Елена Коронатова - Жизнь Нины Камышиной. По ту сторону рва
— Бонжур, мадемуазель.
Ребята помолчали.
— Гляди-кось, — произнес лобастый мальчишка с царапиной во всю щеку, — видать, нерусская.
Слова мальчишки подзадорили Нину, и ее, как говорил Коля, понесло: вот когда могут пригодиться французские слова, которые вечно зубрит Катя.
— Пардон, мусье. Пермете муа де ките ля клас. Ля пом, ля папир, адью, мерси. Эн, де, труа, же ве кан ля буа, катр, сенкс. Же ву при.
— Вот чешет-то! — восхитился лобастый мальчишка.
Запас французского «красноречия» у Нины иссяк.
Веснушчатая девочка попросила:
— Ишшо маленько поговори.
Нина помедлила всего лишь секунду, а потом выпалила:
— Гюго, Гюи де Мопассан, Дюма, Д’Артаньян, Айвенго, уксусэ, бззе, кабриолет, ватер клозет.
Лобастый мальчишка плюнул через зубы («вот не знала, что можно так далеко плеваться») и с презрением произнес:
— А че с ней, нерусской, разговаривать! Пошли, че ли?
— Вовсе я русская, — обиделась Нина.
— А по-каковски ты говорила? — спросила высокая синеглазая девочка.
— По-французски, — промямлила Нина, краснея.
— Айда с нами по ягоды, — позвала синеглазая девочка.
— А куда?
Девочка строго сказала:
— Не закудыкивай дорогу. Недалече пойдем, за Медвежью балку.
— Там медведи?
Ах, лучше бы она об этом не спрашивала! Они так хохотали, что лобастый мальчишка даже присел на корточки. У Нины горели уши. Уйти? Но от смущения она не могла пошевелиться. Под защиту ее взяла та же синеглазая девочка.
— Будя вам! — сердито прикрикнула девочка на хохотавших ребят. — Она же городская. — И, обратившись к Нине, почти приказала: — Бери корзинку, и айдате.
Нина заколебалась: Марфушка придет не скоро. А потом, вдруг они все время будут над ней смеяться?
— Ну, иди за корзинкой — мы обождем, — повторила синеглазая.
Нина схватила в сенях корзинку и выскочила во двор. Ворота из жердей не смогла открыть, но ловко перелезла через них. Кажется, это ребятам понравилось.
На Нине клетчатое короткое платье, тапочки из парусины на веревочной подошве и белые вязаные носки. Что ребята так пристально ее разглядывают? Бабушка говорит, что так смотреть на человека неприлично. Хорошо, что нет больших мальчишек, одна мелкота. И все они слушаются синеглазую Марусю. Нина старалась быть поближе к ней.
Сразу же свернули в переулок, прошли мимо огородов, спустились к реке и перешли ее по ветхому мостику. Плахи на мостике подвижные, будто клавиши пианино. Дорога поползла по косогору, повиляла и спустилась в низинку.
Прямо у ног дремало озерко не озерко, пруд не пруд. Словно в огромное блюдце налили зеленую воду. На воде круглые блестящие, как у фикуса, листья, а на них тоже круглые, точно фарфоровые, белые и желтые цветы. И над всем этим великолепием кружатся стрекозы с голубыми стеклянными крыльями.
— Не отставай. — Маруся взяла Нину за руку. — Ждать да догонять — хуже нет.
Скоро они вошли в лес. Дорога не торная, поросшая мелкой травкой. Березы раскидистые, ветви у них начинают расти низко над землей, а у елей, наоборот, ветви растут высоко и на них висит густая, как бахрома, хвоя.
— Какие елки высокие! — сказала Нина.
— Это не елки, а лиственницы, у них иголки на зиму опадают.
— Опадают? — удивилась Нина. — И деревья стоят голые?
— Голые, — повторила Маруся, она засмеялась и беззлобно сказала: — Чудная. Ты что, впервой в лесу?
— Да, первый раз. У нас есть роща, но это совсем другое. Ты не знаешь, как называются такие круглые цветы? Ну те, что растут прямо на воде? — Нина махнула рукой в сторону озерка.
— То кувшинки.
Нина быстро устала, а ребята, словно назло, с пригорка неслись вприпрыжку.
— Дальше не пойдем, — наконец объявила Маруся, — тут ягоды сколь хошь. Каждый собирает сам себе.
Ребята рассыпались в разные стороны. Нине Маруся наказала:
— Смотри не отставай, звать будем — откликайся.
Оставшись одна, Нина села и с наслаждением вытянула ноги. Здесь ее никто не увидит, никто не будет смеяться, что она, как старуха, сразу уселась отдыхать. Ну и заросли! За кустами, кажется, вода журчит.
Наверное, оттого, что она отвыкла так помногу ходить, ноги страшно ныли… Она чуточку полежит на спине, с закрытыми глазами, как учила мама, и все пройдет.
Приятно лежать — трава мягкая, от ключика тянет свежестью. Вода журчит, журчит…
Нина проснулась так же внезапно, как заснула. Кругом тихо, голосов ребячьих не слышно. Только вода журчит. Она крикнула: «Аууу!» Никто не отозвался, она испугалась и закричала: «Маруууусяяяя!» Снова молчание. Побежала в ту сторону, откуда пришли, — нет никого! Может, они в прятки с ней играют? Не надо бы кричать, но она не могла удержаться и кричала все громче и громче. Маруся бы отозвалась, значит, они ушли.
Но реви, не реви, а идти куда-то надо, она поднялась и побрела наугад. И вдруг услышала — кто-то идет за кустами, тяжело идет, даже ветки трещат. Медведь! Нина хотела крикнуть, но у нее пропал голос, хотела побежать, не смогла. И почти тотчас же увидела бурую телку. Вот кто ее выведет в деревню! А вдруг телка заблудилась? Тогда ее придут искать. Телка брела не спеша, останавливалась пощипать траву, почесаться о дерево.
— Ах вот ты куда забралась!
Нина оглянулась. На нее смотрел высокий худощавый мальчик.
В руках у мальчика длиннющая палка.
Это тебя ребятишки искали? — спросил он.
— А они искали? — обрадовалась Нина.
— А как же, нешто не будут искать. Ты заблудилась, что ли?
Нина молча кивнула.
— Ничего, тут до деревни рукой подать, — мальчик говорил степенно, рассудительным тоном. Нина успокоилась.
— А зачем такая длинная палка?
— Это удилище. Ну, пошли.
Телка послушно шла за ним. Нина старалась не оглядываться на телку, еще мальчик подумает, что она трусиха.
— Тебя как зовут?
— Нина. А вас?
— Антон. В городе жить интересно: школы, библиотеки разные… — Паренек вздохнул. — Мы ведь нездешние…
— Вы жили в городе?
— Мы с Поволжья.
— А-а-а, — Нина вспомнила — бабушка читала: «…волна беженцев растет». Вот, оказывается, какие беженцы бывают.
На прощанье Антон сказал:
— Смотри не ходи одна в лес, заблудишься с непривычки.
Ребята пришли на другой день, звали ее. Но она спряталась в сенях — будут еще смеяться. Они покричали и ушли. Потом упрекала себя: противно прятаться, если еще придут — непременно выйдет к ним. Вечером на подоконнике оказался огромный капустный лист, а на нем крупная смородина. Решила — наверное, Маруся.
А ночью сквозь дрему Нина снова слышала робкие оправдания Марфушки и въедливый голос мужика. Проскрипели ворота. Залаяли собаки. Нина уже знала: когда этот страшный невидимый мужик уходит, всегда лают собаки.
Нина привыкла просыпаться на рассвете, когда пастухи гонят в поле стадо. Коровы мычат на разные голоса: одни ревут протяжно и свирепо, другие — кротко, а иные — лениво, будто спросонок. На все лады — от тонкого ягнячьего до густо-басовитого — овцы. Нине нравилось смотреть из окна на стадо, особенно на овец. Смешные, бестолковые, сбиваются в кучу, шарахаются.
В избу вошла Марфушка, а за ней с кринкой в руках соседка Архиповна, высокая костистая старуха.
— Коли недужится, нече ходить, — проговорила Архиповна, ставя кринку на стол.
Марфушка, держась одной рукой за поясницу, достала с полки кружку, налила в нее молока, дала Нине.
— Пей да ложись, раным-рано еще, — кряхтя, Марфушка опустилась на лавку. — Кабы не нужда, разве пошла. А то придет беда — и лебеда еда…
— Сулил же тебе комбед, — сказала Архиповна, она стояла у дверей, сложив руки под грудью.
— Сулил-то сулил, — Марфушка безнадежно покачала головой. — В Петуховке, слыхала поди, был комбед, да богатеи разогнали. Вот и надейся… Да и кому наперед дадут помощь — тому, у кого детишки… Не мне бессемейной…
— Да уж, однако, так, — согласилась Архиповна.
Нина тянула теплое, пенящееся молоко, слушала и с жалостью поглядывала на Марфушку.
— Эй, Марфа! — донесся с улицы женский голос.
Под окном стояла с коромыслами на плечах некрасивая носатая женщина.
— Сазониха! — ахнула Марфушка и кинулась к окну.
— Али разбогатела, — жестко произнесла женщина. — Кажный погожий день дорогого стоит, а ей горя мало? Небось, как припрет, идут к Сазонову, а долги платить — так вас и след простыл. Не придешь — на себя пеняй! — Не дожидаясь ответа, носатая зашагала прочь.
Марфушка, охая на каждом шагу, принялась собираться.
— Чтоб она сдохла! — с ожесточением плюнула Архиповна и, сокрушенно покачав головой, добавила: — Однако всех нас переживет. Видать, кому не умереть, того всем миром не спереть.
— Знаете что, — сказала Нина, — а вы на этого Сазонова пожалуйтесь.
![Елена Коронатова - Бабье лето [повесть и рассказы]](/uploads/posts/books/134500/134500.jpg)
