Аркадий Львов - Двор. Книга 2
Почин ленинградцев поддержали сталевары-скоростники завода «Запорожсталь» Петренко, Мартынов, Кобылицын, а донецкие шахтеры Пантелеймон Концедалов, Иван Хижняк и Митрофан Рахуба, выдавшие вчера на-гора первые тонны угля в счет шестой пятилетки, на подписном листе в графе «сумма» поставили: десятинедельный заработок.
Вечером у Ионы Овсеича был разговор с Хомицким и Орловой насчет подписной кампании во дворе. В прежние годы кампанию начинали обычно на третий, четвертый, иногда пятый день и тем самым молчаливо как бы признавали, что двор — это менее важно, чем завод, фабрика или производство. Конечно, это был в корне ошибочный взгляд и пора с ним кончать. Поэтому, начиная с завтрашнего утра, пока люди не успели уйти на работу, надо приступить к подписке. Охват должен быть стопроцентный, а не как в прошлые годы, когда подписывались одни домохозяйки и неработающие.
— Товарищ Хомицкий, товарищ Орлова, все ясно или не все? — спросил Иона Овсеич.
Ляля ответила, что ей все ясно, а Степан поинтересовался насчет нового дополнения в нынешнем году, откуда оно идет: по указанию свыше или…
— Товарищ Хомицкий, — перебил Иона Овсеич, — я повторяю: охват должен быть стопроцентный, а не как в прошлые годы, когда подписывались одни домохозяйки и неработающие. А конкретно, какая сумма подписки, решайте сами на месте, но, конечно, не меньше двадцати пяти рублей, и вносить сразу, наличными. Это вам известно, здесь нового я вам ничего не сказал.
У Ляли утро было свободное, она сегодня выходила во вторую смену, а Степану спозаранку пришлось заняться дворовым краном: в шесть утра, когда включили воду, прибежала с гвалтом дворничка Лебедева, потому что какая-то сволочь успела скрутить крану голову, и теперь бьет, как из фонтана.
Ляля, поскольку она осталась одна, сразу поставила товарища Дегтяря в известность насчет истории с краном, тот прямо побелел и закричал, что здесь уже пахнет открытой диверсией, но быстро взял себя в руки, попросил прощения за неуместную горячность и велел Степану забить водопровод деревянной затычкой, а самому включиться в подписную кампанию. Степа ответил товарищу Дегтярю, что людям нужна вода, многие не имеют в квартире своего крана, и надо сначала починить, а потом идти с подписным листом по хатам. Ляля, хотя она первая заварила кашу, теперь поддержала Хомицкого и просила товарища Дегтяря доверить подписку на эти несколько часов ей одной.
— Орлова, — товарищ Дегтярь наклонил голову вперед, глаза смотрели исподлобья, — ты упрощаешь картину: одно дело, когда ты идешь со Степаном Хомицким, коммунистом, инвалидом Отечественной войны, другое дело, когда ты идешь одна. Но если ты сама хочешь взять на себя всю ответственность, мы готовы пойти навстречу. Начинай. Для почина пиши: Дегтярь, сто рублей. За деньгами придешь вечером.
Ляля радостно засмеялась, сказала, что при таких темпах она до обеда закончит подписку по всему двору. Иона Овсеич нахмурился, попросил быть серьезнее и посоветовал начать обход с полковника Ланды, который со своей Гизеллой подаст хороший пример другим.
Полковник Ланда, когда Ляля позвонила, уже кончил завтракать, но с такой очаровательной гостьей готов был выпить лишнюю чашку кофе, хотя, если верить известному советскому поэту, часы идут, и ржавой цепью время тянут гири. Ляля немного смутилась, сказала, что как раз только что она пообедала, полковник игриво подмигнул глазом, сам взял из рук Ляли подписной лист и прочитал громко, с выражением, как настоящий артист:
— Дегтярь Иона Овсеич: сто рублей!
Наступила пауза, полковник молча уставился на лист, пожал плечами, сказал, в этот раз без выражения: «Сто рублей — для домохозяйки это неплохо», — и просил подписать его с женой тоже на сто рублей, каждого в отдельности. Гизелла взяла из шкафа портмоне, вынула двести рублей и положила на стол. После этого оба расписались против своих фамилий, полковник лично поблагодарил Лялю Орлову за большую честь, поскольку они с женой были вторые на весь двор, сразу после товарища Дегтяря, и пожелал успехов в ее благородной, очень нужной людям и стране, работе.
Ляля, в ответ, тоже поблагодарила и призналась, что это не она, а сам товарищ Дегтярь, как только расписался, раньше всех назвал полковника Ланду.
— Спасибо, — полковник Ланда крепко прижал руку к сердцу, — спасибо за доверие, а вам лично — всяческих успехов в работе и жизни.
С улицы два раза просигналила машина, полковник схватил шинель, на ходу застегнулся и еще раз просил передать товарищу Дегтярю сердечное спасибо. Гизелла с силой захлопнула двери и даже не сказала гостье до свиданья.
После Ланды Ляля зашла к Зиновию Чеперухе, бабушка с дедом были уже здесь и кормили внуков перед детским садом. Катерина удивилась, что мадам Орловой не спится, и поинтересовалась, откуда у такой здоровой на вид женщины может быть бессонница. Ляля объяснила, что никакой бессоницы у нее нет, просто началась подписная кампания, и, кстати, до Чеперухи трое уже подписались, каждый на сто рублей, в том числе домохозяйка.
Бабушка Оля сразу догадалась, что речь идет про Гизеллу Ланду, муж которой получает три тысячи рублей в месяц, и все деньги идут на нее одну. Ляля ответила, что полковник Ланда у себя в госпитале подписался на двухмесячный оклад, а вообще, считать чужие деньги — неприлично. Конечно, согласилась бабушка Оля и добавила: если бы ее муж или сын зарабатывали хотя бы половину, она бы тоже не считала, а так приходится крутить себе мозги из-за каждой копейки.
— Мама, — одернул Зиновий, — успокойся: тебя никто не заставляет подписываться на сто рублей.
— А откуда я вообще имею деньги, чтобы кому-то одалживать? — ни с того, ни с сего разошлась Оля. — Что я, зарабатываю, или пенсию получаю, или дядя-миллионер присылает мне посылки из Америки?
— Мама, успокойся! — еще раз попросил Зиновий.
— Сынок, — вмешался старый Чеперуха, — ты на мать не повышай голос, она правильно говорит: откуда у нее свои деньги, если она домашняя хозяйка, чтобы давать еще кому-то взаймы?
Ляля переводила взгляд с одного на другого, хотела вставить слово, но ей не давали, пока, наконец, Зиновий не хлопнул кулаком по столу:
— Хватит, из-за десяти рублей не обеднеем!
— По десять рублей нельзя, — сказала Ляля, — самое меньшее двадцать пять.
— Что значит нельзя? — опять вмешался старый Чеперуха. — У нас, в Советском Союзе, подписка на заем — добровольное дело. Это во-первых, а, во-вторых, как раз сегодня получилось так, что своей жене я не оставил даже на хлеб. Что же она должна делать: пойти украсть и отдать эти ворованные деньги, чтобы наша Ляля Орлова выполнила свой план по займу?
— Слушай, батя, — перебил Зиновий, — ты явно не доработал этот вопрос, подумай на досуге, а я вношу за маму двадцать пять рублей, и поставим точку.
Ляля подала бабушке свой лист, та расписалась, взяла из рук сына деньги, пересчитала и передала вместе с листом. Ляля спрятала деньги в карман, старый Чеперуха протянул ей руку, пожелал удачи, она ответила крепким пожатием, но продолжала стоять на месте, словно дело еще не закончено.
— Мадам Орлова, — сказала Катерина, — если так поворачиваться, вы можете не успеть до следующей подписки.
Ляля ответила, что времени у нее достаточно, она сегодня на второй смене, но в этом году есть указание, чтобы подписывались все жильцы, а не только домохозяйки.
— Указание? — вскочил со своего стула старый Чеперуха, как будто его укололи в одно место иголкой. — Покажите мне это указание в письменном виде, а иначе уходите отсюда, пока я вас не выгнал!
У Ляли на глазах выступили слезы, она закусила нижнюю губу, вынула из кармана носовой платочек, но забыла для чего и просто мяла в руках.
Бабушка Оля с Катериной, вместе, вдруг набросились на Гришу и Мишу, хотя мальчики сегодня ели на редкость быстро, дедушка заступился за них и сказал, что никому не позволит срывать на детях свои нервы, даже родной маме. Гриша и Миша, оба, прижались к деду, Катерина закричала, что старик настраивает детей против родителей, схватила мальчиков за руки, чтобы оторвать от деда, крепко дернула, но из этого ничего не вышло.
Зиновий молча одевался, как будто весь этот сыр-бор его не касается, Ляля смотрела на него, но он повернулся спиной, сказал, что опаздывает на работу, и хлопнул дверью. Ляля постояла еще пару минут, хозяева занимались своим делом, словно в доме никого, кроме них, нет, и тогда она сказала громко, чтобы все хорошо слышали;
— Когда надо было ванную и туалет строить, деньги нашлись, а теперь спиной поворачиваетесь. Ладно, я передам товарищу Дегтярю.
— Кто она такая, чтобы нас пугать?! — закричала бабушка Оля. — Лялечка, мы зарабатываем на жизнь своими мозолями, и никаких шахер-махеров не делаем, а таких, как ты, не одну дюжину перевидали на своем веку!
