Владимир Богомолов - Повесть о красном Дундиче
И тем не менее, это было так.
А через день, когда в госпитале побывал корреспондент губернской газеты «Коммуна», о подвиге легендарного серба узнали все.
Но молодой закаленный организм все выдюжил, превозмог. И вот Иван Антонович вновь уже в боевых порядках родной конницы. Узнав, что штаб Городовикова разместился в двухэтажном особняке, недалеко от собора, Дундич поспешил туда, надеясь услышать, где сейчас его полк, его друзья-товарищи.
Городовиков встретил Дундича по-отечески. Пошел ему навстречу, крепко обнял, облобызал.
— Ну рад. Ну рад я, Ванюша! — тихо и ласково говорил Ока Иванович. — Вовремя ты пришел. Идем на Ростов!
То ли от мороза, то ли от волнения бледное лицо Дундича порозовело. Он крепко пожимал руки товарищей и говорил:
— Ростов — красота! Даешь Ростов!
Когда волнение немного улеглось, Городовиков спросил:
— Командарм тебя видел?
— Нет. — Большие глаза серба наполнились грустью. — Лучше пока не надо.
— Почему? — не понял Ока Иванович.
— Я сбежал из госпиталя. Надоело в кровати отлеживаться.
— М-да, — задумчиво протянул комдив, решая, как ему теперь поступить.
О том, что Дундич появился в дивизии, через несколько минут будут знать все. Значит, и командарм. Узнает — взгреет, прежде всего Городовикова. Чувствовал такую опасность и Дундич. И потому решил попросить своего комдива скорее отправить его в разведку.
— Лучше бы тебе разыскать Семена Михайловича, — заколебался Ока Иванович.
Давая такой совет, комдив где-то в глубине души чувствовал, что Дундич, уйдя из штаба, скорее всего, будет искать свой полк, хотя он теперь формально не числится в нем. Штабисты, видя нерешительность комдива, тоже начали просить Городовикова разрешить Дундичу принять участие в разведке.
— Ох, отчаянная ты голова! — говорил Городовиков; вроде бы укоряя, но и с нежностью в голосе. — Случится с тобой что, мне ведь прощения не будет.
— Теперь не случится, — уверенно сказал Дундич, словно он действительно был заговорен от грядущих несчастий.
Через несколько минут во дворе особняка собрались все разведчики. Городовиков оглядел эскадрон и, поднявшись на крыльцо, сказал:
— Дорогие товарищи! На вас возложена большая задача. Вы должны подойти к городу и разведать, сколько там беляков. Помните, в Ростове нас ждет рабочий народ, там есть подпольные организации большевиков, постарайтесь найти их. Расскажите, что мы несем раскрепощение и свободу трудовым людям.
Разведка направилась в сторону поселка Берберовка. Сразу за околицей лошади начали глубоко проваливаться в снег, порой по самое брюхо. Каждый шаг вперед давался с трудом. Кони храпели, соря ошметками пены.
Едва выбрались на пригорок, увидели внизу огоньки.
— Казачок! — повернулся Дундич к Николаю.
— Я здесь! — откликнулся Казаков.
— Иди тихо-тихо. Смотри и слушай. Если нет ничего подозрительного, стучи в окно.
Скоро темная венгерка Казакова растворилась во мгле. Только было слышно, как режется сапогами снег. Наконец и этот звук стих, Прошла минута, другая. Дундич тоже спрыгнул с коня, передал повод Шпитальному.
— И я с тобой! — видя намерение командира, сказал ординарец.
— Я быстро! — решительным жестом остановил Дундич Шпитального.
Но тот сделал прыжок и оказался перед своим командиром.
— Не пущу одного, — вспомнил ординарец строгий наказ Городовикова: «Смотри, Иван, случится что с Дундичем, — голову сниму, не посмотрю, что ты самый мой дорогой боец».
Они быстро спустились с пригорка. Подошли к саду, за которым едва тлел огонек. В это время у хаты залаяла собака и раздался ласковый голос Казакова:
— Кутек, молчи. Мы же свои!
Пес словно понял человека, умолк.
Казаков аккуратно постучал в окно. И тотчас, будто там ждали стука, в сенях раздался старческий голос:
— Кто там? Я больной. У меня тиф.
— Папаша, — позвал Казаков. — Выйди на минуточку.
Звякнул откинутый крючок, и в дверях показался человек в валенках и полушубке, наброшенном на плечи.
— Папаша, здесь какие-нибудь части есть?
— Да кто тут будет, на окраине-то. А в городе есть. Но я больной и ничего не знаю.
Дундич приблизился к старику и сказал:
— Но бойся, отец, мы — буденовцы.
Старик вдруг засуетился, приговаривая: «Ах ты, господи!» Он в нерешительности потоптался и спросил:
— А правду ли вы говорите? Не обманываете?
— На, дед, читан мою красноармейскую книжку, — протянул ему документ Казаков. — А это видишь, — показал он звезду на папахе.
— Родненькие! — задрожал голос хозяина, — А мы уж и не чаяли. Сейчас! Сейчас! — Он суетился, не зная, то ли приглашать гостей в хату, то ли идти вместе с ними дальше. Потом, что-то вспомнив, сказал: — Господи, да что же я. Может, вы кушать хотите?
— Пег, отец, — дотронулся до его полушубка Дундич. — Нам некогда.
— Ну да, понятно, — пробормотал старик. — Я сейчас. Внучок только что вернулся из города.
Но внук, не ожидая зова, уже стоял за спиной деда.
— Дедушка правду говорит — тут никого нет, — обратился он к Дундичу. — А вон там, на Второй Сквозной, в каменном доме, гармошка играет, офицеры гуляют. Вы подождите, я сейчас сбегаю, узнаю: не разъехались они?
Паренек хотел шмыгнуть к калитке, но Дундич остановил его:
— Подожди, юнак! Ты можешь дело испортить.
— Да что вы, — обиделся парнишка. — У меня батя тоже в Красной Армии. Я вам помогу. Я уже и стрелять умею. Я этих гадов — вот так, — он выразительно рубанул рукой по воздуху.
Дундич добродушно усмехнулся, оглядел исхудавшего мальчишку, в чунях, замасленной, не по плечу куртке, драном малахае, и успокоил его:
— Еще успеешь.
В это время подошли остальные бойцы сотни. Дундич тут же направил двоих в штаб дивизии с донесением о том, что на окраине города белых нет. Коноводы подвели лошадей. Быстро вскочили в седла. Дундич протянул руку подростку:
— Садись. Покажешь тот дом.
Возле дома с резной парадной дверью остановились. Ворота открыты. Кругом ни души. «Ушли», — обожгла сердце догадка. Дундич поглядел на парнишку, тот недоуменно выпятил губы, соскочил с холки на землю, побежал к крыльцу. По панели дошел до окна. Что-то увидев внутри дома, призывно замахал рукой.
Въехали во двор. Дундич взвел курок нагана и толкнул ногой дверь. Она с шумом распахнулась. Из большой залы летели в холодную ночь звуки вальса. Навстречу вышла разгоряченная вином и весельем женщина. Увидев странных пришельцев, она крикнула в комнату:
— Господа! Какие-то солдаты!
Но ее крика никто не услышал, или на него не обратили внимания. Дундич легко отстранил женщину, стремительно вошел в залу и приказал:
— Руки вверх!
Офицеры медленно поднимали руки. Прапорщик с двумя георгиевскими крестами на кителе, шатаясь, подошел к Дундичу, всмотрелся в его папаху и тут же подавленно произнес:
— Господа, даруйте мне жизнь. Я вам пригожусь.
— Кто такой? — спросил Дундич.
— Начальник сторожевого охранения.
— Вот это сазан, — пошутил Казаков.
— Добре! — согласился Дундич. — Поедешь с нами. Но помни!
Под конвоем офицеры были отправлены в штаб, а отряд Дундича в сопровождении начальника караула двинулся дальше. На первой же заставе Новочеркасской дороги часовой потребовал остановиться.
— Не видишь, кто едет? — зло спросил прапорщик.
— Виноват, не угадал! — взял солдат под козырек.
Часового тут же обезоружили. В это время возвратились первые гонцы и сообщили, что наши полки уже вошли на окраину Нахичевани.
Впереди показалась базарная площадь. Над ее приземистыми лабазами, ларьками, шинками, крытыми рядами возвышалась колокольня. В чуткой тишине рассвета за церковью раздалось несколько выстрелов, и в ответ им с колокольни застрочил пулемет. Пули прожужжали над головами разведчиков. Дундич взмахом руки велел всем укрыться за углом. В это время из ворот соседнего дома вышли двое. Один — высокий, худой, с винтовкой, другой — низкий, толстый, идет вперевалку, держа в левой руке большой крест, а в правой — наган. Наткнувшись на конников, толстый спросил:
— Вы кто, миленькие? За царя-батюшку, за Русь святую аль за кого?
— Не видишь, что ли? — спросил Казаков.
Человек поднял высоко крест и хорошо поставленным голосом пропел:
— С рождеством Христовым вас, соколики! — Он широко перекрестил кавалеристов и спросил: — Что новенького в городе?
— Ничего, батюшка. Все идет по-старому, — входя в роль, ответил Казаков.
— А что там за стрельба?
— Так это наши бьют врагов.
— Споспешествуй вам бог в делах, — пожелал священник и только тут заметил красную полосу на папахе всадника. Кажется он сообразил, с кем встретился: обе его руки медленно начали подниматься вверх.
