Лев Кассиль - Том 3. Линия связи. Улица младшего сына
Пришлось подождать некоторое время; а сигналов-то как раз и не было, и патрульный уже хмуро посматривал на Володю. Но вот у вершины Митридата опять остренько сверкнул несколько раз подряд белый свет, сменился красным и погас.
– Как твоя фамилия?.. – быстро спросил милиционер. – Дубинин? Владимир? Стой, значит, здесь и следи, откуда свет будет, а мы моментом доложим дежурному.
Патрульные побежали за угол. Володя остался один. Свет на Митридате опять зажегся было, но после короткой, словно оборванной вспышки пропал и больше уже не возобновлялся. Володю очень тянуло сбегать самому на Митридат и узнать, что там произошло, но он помнил наказ патрульного и терпеливо стоял на месте, пока не объявили отбой…
Фашисты бомбили теперь Керчь почти ежедневно. И днем и вечером взвывали сирены, улицы пустели. Тяжелые удары сотрясали город. Потом, после отбоя, на улицах появлялись бледные, растерянно озиравшиеся люди, смотрели на знакомые улицы – и не могли узнать их, искали свои дома – и не находили…
После очередной бомбежки, во время которой Володя таскал на своей улице малышей в убежище, но сам не оставался там, он, едва дождавшись отбоя, сказал себе, что надо решительно действовать, то есть отправляться на фронт. Там, по крайней мере, если придется погибнуть, то смертью храбрых на поле боя.
Много людей входило и выходило из дверей дома, на котором была прибита табличка: «Военный комиссар города Керчи».
Володя долго бродил по коридорам, где сновали военные. Никто не обращал на него внимания, все были заняты своим делом. Пахло тут, как пахло во многих военных учреждениях: сапогами, кожей, ремнями, махоркой и какой-то дезинфекционной жидкостью. Наконец Володя разыскал дверь, на которой была дощечка: «Военный комиссар». Он постучался один раз, второй, и так как ему никто не отвечал, то приоткрыл дверь и вошел в кабинет. В глубине комнаты за столом, на котором не было ни одной бумажки и вообще ничего не было, кроме чернильницы, сидел плотный человек с круглой стриженой головой. В петлицах у него были майорские «шпалы». Комиссар, отвернувшись к подоконнику, на котором стоял телефон, внимательно слушал, изредка отрывисто поддакивая.
– Так… Да… Есть… Пойдет… Хорошо… Все? Действуйте!.. Тебе что? – обратился комиссар к Володе.
– Товарищ комиссар, разрешите… – начал Володя.
– Это надо было вон там говорить, у дверей.
– А я с той стороны стучался…
– С той стороны не вышло, так ты на эту перебрался! – усмехнулся комиссар. – Ну, с какой стороны ни явился, выкладывай скоренько, с чем пришел!
Володя выпрямился, сдвинул каблуки, хотел отчеканить совсем по-военному, но от волнении сбился:
– Товарищ комиссар, разрешите… У меня к вам просьба: запишите меня, товарищ комиссар…
– Куда тебя записать?
– На фронт. Ведь добровольцев берут.
Комиссар, который уже успел вынуть из стола какие-то списки и водил по ним пальцем, словно Володя уже перестал интересовать его, не спеша поднял голову.
– Школьник? Учишься? – спросил он.
– Учусь в седьмом классе. В школе имени лейтенанта Шмидта. Сейчас почти отличник.
– Занятия в школе идут?
– А что с того?
– Рассуждать тебя я пока как будто не просил. Тебя спрашивают: занятия в школе идут?
– Уже второй месяц, как идут, товарищ комиссар. В эту минуту Володе уже не очень хотелось, чтобы занятия шли.
– Так, – промолвил комиссар, – оч-чень хорошо, что занятия идут. Вот пусть они и идут. Понял? Кстати, как тебя величать-то?
– Дубинин Владимир Никифорович. Год рождения тысяча девятьсот двадцать седьмой.
– Ты что, капитана Дубинина, что ли, сын? – полюбопытствовал комиссар и уже не так сурово посмотрел на Володю.
– Так точно! – по-военному ответил воспрянувший Володя.
– Как же, знаю твоего отца. А как он на твои намерения смотрит?
– Я у него уж просился, а он не взял, как на флот уезжал, – с неохотой признался Володя.
– Не взял? Так, – отчеканил военный комиссар. – А ты, Владимир Никифорович, значит, решил действовать в обход, с тыла зашел, так сказать. Вот что я тебе скажу, парень… Есть добровольцы, а есть – я их так называю – самовольцы. Разницу чувствуешь? Вот как по-твоему; ты кто?
Володя молчал.
– Военную дисциплину понимаешь? – спросил комиссар.
– Понимаю, товарищ военный комиссар.
– В каком классе, говоришь, учишься?
– В седьмом «А».
– Команду как выполнять, знаешь?
– Конечно, знаю.
– Так вот, слушай мою команду: правое плечо вперед, кругом, в седьмой класс «А» ша-гом… арш!
И Володя, повинуясь этому голосу, привыкшему командовать, очень растерянный, нашел в себе все-таки силы, чтобы не осрамиться перед комиссаром, и, повернувшись через левое плечо кругом, по-военному отчеканивая шаг по паркету, вышел в коридор.
Когда он прикрывал за собой дверь, комиссар крикнул ему вдогонку:
– Пррямо!.. И приказываю всем заготовить срочно побольше круглых пятерок. Действуй!..
Потерпев неудачу в военкомате, Володя направился в городской комитет комсомола.
В большой комнате толпилось много народу. Парни лет семнадцати-восемнадцати, все уже в пилотках, разбирали оружие. Это были комсомольцы из истребительных батальонов. Володя с азартной завистью следил за ними. Он видел, как легко вскидывали они винтовки, продевая плечо под ремень, как укладывали в патронташи обоймы и особой, солдатской походкой шли к дверям. Увидев знакомого, Володя поздоровался с ним, подошел поближе и почтительно погладил его винтовку:
– Дай подержать.
– Иди, иди, не балуй! – сурово оборвал его тот и отставил винтовку в сторону.
– А кто здесь инструктор по военной работе? – спросил Володя.
Ему показали в угол комнаты. Самого инструктора не было видно: столько народу навалилось со всех сторон на его стол, что-то расспрашивая, требуя, размахивая руками. Володя подошел сперва с одного бока, потом зашел с другого, навалился на чью-то спину и, косо съехав с нее, неожиданно оказался притиснутым к самому столу. За столом сидел очень маленький комсомолец с давно не стриженными и как-то странно, пятнами, выгоревшими волосами. Он устало моргал глазами и большим пальцем чесал макушку, отвечая налево и направо обращавшимся к нему комсомольцам.
– Товарищ инструктор… – успел сказать Володя. Инструктор на мгновение взглянул на него, но тотчас же его отвлекли сбоку. Наконец он повернулся опять к Володе:
– Ты что хотел?
– Товарищ инструктор… Я вам что скажу… только погодите!.. Вы сперва мне ответьте. Я к вам насчет военной работы зашел.
– Ко мне, кстати, насчет только этого и приходят, мальчик, – ответил инструктор.
– Какой я мальчик! – обиделся Володя. – Вы сперва поглядите как следует. Мне уже две недели, как пятнадцатый год пошел.
– Года твои, конечно, почтенные, только ты давай поскорей. Что тебе требуется?
– Я пионер, активный, почти уже комсомолец, скоро переходить буду, если, конечно, примут… В общем, я хочу, чтобы вы меня направили на фронт кем угодно.
– Э-э, я думал, ты и правда за делом! Думал, понимает пионер, какой у нас момент, а ты… – Инструктор только поморщился.
– Разве это не дело? – наседал Володя. – Хорошенькое «не дело», если человек на фронт хочет!
– Дорасти еще надо. А пока – не дело.
У Володи был такой несчастный вид, что инструктор сказал:
– Слушай, малый… Хлопец ты хороший, вижу – патриот. Если действительно дела ищешь, у меня для тебя дело найдется. Ты из какой школы?.. Лейтенанта Шмидта? Ага! Вот, есть для тебя и для ваших ребят работка. Бутылки нам нужны.
– Бутылки? – переспросил Володя недоверчиво.
– Да, да бутылки… Что смотришь? Не для ситро и не для лимонада – гранаты из них будем делать. Зальем в них горючую жидкость, а на фронте ими по немецким танкам бить станут. У немца сейчас танков много. Понятно тебе? Стеклянная артиллерия.
– А, это я слышал! – обрадовался Володя.
– Ну вот тебе и будет задание от комсомола. Займись. Кстати, как твоя фамилия?
– Дубинин.
– Стоп! Валя Дубинина тебе кем приходится?
– Она мне сестра.
– Ну вот, по ней и равняйся. Полезная девушка. Дело свое делает… Так я на тебя надеюсь, Дубинин. Сдавать будешь нам, сюда.
– А на фронт – никак? – на всякий случай еще раз спросил Володя.
– Ну, лыко-мочало… – протянул инструктор и заговорил с другими.
Шел урок синтаксиса. Аркаша Кругликов разобрал написанные на доске сложносочиненные и соподчиненные предложения.
– Дубинин! – вызвала вдруг Юлия Львовна. – Дубинин, где ты?
Володя Киселевский, припав к парте, зашептал что-то вниз. Из-под парты поднялся красный от натуги Володя.
