Лазарь Лагин - Старик Хоттабыч (1958, илл. Ротова)
– Волька, – таинственно проговорил Женя, когда они спустя часа три усталые вернулись на борт «Ладоги», – айда в каюту! Я тебе покажу кое-что интересное… Ну вот, смотри, – продолжал он, плотно притворив за собой дверь каюты, и извлёк из-под полы своего пальтишка какой-то продолговатый предмет. – Что ты на это скажешь? Я нашёл эту посудину на противоположной стороне острова, у самого берега.
В руках у Жени Волька увидел позеленевший от морской воды небольшой, размером со столовый графин, медный сосуд.
– Его нужно сейчас же сдать Степану Тимофеевичу! – возбуждённо сказал Волька. – Это, наверно, какая-нибудь экспедиция вложила в него письмо и бросила в воду, чтобы узнали о её бедственном положении.
– Я тоже сначала так решил, – отвечал Женя, – но потом сообразил, что ничего страшного не случится, если мы раньше сами вскроем эту посудину и первые посмотрим, что там у неё внутри положено. Это же очень интересно! Правильно я говорю?
– Правильно! Конечно, правильно! – горячо согласился Волька.
Женя, побледнев от волнения, довольно быстро соскрёб с горлышка сосуда смолистую массу, которой оно было наглухо замазано. Под смолой оказалась массивная свинцовая крышка, покрытая какими-то значками. Женя с трудом отвинтил её.
– А теперь, – сказал он, опрокидывая сосуд над своей койкой, – посмотрим, что там…
Он не успел закончить фразу, как из сосуда валом повалил густой чёрный дым, заполнивший всю каюту так, что совсем потемнело и нечем стало дышать. Однако спустя несколько секунд дым собрался, сжался и превратился в малопривлекательного старика со злобным лицом и глазами, горящими, как раскалённые угли.
Первым делом он упал на колени и, истово колотясь лбом о пол, возопил:
– Нет бога, кроме аллаха, а Сулейман пророк его!
После этих слов он ещё несколько раз молча стукнулся лбом о пол с такой силой, что вещи, висевшие на стенах каюты, закачались, как во время сильной качки. Потом он снова вскрикнул:
– О пророк аллаха, не убивай меня!
– Разрешите справочку, – прервал его стенания перепуганный и в то же время заинтересованный Волька. – Если не ошибаюсь, речь идёт о бывшем царе Соломоне?
– Именно о нём, о презренный отрок! О Сулеймане ибн Дауде, да продлятся дни его на земле!
– Это ещё большой вопрос, кто из нас презренный, – спокойно возразил Волька. – А что касается вашего Сулеймана, то дни его ни в коем случае продлиться не могут. Это совершенно исключено: он, извините, помер.
– Ты лжёшь, несчастный, и дорого за это заплатишь!
– Напрасно злитесь, гражданин. Этот восточный король умер две тысячи девятьсот девятнадцать лет назад. Об этом даже в Энциклопедии написано.
– Кто открыл сосуд? – деловито осведомился старик, приняв, очевидно, к сведению Волькину справку и не очень огорчившись.
– Я, – скромно отозвался Женя, – Я… но не стоит благодарности.
– Нет бога, кроме аллаха! – воскликнул незнакомец. – Радуйся, о недостойный мальчишка!
– А чего мне, собственно, радоваться? – удивился Женя. – Это вас спасли из заточения, вы и радуйтесь. А мне-то чему радоваться?
– А тому, что я убью тебя сию же минуту злейшей смертью!
– Ну, знаете ли, – возмутился Женя, – это просто свинство! Ведь я вас освободил из этой медной посудины. Если бы не я, кто знает, сколько бы ещё тысяч лет вы в ней проторчали, в дыму и копоти.
– Не утомляй меня своей болтовнёй! – сердито прикрикнул незнакомец. – Пожелай, какой смертью умрёшь и какой казнью будешь казнён. У-у-у-у!..
– Попрошу без запугиваний! И вообще, в чём, собственно говоря, дело? – вконец рассердился Женя.
– Знай же, о недостойный юнец, что я один из джиннов, ослушавшихся Сулеймана ибн Дауда (мир с ними обоими!). И Сулейман прислал своего визиря Асафа ибн Барахию, и тот привёл меня насильно, ведя меня в унижении, против моей воли. Он поставил меня перед Сулейманом, и Сулейман, увидев меня, приказал принести этот кувшин и заточил меня в нём.
– Правильно сделал, – тихо прошептал Женя на ухо Вольке.
– Что ты там шепчешь? – подозрительно спросил старик.
– Ничего, просто так, – поспешно отвечал Женя.
– То-то! – мрачно сказал старик. – А то со мной шутки плохи… Итак, заточил он меня в этом сосуде и отдал приказ джиннам, и они понесли меня и бросили в море. И я провёл там сто лет и сказал в своём сердце: «Всякого, кто освободит меня, я обогащу навеки». Но прошло сто лет, никто меня не освободил. И прошло ещё сто лет, и я сказал: «Всякому, кто освободит меня, я открою сокровища земли». Но и на этот раз никто не освободил меня. И надо мною прошло ещё четыреста лет, и я сказал: «Всякому, кто освободит меня, я исполню три желания». Но никто не освободил меня, и тогда я разгневался сильным гневом и сказал в душе своей: «Всякого, кто освободит меня сейчас, я убью, но предложу выбрать, какой смертью умереть». И вот ты освободил меня, и я тебе предлагаю выбрать, какою смертью тебе желательней было бы умереть.
– Но ведь это просто нелогично, – убивать своего спасителя! – горячо возразил Женя. – Нелогично и неблагодарно!
– Логика здесь совершенно ни при чём! – жёстко отрезал джинн. – Выбирай себе наиболее удобный вид смерти и не задерживай меня, ибо я ужасен в гневе.
– Можно задать вопрос? – поднял руку Волька.
Но джинн в ответ так цыкнул на него, что у Вольки от страха чуть не подкосились ноги.
– Ну, а мне, мне-то вы разрешите один только единственный вопрос? – взмолился Женя с таким отчаянием в голосе, что джинн ответил ему:
– Хорошо, тебе можно. Но, смотри, будь краток.
– Вот вы утверждаете, что провели несколько тысяч лет в этой медной посуде, – произнёс Женя дрожащим голосом, – а между тем она настолько мала, что не вместит даже одной вашей руки. Как же вы в ней умещались целиком?
– Так ты что же, не веришь, что я был в этом сосуде? – вскричал джинн.
– Никогда не поверю, пока не увижу собственными глазами, – твёрдо отвечал Женя.
– Так смотри же и убеждайся! – заревел джинн, встряхнулся, стал дымом и начал постепенно вползать в кувшин под тихие аплодисменты обрадованных ребят.
Уже больше половины дыма скрылось в сосуде, и Женя, затаив дыхание, приготовил крышку, чтобы снова запечатать в нём джинна, когда тот, видимо раздумав, снова вылез наружу и опять принял человеческий образ.
– Но-но-но! – сказал он, хитро прищурившись и внушительно помахивая крючковатым, давно не мытым пальцем перед лицом Жени, который спешно спрятал крышку в карман. – Но-но-но! Не думаешь ли ты перехитрить меня, о презренный молокосос?.. Проклятая память! Чуть не забыл: тысячу сто сорок два года тому назад меня точно таким способом обманул один рыбак. Он задал мне тогда тот же вопрос, и я легковерно захотел доказать ему, что находился в кувшине, и превратился в дым и вошёл в кувшин, и этот рыбак поспешно схватил тогда пробку с печатью и закрыл ею кувшин и бросил его в море. Не-ет, больше этот фокус не пройдёт!
– Да я и не думал вас обманывать, – соврал дрожащим голосом Женя, чувствуя, что теперь-то он уж окончательно пропал.
– Выбирай же поскорее, какой смертью тебе хотелось бы умереть, и не задерживай меня больше, ибо я устал с тобой разговаривать!
– Хорошо, – сказал Женя подумав, – но обещайте мне, что я умру именно той смертью, которую я сейчас выберу.
– Клянусь тебе в этом! – торжественно обещал джинн, и глаза его загорелись дьявольским огнём.
– Так вот… – сказал Женя и судорожно глотнул воздух. – Так вот… я хочу умереть от старости.
– Вот это здорово! – обрадовался Волька.
А джинн, побагровев от злобы, воскликнул:
– Но ведь старость твоя очень далека! Ты ведь ещё так юн!
– Ничего, – мужественно ответил Женя, – я могу подождать.
Услышав Женин ответ, Волька радостно засмеялся, а джинн, беспрестанно выкрикивая какие-то ругательства на арабском языке, стал метаться взад и вперёд по каюте, расшвыривая в бессильной злобе всё, что ему попадалось по пути.
Так продолжалось по крайней мере пять минут, пока он не пришёл наконец к какому-то решению. Он захохотал тогда таким страшным смехом, что у ребят мороз по коже прошёл, остановился перед Женей и злорадно произнёс:
– Спору нет, ты хитёр, и я не могу тебе в этом отказать. Но Омар Юсуф ибн Хоттаб хитрее тебя, о презренный…
– Омар Юсуф ибн Хоттаб?! – в один голос воскликнули ребята.
Но джинн, дрожа от злобы, заорал:
– Молчать, или я вас немедленно уничтожу! Да, я – Омар Юсуф ибн Хоттаб, и я хитрее этого мальчишки! Я выполню его просьбу, и он действительно умрёт от старости. Но, – он окинул ребят победным взглядом, – но старость у него наступит раньше, чем вы успеете сосчитать до ста!
– Ой! – воскликнул Женя звонким мальчишеским голосом. – Ой! – простонал он через несколько секунд басом. – Ой! – прохрипел он ещё через несколько секунд дребезжащим, стариковским голосом. – Ой, умираю!
