Николай Чаусов - Сибиряки
— Вижу, милая, я все вижу.
— Ну вот и хорошо. Давай лучше сядем за наш маленький самоварчик и будем коротать вечер.
— Жисть ты свою коротаешь, Оленька, а не вечер. Да и мою тоже…
— Ну-ну, поворчи. Я поворчала, успокоилась, теперь ты.
— Да уж поворчала: стекла, спасибо, целехонькие остались.
Они сели рядышком. Ольга — будто ее подменили — смеялась, подтрунивала над Романовной и, кажется, забыла обо всем.
— Шуму бы он не наделал еще, Алешенька твой, — неожиданно сказала старушка.
— Какого шума, нянечка?
— Известно. Вона как вскинулся, когда ты ему про детишек сказала. Глядишь, еще дома чего выкинет, жену не побил бы…
— Что ты, няня! Неужели ты можешь допустить…
— А чего допущать? Мужики, они когда бесятся, многое чего допущают. Он-то не мужик, разве? Да ты куда? Куда опять?..
— Нянечка, не волнуйся… Я ничего больше не натворю! Ей-богу!
…Через час Червинская, узнав адрес, уже подходила к дому Поздняковых. 14… 16… А вот и их усадьба… Ольга вошла во двор и растерялась: который из этих домов? Ну конечно, не эти гнилушки…
Дверь открыла худощавая миловидная шатенка примерно равных лет с Ольгой.
— Мне Поздняковых.
— Проходите, пожалуйста. — Женщина пропустила ее вперед, недоуменно оглядывая странную гостью. — Извините, а вам кого? Алексея Ивановича?
— А вы — Позднякова?
— Да.
— Я — Червинская. — Ольга заметила, как по усталому лицу Поздняковой разлилась бледность. — Простите меня за такое вторжение, но нам надо… Во-первых, я хочу спросить вас: мы одни дома?
Клавдюша, теребя передник, присела на табурет против Червинской.
— Одни.
— Мне сказали, что Алексей Иванович уехал домой…
— Вам лучше знать, куда он уехал.
— Успокойтесь. Я боялась за вас и поэтому не посчиталась ни со своим самолюбием, ни с тактом. Скажите, зачем ваши дети были у меня? Как понимать это?
— У вас?!
— Да. И устроили мне скандал.
— Мои дети?!
— Как? И вы ничего не знаете?..
— Господи, да что же это такое! Что ни день — новости… Извините, я сейчас крикну их…
— Сидите! — почти приказала Червинская. — Нет, в самом деле, вы ничего не знали об этом?
Клавдюша, готовая разрыдаться, только молча качнула головой.
— Что же все это значит? — немало озадачилась Ольга. — В таком случае… Словом, ваш муж…
— Он не мой муж…
— Ваш муж был у меня, узнал, что дети устроили мне скандал и, конечно, решил, что их научили… Пожалуйста, простите меня, Клавдия Ивановна, но я только хотела предупредить ссору…
— Что же они у вас делали? Дети?
— Они просили вернуть им их папу, — прямо глядя в глаза Клавдюше, сказала Червинская. — Не осуждайте их, Клавдия Ивановна. И меня… Я ведь тоже была женой Алексея Ивановича, но, как видите…
— Я и не виню вас, Ольга Владимировна. Я сама виновата… знала, за кого шла… — Клавдюша отвернулась, отерла глаза.
— Ну что ж, я пойду. Очень прошу вас: ни слова обо мне детям. И ни слова о их… визите, что ли. Это причинит им лишнюю боль. Вы обещаете?
— Да…
— До свиданья, Клавдия Ивановна. И постарайтесь быть посильнее… Прощайте!
11— Ты где бегаешь, Леша? Алексей Иванович машину за тобой присылал.
Лешка так и присел.
— Зачем, мама Фая?
— Опять мама Фая зовешь. В Качуг поедешь, папа тебя туда просит.
— Так он же в Заярске, мама!
— Из Заярска в Качуг прилетел.
— А с работой как?..
Фардия Ихсамовна уже все приготовила Лешке: и пальтишко, и белье, и покушать в дороге. А вскоре пришел за Лешкой ЗИС-101. Вот да! На такой машине, да еще в Качуг!
Поздняков был в мастерских. Лешка нашел его в новом каменном цехе. Тут было много людей и среди них самый главный инженер в очках без рогулин.
— Здравствуйте, Алексей Иванович.
— А, Леша! Сейчас едем. Вот только посмотрим первую плавку…
Лешка вздохнул: не знает Алексей Иванович о их проделке.
Теперь Лешка мог спокойно оглядеть и цех, и дышащую огнем и страшно гудевшую огромную до самого потолка железную бочку с маленькими окошечками внизу, через которые видно было, как в ней бушует красное пламя. И люди в брезентовых куртках, штанах и валенках (это летом-то!) тоже заглядывали в окошечки, смеялись чему-то и кричали главному инженеру:
— Плавится, Игорь Владимирович! Похоже, скоро готов будет!
Люди и на железной площадке, что под самой крышей, и вокруг «бочки». Лопатами бросают в нее уголь, железки, белые камни. Гудит, надрывается вентилятор, и все содрогается в его гуле: и железная площадка, и трубы, и, кажется, даже крыша. Разрешили заглянуть в окошечко и Лешке. Красные, белые от жары угли и что-то тоже белое, как молоко: кап… кап…
— Дяденька, а что там капает?
— Чугун, Леша. Наш первый чугун.
Лешка обидчиво посмотрел на рабочего в брезентухе: нашел, кого разыгрывать! Будто он, Лешка, маленький и не знает, что чугун твердый, как сталь, только хрупкий.
— Чего, парень, так смотришь? Не веришь, да? Вот расплавим чугун, сольем вон в те формы, а когда застынет — будут у нас, Леша, свои собственные запчасти!
Игорь Владимирович тоже заглянул в «глазок», выпрямился, снял шляпу. Громко, волнуясь, крикнул рабочим.
— Ну, друзья, начинайте!
Рабочие засуетились, зашумели, стали выгонять из цеха всех, кто не в брезентухе. Оставили только начальников и его, Лешку.
— Что же вы? Начинайте! — повторил Игорь Владимирович.
Но рабочие только переглянулись меж собой, не сдвинулись с места.
— Дозвольте вам, Игорь Владимирович. Вы ее зачинали, вам и первый металл.
И сразу все:
— Дайте Гордееву!
— Главному инженеру!
— Игорь Владимирович!..
Главный инженер принял от литейщика увесистый ломик, засучил накрахмаленные обшлага и с проворством завзятого мастера, размахнувшись, ударил в летку. И в тот же миг целый сноп искр осыпал его и подбежавших к летке рабочих. И вдруг мощный, пышущий жаром белый поток ринулся по обмурованному глиной желобу в подставленный рабочими ковш, бурля и сверкая, разметывая по всему цеху алые искры.
— Ур-ра!! — грянуло в цехе.
А ковш уже закачался над ящиками с землей, и молочные струи металла устремились в их отверстия. Вспыхнуло, засияло синими струйками из земли пламя. Задымили, обугливаясь, ящики. А уже новый ковш наполняется жарким тугим металлом. Потом обливаются раскрасневшиеся лица литейщиков, парят, дымятся их брезентовые куртки и брюки, но не сходят счастливые улыбки с лиц: удалась первая плавка!
Главный инженер подошел к Позднякову.
— Ну вот и все, Алексей Иванович. Теперь можно на отдых.
— Спасибо, Игорь Владимирович. Но, может быть… — Мы же условились? Слово свое я сдержал, теперь слово за вами.
— Да, конечно. Всего вам лучшего!
Они пожали руки, и главный инженер, гордо неся свою все еще обнаженную голову, направился к выходу. От восторженных Лешкиных глаз, однако, не ускользнуло, как, уже в дверях, вдруг опустил плечи, сгорбился этот высокий седой волшебник… и скрылся.
Глава четырнадцатая
В Баяндае они остановились.
— Вон там, — Поздняков показал рукой в сторону голых холмов, — есть маленькая бурятская деревушка. В ней родился Наум Бардымович, твой отец, Леша.
— А у вас есть отец, Алексей Иванович?
— Я был беспризорником, Леша. Вот таким же, как ты. Только мясо не воровал на базарах, — улыбнулся он, потрепав Лешкино рыжее пламя.
«Все про меня знает, — подумал Лешка. — А что как про докторшу еще прознает, как мы у ней были?.. — И почему такой хороший Алексей Иванович, а детей бросил?..»
На автопункте их сразу же окружили водители, механики, Сидоров, Житов.
— Ну пойдемте, поглядим ваш ДОК, товарищ Сидоров, — сказал Поздняков.
Сидоров повел Позднякова к большому бревенчатому корпусу, покатая крыша которого еще белела свежим строганым тесом. Внутри корпуса терпко пахло свежей смолой, двигались по транспортеру толстенные бревна, размеренно скрежетали пилы. Запудренные древесной пылью девчата проворно ворочали на роликах бревна, направляя их в пилораму, складывали на тележки готовые доски.
Поздняков внимательно проследил весь процесс, осмотрел обе пилорамы, готовую продукцию.
— Хорошие доски, товарищ Сидоров.
— Хорошие, Алексей Иваныч. С Иркутского вторым сортом привозили тес, так наш третий куда лучше!
— Да и вы выглядите хорошо, — улыбнулся Поздняков, глядя на загоревшего, убавившего животик Сидорова.
— Не жалуюсь, Алексей Иваныч, — улыбнулся и Сидоров. — И воздух, и все прочее — всем довольны.
— А вы, товарищ Житов, заканчивайте монтаж крана и в мастерские. Вы же хотели работать конструктором.
— Конечно, Алексей Иванович. Дней через пять — шесть кран будет готов.
