Анатолий Димаров - Его семья
«Что это со мной? — удивлялся Яков. — Ведь Валя очень нравится мне! Она прекрасная женщина, и лучшей жены для себя я не желал бы…»
Как-то он рассказал Вале о том, как встречал утро в парке и видел девушку с любимым, спавшим у нее на коленях. Яков умел хорошо рассказывать, и Валя слушала его, полуоткрыв уста, а лицо ее, побледневшее за последние дни, снова покрылось нежным румянцем — она снова напоминала ту Валю, которая встретила его сияющим взглядом больших, глубоких глаз.
— Хочешь, пойдем в парк, я покажу тебе это место, — предложил Яков, надеясь, что прогулка развеет возникшее между ними чувство неловкости и даже какой-то вины друг перед другом.
Валя охотно согласилась, хоть был уже поздний вечер.
— Вот здесь она сидела, — показал на скамейку Яков, — а вот тут лежал парень. Она держала его голову на своих коленях, и это было для нее самым великим счастьем на свете…
Рассказывая, он снова ясно увидел перед собой и девушку, и юношу, и восход солнца, и совершенно отсутствующий взгляд незнакомки, для которой не существовало в мире ничего и никого, кроме любимого. Как завидовал Яков тому юноше!.. И, обманывая себя, будто в шутку, чтобы показать, как все было, усадил Валю на скамью, а сам лег рядом, положив голову ей на колени, а ее руки — на свою голову. Вот он сейчас уснет, а Валя будет сидеть неподвижно, как сидела та девушка, и будет оберегать его покой, а потом тоже встретит восход солнца невидящими, углубленными в себя, в свое счастье глазами.
Валя, притихнув, сидела на скамье, а он долго лежал, не шевелясь, но заснуть не смог, так как отлежал себе бок и заболели колени согнутых ног. И вдруг Яков ясно увидел себя — взрослого, солидного мужчину в этой нелепой позе, понял всю фальшь своей затеи, этой попытки искусственно создать то, что приходит само собой, чему нельзя подражать и для чего совершенно необязательно лежать вот так на скамейке…
Яков резко поднялся, и Валя не удерживала его. Ему было очень стыдно, — казалось, будто он оскорбил ее.
«Спектакль устроил, дурак набитый! — клял он себя. — Боже, что она сейчас обо мне думает!..»
Придя домой, он боялся поднять на Валю глаза, а она относилась к нему с каким-то преувеличенным вниманием, точно к больному. И у Якова еще больше портилось настроение, и он никак не мог простить себе ни этих неискренних объятий, ни злосчастной скамейки, ни этого дурацкого лежания на ней.
На следующее утро после путешествия в парк Валя вышла к столу с помятым, несвежим лицом, с глазами, обведенными темными кругами. Когда встревоженная Надежда Григорьевна спросила, что с ней, она пожаловалась на головную боль и покорно проглотила таблетку пирамидона.
И Яков, и Валя избегали смотреть друг другу в глаза, обоим было одинаково неловко.
— Яша, ты проводишь меня?
Идя рядом с ней, Яков думал о том, что вчера он обидел ее, и ему хотелось утешить Валю, загладить свою вину перед ней, избавиться от какого-то неприятного чувства, которое не покидало его.
— Валя, — сказал он, — мы должны все оформить…
Она вздрогнула и ускорила шаг, словно хотела убежать от него. И Яков лишь сейчас понял, как грубо прозвучали его слова…
— Я не хотел сказать… — попытался оправдаться он, но Валя умоляюще сжала его руку, горячо и взволнованно заговорила:
— Яша, я очень прошу тебя, не нужно этого… — Голос ее сорвался, и она отвернулась. — Яша, я хочу попросить тебя… — снова обернулась она к нему. — Только ты ни о чем не спрашивай, не удивляйся, а сделай то, что я попрошу…
— Чего ты хочешь, Валя?
— Это очень важно для меня! И как это ни тяжело, а нужно сделать…
— Я сделаю все, что ты прикажешь, — покорно отвечал Яков.
— Я этого и ожидала, — благодарно говорит Валя. — Яша, — она остановилась. — Ты должен уехать, уехать сегодня же. Так нужно, Яша!.. Мне необходимо побыть одной… Я хочу собраться с мыслями… Меня мучит какое-то беспокойство, странное чувство, будто я делаю не то, что нужно, и не так, как нужно… Ты не думай, что я раскаиваюсь, — она покраснела, сказав эти слова. — Но я должна сама разобраться во всем…
— Если ты хочешь, я уеду сегодня же, — покорно соглашается он.
— Спасибо, Яша! Я знала, что ты меня поймешь…
— За что тут благодарить! — горько усмехается Яков. — Я, Валя, самого себя не понимаю…
— Мы потом встретимся, Яша… Встретимся… — говорит Валя, и ему кажется, что она убеждает не столько его, сколько себя.
— Да, встретимся, — повторяет Яков. Смотрит на бледное, измученное Валино лицо и уже искренне жалеет, что между ними встала та ночь, которую нельзя вычеркнуть из жизни, о которой нельзя забыть.
«Какова все-таки жизнь! — размышляет он. — К чему-то стремишься, чего-то добиваешься, и то, к чему стремишься, кажется необычайно хорошим, радостным, а достигнешь своей цели — появляется неудовлетворенность, разочарование…»
Поезд отходил в полдень, и Валя пришла проводить Якова на вокзал. Они стояли молча, так как им не о чем было говорить, — только смотрели друг на друга и принужденно улыбались.
— Видишь, как шутит с нами судьба: когда-то я тебя провожал, а теперь — ты меня…
Валя улыбается одними губами, а глаза ее серьезны, и Яков видит в них затаенную боль и вместе с тем удивление, словно она не может понять чего-то…
Раздается резкий свисток паровоза. Вокруг засуетились, забегали, закричали и замахали руками люди; громко ругая кого-то, мимо пробежал железнодорожник в красной фуражке.
— Ну… — сказал Яков.
Валя порывисто обняла его:
— Пиши, Яша!
— Я жду тебя! Слышишь, Валюша!..
Она кивала головой и шла за вагоном, понемногу отставая…
— Гражданин, прошу в вагон! — дергает Якова за рукав проводник.
Раздраженно отмахнувшись от него, Горбатюк все еще смотрит назад, хоть здание вокзала уменьшилось до размеров спичечной коробки, а людей, стоявших на перроне, уже давно поглотила серая степная мгла…
— Товарищ, приехали!
Водитель такси удивленно посмотрел на Якова, а он беспомощно озирался по сторонам, потирая лоб ладонью: «Ах, да, приехали!.. А зачем?»
— Вам помочь?
У него, вероятно, такой вид, что шофер явно обеспокоен.
— Благодарю! — отказывается Горбатюк и, достав из кармана все оставшиеся у него деньги, машинально отдает их удивленному шоферу. Тот долго благодарит и сигналит ему вслед.
— Приехали, — произносит Яков. — Вот и приехали!..
Он заходит в свою комнату, медленно осматривает ее, словно впервые попал сюда.
Над узенькой Лениной кроватью, покрытой серым солдатским одеялом, появилась фотокарточка в свежей дубовой рамке. Черноволосая девушка с большим цветком в волосах, исподлобья глядя на Якова, улыбается ему немного лукаво и смущенно.
— Здравствуй, лаборанточка! — здоровается с ней Горбатюк, снимая шляпу. — Ты еще не успела забрать у меня Леню?
К его постели никто не прикасался с тех пор, как он уехал. Даже подушка, которую он сдвинул в сторону, доставая чемодан, так и осталась лежать там.
А может, он никуда и не ездил? Может, он только сейчас собирается ехать и впереди — тревожно-радостное ожидание встречи с Валей?
Яков горько улыбается и, засунув чемодан под кровать, подходит к столу. Перед чернильницей лежит синий конверт с несколькими штампами на марках и с надписью «авиа» в верхнем углу.
«Мне? — удивленно читает он адрес. — А почему же нет обратного?.. От кого это?»
Он садится на стул и машинально разрывает конверт. На стол падает несколько листков бумаги, написанных знакомым Валиным почерком.
Яков снова берет в руки конверт и присматривается к круглым штампам — там ведь должно быть выбито число.
Теперь все ясно: письмо отправлено на следующий день после того, как он уехал от Вали. Он жадно хватает исписанные листки и начинает быстро читать:
«Яша!
Пишу тебе это письмо, а ты все еще у меня перед глазами: стоишь на ступеньках вагона и машешь рукой. Мне так хотелось сказать тогда, чтобы ты остался, но что-то остановило меня, и я долго стояла, глядя вслед увозившему тебя поезду.
Сейчас три часа ночи, мама думает, что я давно сплю. А я все сидела за столом и думала, думала, и спрашивала себя: что же случилось?
И когда мне показалось, что я кое-что поняла, я сразу же взялась за перо. Помнишь, когда ты спросил, смогу ли я полюбить тебя, я пообещала, что буду всегда искренна с тобой? Вот я и выполняю свое обещание…»
Яков отрывается от письма. Тревога, закравшаяся в его сердце при виде Валиного почерка, не покидает его. Видно, недаром Валя напоминает о своем обещании быть искренней с ним.
«…Я вспоминала эти два дня, припоминала минуту за минутой, вплоть до той ночи, — продолжает читать он. — А потом — долгую бессонную ночь, когда я не спала до утра да и ты вряд ли уснул. Я ведь слышала, как ты выходил на крыльцо…»
