:
— А верно вы угадали, товарищ старший лейтенант. Это он за сестрой решил приударить, точно.
Когда Крупенин и Беленький вернулись в канцелярию, Люся уже стояла одетая, но уходить не торопилась. Берет ее был еще в руках у Красикова, и тот, как показалось командиру батареи, тоже не очень-то хотел, чтобы девушка быстро ушла.
— Ну, как результаты осмотра? — спросил Крупенин.
— Ничего, все хорошо, — ответила Люся.
— Значит, опасностей никаких?
— Какие опасности, что вы!
— Значит, и в город отпускать его можно?
— Конечно, — улыбнулась Люся.
— Тогда придется дать Красикову сегодня увольнительную. — Крупенин посмотрел на лейтенанта: — Вы не возражаете?
— Никак нет.
— Ладно, идите, Красиков, собирайтесь. Кстати, и сестру проводите.
У большого курсантского зеркала, где Красиков торопливо прихорашивался, к нему подошел Винокуров.
— Что, Коля, готовишься в город?
— Как видишь.
— С Люсей, конечно?
Красиков сделал вид, что не расслышал вопроса, но Винокуров не отступал:
— Да ты не скрывай. Я ведь все знаю. Везучий ты парень, вот что скажу. Молчал, молчал и закрутил вон как. А я, дурак, записочку с тобой передал. Сказал бы мне раньше: не лезь, мол, хватит.
Взволнованный Красиков повернулся к приятелю:
— Знаешь, Саня!
— Ну чего «знаешь»! Чего? — Винокуров понизил голос до шепота, чтобы никто не слышал его, кроме Красикова. — Ну я не показался ей, а ты показался. Теперь же все ясно. Любовь, она вроде ежа — со всех сторон одни иглы. Не уколешься — молодец будешь. А Люся, еще раз скажу тебе, царь-девушка.
Неожиданно появился Иващенко, взял Винокурова под локоть, шутливо спросил:
— Ну що ты, Сашко, мешаешь человеку, а?
— Я, мешаю? — Винокуров удивленно вытянул губы. — Это он мне мешает. Эх, Олесь, Олесь. Поеду я и в самом деле с тобой летом на Украину. Познакомлюсь в Сорочинцах с красивой девушкой. А тут не буду больше знакомиться. Не везет мне тут, Олесь.
— А яка нужда тебе шукать дивчину в Сорочинцах? — с нарочитой серьезностью сказал Иващенко. — Щось у нас в Цыбуле красивых дивчин нема?
— Хорошо, найдем в Цыбуле, — согласился Винокуров. — Только ты, Олесь, не бери с собой Колю Красикова. А то он и там биографию мне испортит..
— Хватит, Саня. Хватит, — попросил смущенный Красиков.
— Все, все, Коля, — Винокуров поднял руку. — Дуэли не будет.
39
В общежитие Крупенин пришел сегодня раньше обычного и, разложив принесенные с собой газеты и журналы, стал готовиться к политинформации. Ему нужно было просмотреть внимательно все статьи и заметки о войне во Вьетнаме, о вероломстве американских генералов, пытающихся подавить сопротивление Фронта национального освобождения. Всякий раз, когда Крупенин читал об этом свежие сообщения, его возмущали наглость и жестокость заокеанских агрессоров. Но тем радостнее было узнавать о новых серьезных ударах вьетнамских партизан по штабам и коммуникациям американских войск, расположенных вблизи Сайгона. «Вот так-то лучше, — приговаривал Крупенин, отыскивая на карте места сражений. — Побольше бы таких ударов, и господа американцы почувствуют, что такое сила и гнев народа». Сегодня он решил даже нарисовать специальную схему этих ударов. Пусть курсанты посмотрят, с какой настойчивостью люди маленькой страны бьются за собственную свободу.
Крупенин рассчитывал просидеть за столом весь вечер, никуда не отлучаясь. Но не прошло и получаса, как его пригласили к телефону. «Уже соскучились», — недовольно подумал Крупенин, уверенный, что звонит ему не кто иной, как дежурный по батарее. Однако в трубке, к его изумлению, послышался мягкий женский голос:
