Аркадий Гайдар - Том 2. Повести, рассказы, фронтовые очерки
— Когда я закрою глаза, чудная встает передо мной картина… Тепло… светло. Идут люди, а также ребятишки и красивые девушки. Песни поют… Несут цветы… Лимоны там, фрукты разные. Весело! А дорога перед ними… — Он зажмурился. — Дорога… лети, вертись, как круглый шар по бильярду! — Коля смотрит на лист бумаги, на нем довольно точно воспроизведена по памяти картина Нины, но человечки нарисованы очень смешные: очень уж широко открыты их поющие рты, слишком пышны в их руках букеты, и слишком беспечны их веселые лупоглазые лица. — И вот, когда возникает передо мной эта чудная картина, то сразу представляется мне еще другая дорога: разбитая «эмка», дым, пустые обоймы. И на снегу перчатка моего капитана, который укутал меня шинелями, чтобы я, Башмаков, не сдох и жил для общей, а отчасти и для своей пользы…
Раненый удивленно поднял от книги глаза на Колю и смотрит, как тот говорит, обращаясь теперь только к игрушечному солдатику:
— Странно! И что мне эта картина? Картон… Краска… Звук далекой музыки… Вроде как и ты, смешной солдат, чужая тень, простая оловяшка… Так почему же, когда я смотрю на вас, сжимается у меня за людей сердце?..
— Потому что ты сидишь с утра за бумагой, — говорит раненый с книгой. — Сейчас я позову сестру, и она отберет у тебя ручку и чернила.
Коля торопливо принимается писать снова.
Двое раненых играют в шашки; один, сидя в кресле, тренькает на мандолине и тихонько напевает:
Письмо придет — она узнает.
На щеку скатится слеза…
И горько-горько зарыдают
Ее прекрасные глаза…
Коля отрывается от письма и говорит раненому:
— Прошло всего четыре дня, а мне кажется, что прошло четыре года.
Он задумался. Потом опять заговорил не то с раненым, не то сам с собой:
— Когда я вступал в партию, меня один человек спрашивает: «Чего тебе впереди надо?» Я отвечаю: «Чего всем людям: счастья…» Он говорит: «Про это в программе не написано. Наша цель — социализм и далее коммунизм в развернутом виде. А счастье — понятие неопределенное и ненаучное…» — «Нет, — говорю я, — для отдельного типа действительно так. Кто его угадает, что ему в жизни надо? Одному — жена, другому — изба, третий на рояле играть любит… Но чего всем людям вместе надо, это и научно определить возможно».
Медицинская сестра проходит мимо:
— Товарищ Башмаков, что вы бормочете? Оставьте чернила и бумагу. Идите гулять или играть в шашки.
— Шашки — пустое развлечение. Это игра не для моего характера… Сестра, как бы мне получить из цейхгауза вещи? В гимнастерке лежит неотправленное письмо капитана.
— Вещи и документы вы получите послезавтра, когда пойдете в отпуск.
Сестра уходит, и Коля снова обращается к раненому:
— Доктор сказал: «Странный случай в медицине. Если обыкновенного человека стукнуть по голове, он дуреет. В вас же швырнули бомбой, ударили головой о дерево, а вы сидите и рассуждаете, как настоящий философ».
— Он пошутил. Это он сказал для ободрения духа. — Раненый показывает на рваную бумагу: — Вот ты уж десять раз письмо рвешь и опять пишешь… Это разве философия? Это дурь!
— Я пишу семье моего погибшего начальника… Я пишу: «Девушка, зачеркните на вашей картине цветы. Капитан был прав, и нынче без боя дороги не бывает!»
Раненый пожимает плечами:
— Доктор определенно пошутил. Случай в медицине самый обыкновенный…
Сестра подходит и говорит твердо:
— Больной Башмаков, оставьте ручку и чернила. Идите гулять. Отдыхайте или играйте в шашки.
Коля торопливо берет конверт, вкладывает в него исписанный лист бумаги и пишет адрес: «Ленинград, Красноармейская, 119, Максимовым. Лично для Нины». Быстро подходит он к стоящему тут же в комнате почтовому ящику. И мгновение медлит.
Раненый с мандолиной громко запевает!
Письмо придет — она узнает,
На щеку скатится слеза…
Коля рывком бросает письмо в щель почтового ящика.
Играющие в шашки с треском заканчивают партию. Раненый, который читал, захлопывает книгу. Все они разом, дружно подхватывают:
И гор-р-рько-горько зарыдают
Ее прекрасные глаза…
Нина сидит на кровати около Саши. Она берет его за руку и говорит:
— Женя в школе, няня в магазине. Я вернусь скоро. Саша, я прошу тебя, к окну не подходи близко…
— Женька моих голубей не кормит. И там кто-то их к своему окну переманивает.
— Хорошо, я буду их кормить сама. Ты мне веришь?
— Почему папа не ответил на твою телеграмму?
— Почему? Очень просто: они, вероятно, перешли в наступление, и телеграмма его не застала на старом месте.
— А где у него было старое место?
— Я не знаю… Ну, где-нибудь в лесу, — Нина улыбается, — под елкой. Ты, Саша, сам командир и это дело лучше меня знаешь.
— Да, конечно, — благодарно улыбаясь, говорит Саша. — Они перешли в наступление. И я перейду в наступление тоже. Иди. Я тебя люблю, Нина.
Нина ушла, а Саша подошел к окну, поцарапал по заснеженному стеклу пальцем и сделал круглую дырочку. Прилетают голуби и усаживаются на карниз окна.
В это время раздается звонок. Саша выходит в переднюю и видит, как сквозь щель просовывается письмо. Он поднял его и бежит в свою комнату. На лице его волнение. Он повертывает письмо. Глядит на свет. Ему очень хочется вскрыть письмо. Но на конверте надпись: «Лично для Нины».
Саша кладет письмо на подоконник и стоит у окна. Вдруг он замечает, что к одному из окон в стене высокого дома напротив слетаются на снежный карниз голуби. Через форточку просовывается рука и сыплет крошки голубям. Голуби клюют. Тогда Саша в гневе поворачивает рукоятку оконного запора и распахивает обе рамы. Пар врывается в комнату. Саша высовывается из окна, шарит по подоконнику и тянет тряпку. А тряпка зацепила и тянет письмо. Тянет и оловянных солдатиков.
Саша кричит:
— Это кто моих голубей переманивает?
Снизу, со двора, удивленно наблюдает за Сашей Коля Колокольчиков.
Саша швыряет тряпку. Летит вниз письмо, и падают солдатики. Перегибаясь, с отчаянием смотрит Саша вниз, но письма не видно. Он поднял голову и замер, потому что в окне напротив он теперь видит изумительной красоты девочку. У нее белые, падающие кольцами на плечи локоны. Волосы схвачены обручем, от которого расходятся мерцающие лучи. На ней легкое, как дымка, усеянное звездами платье, и она пальцем показывает куда-то вниз. Там, внизу, за уступом, невидимое Саше, лежит письмо.
Саша высовывается глубже. Но тут в комнату вбегает Нина, хватает за плечи Сашу, оттаскивает от окна и закрывает рамы. Саша бросается в переднюю. У дверей Нина его задерживает.
Саша бормочет:
— Оставь! Пусти!.. Я уронил за окно письмо… Это письмо с фронта, от Коли, про папу…
— Сашенька… Саша… Мы письмо сейчас найдем. Мы его разыщем.
Саша, сразу ослабев, прижимает голову к груди Нины, глаза его закрываются, он бормочет:
— Письмо лежит в снегу… там в окне девочка, она звезда… Она вам покажет… Она его видит…
Нина в недоумении.
А загадочная девочка все еще смотрит через морозное окно. Вдруг она что-то внизу увидела и всплеснула руками.
* * *Саша лежит в постели. Снова его томит жар. Температура снова все растет и растет. Неподвижно стоит в углу комнаты целый полк оловянных солдатиков, лежит на ковре у дверей котенок. И вдруг четким движением все солдатики сходят со своих оловянных подставок, маршируют и поют:
Спит, тревожным сном объятый,
Наш начальник до утра.
Оловянные солдаты,
Нам в поход идти пора.
Сон его не потревожа,
Разумеется само,
Отыскать ему поможем
Очень важное письмо.
Тра-та. Тра-та.
Тра-та-та-та.
Снега, сугробы и леса…
Оловянные солдаты
Разошлись на полчаса.
При этих словах все войско разделяется на несколько отрядов, которые вполоборота расходятся в разные стороны.
* * *С винтовками наизготовку, по пояс в снегу торчат возле рваного валенка оловянные солдатики.
Стоит Тимур, рядом с ним — Коля Колокольчиков. В руках у Тимура распечатанное письмо.
— Оно лежало здесь… — показывает Коля и видит солдатиков. — Смотри, куда свалились из окна оловянные солдаты. — Он поднимает их.
— Зачем ты письмо распечатал? — спрашивает Тимур.
— Оно намокло и в кармане отклеилось. Я иду — дай, думаю, отнесу. А потом иду — дай, думаю, прочитаю.
— Это письмо тревожное. Письмо неясное. И я еще не знаю, нужно ли, чтобы такие письма доходили по адресу…
Тимур быстро прячет письмо в карман, потому что подходит нянька.
— Эй, вояки! Вы здесь ничего не поднимали? — спрашивает она.
