Николай Островский - Том 2. Рожденные бурей
С ребятами Жухрай должен быть ласковее, теплее. С появления ребят можно начать эпизод. Павел предупреждает о намерении эшелона перебить коммунистов. Жухрай бросается к составу.
Эпизод «За Первую Конную». Эпизод за «Первую Конную» неудачен. Надо дать простоту трагизма. Может быть такой вариант (но надо подойти очень осторожно к этому, чтобы не прозвучало фальшиво), Павел в полубреду говорит: «Артем, братишка, слушай, вот комсомольский билет — возьми. Пойди заплати долг в комсомол за два месяца. Вот деньги — рубль семьдесят копеек. Скажи, такое дело — бои были, не мог внести… А матери скажи — пустяки, я ничего, поправлюсь». Он говорит это с умоляющей улыбкой.
Эпизод «Haчало трагедии». От этого эпизода глубокое неудовлетворение. Не нравится совсем.
Нельзя делать врача таким тупицей — при больном он говорит, что на его месте застрелился бы. Это антигуманизм, это вызовет возмущение врачей. Потом — Павел не мог говорить таким интеллигентным языком в те годы: «Не говорите по-латыни» и так далее. Это не язык рабочего подростка. Строже следите за языком по роману. Не сдвигайте двадцатый год с двадцать девятым. В этот промежуток Павел культурно вырос. Нужна скромность образа. Павел не мог быть груб, он мягок. Нехорош текст, он какой-то бодряческий. Надо спокойно передать силу человека — в улыбке, во взгляде, а не в вызывающем тоне. Ведь он только ушел от смерти и еще тяжело болен. Он вдумчив, беспомощен, но никак не резок.
Рита не нравится. Надо снять выражение «потеряла компас». Больше теплоты в изображении ее, больше человечности.
Лазарет — тяжелая штука. Может быть, Павла дать в кресле или даже ходячим при помощи сестры. Так тоже можно показать драматизм. Кроватная обстановка не хороша и чрезвычайно тяжела для актера. Может быть, даже лучше перенести действие на веранду, где солнце, зелень, жизнь и это резко подчеркнет трагедию Павла.
Продумать появление Риты.
IV актВ разговоре слово «доигрался». Снять его. Не подходит оно — это ведь борьба.
«Большевистское здоровье» убрать «большевистское».
— Трибунал — слишком много шуток с этим. Разговор Прохошки и Туфты переработать, дать иначе. Выкинуть о крестьянах. И вообще не зря ли здесь Прохошка? Посылают на стройку рабочих, он же официант. А как он в комсомоле — а его возраст? Он явно «чужеродное тело. Смещение персонажей будет раздражать зрителей. Вся сцена в лесу не радует меня. Ее надо еще продумать, переработать, многое снять.
«Пять раз сдохни, а построй». Сдохни режет слух. Заменить словом умри. Вы Токарева заменяете Долинником. Помните, роман прочли около тридцати миллионов человек и вам не простят резких передвижек персонажей. Будет столкновение с психологией зрителя.
И потом пьеса названа «Павел К». А он у вас почти второстепенная роль. И почти незаметно Риты, Валя ярче дана. Уже четвертый акт, а Рита еще не близка и не дорога зрителю. Павла и Риту надо доработать. Они мало выросли с начала показа их. Решать будет V акт. Пока пьеса меня не взволновала, не дошла до сердца. Это очень плохой симптом. Это опасно. Но я предъявляю самые большие требования. Нехорошо, что положения так изменены, что нарушена связь с романом. Например, сцена на вокзале. Ведь Павка к этому времени должен вырасти, а этого не показано. Нельзя отвлекаться на многосторонние поступки, надо разработать одну сложную психологическую тему, но разработать глубоко. Нет развернутых лирических сцен. Не обоснован отход Риты от Сережи и любовь ее к Павлу. Неубедительно. А в романе все обосновано.
V актРазговор с матерью не хорош. Снять «кланяться крестам», «пропадет путевка в санаторий». Хорош рассказ о гибели Вали.
Разговор с матерью взять из книги, ничего не изменяя. Лучше построить эпизод. Может быть, Павел, дожидаясь матери, один играет на гармонии грустную украинскую песню «Зыбралыся вси бурлаки» или другую. Дать большую печаль. Потом приходит мать с узелком проводить его на вокзал. Он просит не провожать. Он нежно любит старушку. Он мечтал принести ей счастье, а теперь сам искалечен. Она идет собрать цветов на могилу Вали. Он остается у могилы Вали. В надписи прибавить «дочь машиниста» и сделать ее как можно проще и трогательнее. Должны быть большие деревья у могилы, много зелени.
В это время приходит Рита и Жаркий, и он невольно слушает их.
Эпизод «Глубокий тыл». Эта сцена не годится. Недопустимо такое противопоставление Павла и Артема. Такого в романе нигде нет. В конце книги Артем — активный партиец. Вы даете его таким, каким он был в 1922 г[оду], а дело происходит, в 1929–1930 годах. Тут Павел может быть показан уже скованным — просит передвинуть пешку например, Артем беспокоится, что Павел убивает себя напряженной учебой и просит Долинника повлиять. Узнав о мечте Павла написать книгу, он не верит в возможность этого, но поддерживает его, чтобы не разочаровать Павла. Надо очень тонко показать это.
Показать на игре в шахматы, как Павел воспринимает удары жизни. Это ожесточенное мужество. Это как в боксе — он падает, но моментально поднимается и бросается на противника снова и снова. И он не мрачен. Вы не даете его обаятельным. Знайте, он страдает, но улыбается. Это настоящий рабочий парень, боец. Не надо разговоров о трагизме, но надо дать так, чтобы зритель почувствовал трагедию.
В разговоре с Долинником можно [допустить] такие слова: «Видал, Иван Семенович, таких чудаков — нашли у меня сто процентов потери трудоспособности». В этом вопросе удивление и какой-то укор. «Большевика, у которого стучит сердце, они считают на сто процентов нетрудоспособным. Когда же люди научатся понимать такие простые вещи!»
Снять слова матери: «Что вы с ним сделали!»
Эпизод «Победа». Надо ли воскрешать Сережу? Это должно вызвать коллизию с Ритой. Это очень сложно. Я думаю, не нужно Сереже появляться!
Убрать слова «за упокой Чужанина».
Тут Павел уже не ходит. Пусть его вывезут в коляске. Но это надо продумать. На вопрос «что будешь дальше делать?» Павел не может ответить «нечем жить».
Он скажет: «Ворошилов и Буденный семнадцать раз вели в атаку и победили. А что было бы, если сдались с первого раза?
Рита. — Неужели будешь еще раз начинать?
Павел. — Да, семнадцать раз и ни разу меньше, а после восемнадцати, может быть, подумаю о другой профессии».
Сцену со слепотой сделать ярче, показать, что сначала он сам себе не верит. Не надо трагических воплей матери. Пьеса должна быть закончена монологом.
Корчагин скажет: «Рита, подними за меня бокал! Друзья, самое дорогое, что есть у человека, — это жизнь».
Этими словами начать. Это лейтмотив романа. И это будет звучать торжественно и прекрасно. Он разгромлен, но он победитель, он снова в первых рядах бойцов!
Общие замечанияЯ тревожусь за пьесу. Я не чувствую победы автора. Только несколько сцен взволновали меня, но я потрясен. Я искренен с вами — пьеса не производит большого впечатления. Многое огорчает меня. Рита и Павел не захватывают. Жухрай удался лучше — его слова доходят. Он чувствуется как руководитель. А Павла и Риту надо как-то отеплить, облагородить, очеловечить. Пусть зритель почувствует любовь Риты к Павлу. И потом надо лучше, убедительнее показать рост Павла. Их надо выдвинуть на передний план, даже за счет других. Рита должна появиться раньше и с первых шагов завоевать любовь. Можно сцену в лазарете (это ни в коем случае не больница) ввести молодую женщину — врача, которая подробно, с волнением расскажет Рите о Павле, о его героической стойкости во время страшных страданий. И можно показать Павла в лазарете с орденом «Красного знамени». Пусть театр обсудит, обдумает и решит это. Тема болезни, борьбы за жизнь не должна страшить. Но показывать надо не мрачно, не в кровати, а в коляске. Эпизод в госпитале требует очень большого внимания. Передайте коллективу, что я горячо желаю вам победы. Сделайте все для этого. Свяжитесь с комсомолом.
Прислушивайтесь к актерам, может быть, во время игры само собой вырвется какое-нибудь слово, которое зазвучит прекрасно. Вы должны внести его в текст. Но то, что я решительно отверг, должно быть вами выброшено — присутствие Жухрая на тендере, разговор матери Тони с евреями. Верьте моему большевистскому чутью — это политические ошибки.
Мне хотелось бы, чтобы Рафалович понял искренность моих выступлений. Согласен ли он духовно? Принимает ли мои поправки? Вы должны помнить, что пьеса эта — наше общее дело и победа или поражение будет также общим.
[1936 г.]
[Речь на заседании президиума правления Союза советских писателей]
Мое выступление, может быть, несколько неожиданно для вас: автор выступает первым.
Я с большим чувством доверия ждал этого заседания, которое должно мне во многом помочь.
У меня есть решительная просьба, которую я высказывал неоднократно в письмах к товарищам и в личных беседах, чтобы наше обсуждение шло по следующему, желательному для меня и всех нас, направлению.
