Александр Волошин - Земля Кузнецкая
— Искры! — Рогов прошелся по кабинету, пошевеливая плечами, словно китель стал тесноват. — Искры! — повторил он. — Хорошо Мария Дмитриевна сказала. Не стареющая наша молодость! Не устающая! Только торопиться нужно…
Хомяков непонимающе посмотрел на Рогова и тут же встал.
— Я пойду, Павел Гордеевич. На четыре часа договорились встретиться с главным инженером.
— Ну, как он? — живо откликнулся Рогов. — Как дышит около этого дела?
— Вы знаете… — скулы у маркшейдера порозовели от удовольствия. — Мне кажется, что у него уже и дыхания не хватает. Сегодня в три часа ночи… — Хомяков понизил голос до шепота, словно боясь, что его услышат посторонние. — Понимаете, в три часа является ко мне на квартиру. «Вы, — говорит, — спите? Ну, это пустяк». — «Какой же это пустяк? — заворчала Мария Дмитриевна. — Добрые люди давно почивать изволят». А Федор Лукич даже глазом не моргнул, и глаза-то у него какие-то хмельные. «Нет, — говорит, — это действительно пустяк по сравнению с тем, что мне пришло в голову, пока я заново просматривал пневматическую систему Герасима Петровича. Удивительная идея!» Вот он мне и предложил автомат — регулятор скорости в зависимости от глубины вруба.
Оставшись один, Рогов сидел несколько минут не шевелясь, чувствуя, как апрельское солнышко пригревает затылок. «Да, все хорошо, почти все хорошо! До нижнего горизонта коллектив добирается. Только вот с главным подъемом трудновато, даже очень трудно, но это дело пока потерпит. Надо будет сегодня обязательно заглянуть: что там делает Галя?»
Рогов недовольно поморщился: опята Сколько раз он себе запрещал называть так девушку, — что за глупая фамильярность? Мысленно махнул рукой: «Ну, хорошо, допустим, не Галя, а Галина Афанасьевна. Но посмотреть, тем не менее, нужно, как там люди развертываются. Сроки, сроки!»
И самое главное — уже действуют три поточные механизированные линии — гордость шахты. Три участка механизированы полностью, от забоя до бункеров. В двух длинных лавах действуют комбайны Абакумова, третью Некрасов ведет методом самонавалки. «А теперь бы хомяковскую машину побыстрее закончить и в лаву — не в одну, а во все, где только возможно!»
Рогов даже оглянулся, показалось, что он сказал эти слова вслух.
В ту же минуту заглянул в кабинет Севастьянов и сообщил:
— Народ готов, Павел Гордеевич, можно начинать.
Рогов выждал, пока шум в зале уляжется, потом подошел к задней стенке эстрады и медленно раздвинул голубоватый занавес.
— Вот она! — сказал кто-то из шахтеров. — Красавица наша…
Сотни пытливых взглядов остановились на схематическом чертеже подземных горизонтов «Капитальной». Запоминались три зигзагообразные красные линии, пересекающие рабочие поля и сходящиеся в одной точке у главного подъема. И еще до десятка синих линий извивались по штрекам и квершлагам на пути к рудничному двору.
Рогов вышел на край эстрады и коротким взмахом показал на план.
— Красные линии, товарищи.
— Машинная добыча! — подхватил кто-то.
— Да, это линии машинной добычи и транспортировки. У нас с вами хватило сноровки и настойчивости сделать этот первый шаг. А синие — это те участки, где мы должны впрягать в работу конвейер машин завтра, послезавтра, через месяц, не останавливаясь, не поступаясь ни одной возможностью.
Значит, сегодня у нас безотказно действуют три поточные линии. Они механизированы полностью — от забоя до бункеров. Мы могли бы пустить сейчас еще не меньше десятка, но, сами знаете, дело в забоях за навалкой, дело за комбайнами. Могу сообщить, что в наш адрес отгружен один комбайн Макарова, значит буквально с завтрашнего дня можно приступить к организации еще одного механизированного потока. Только где в первую очередь…
Шахтеры в зале невольно подались к трибуне.
— Я уже советовался с товарищами… — продолжает Рогов.
Но его сейчас же прерывает стоголосый крик:
— К нам!..
— У нас!
— Павел Гордеевич, на двадцатый!
— На двенадцатый! — почти пропело несколько голосов.
Рогов услышал их в общем хоре, повернулся к ним.
— На двенадцатый?
— Да, да! — дружно закивали черепановцы.
— Надо подумать…
Рогов невольно улыбнулся, услышав, как совеем близко кто-то вздохнул;
— Везет комсомолу!
Митенька сейчас же бойко отпарировал:
— Везет, если сам везешь!
Рогов поднял руку.
— Я думаю, что участок Дубинцева, его коллектив достоин такого внимания. Посмотрите: четыре знамени держат в своих руках, ни одного шахтера, не выполняющего нормы, и должен с удовольствием отметить: у Дубинцева добывается самый дешевый на шахте уголь!
— Что там говорить, работают любо-дорого! — решительно объявил Афанасий Петрович. — Им и карты в руки…
Выходя из зала после собрания, Аннушка слегка приподнялась на носках, пытаясь увидеть старого проходчика.
— Здравствуйте, Анна Максимовна! — сказали у нее за спиной.
Она оглянулась и вскрикнула:
— Коля! — и тут же невольно покраснела; не узнала голос мужа и еще от радости, что наконец видит его после долгих восьми часов. Поджав смешливо дрогнувшие губы, сказала церемонно: — Здравствуйте, Николай Викторович! — хотела руку подать, но больше не могла сдерживаться, притянула его к себе и зашептала — Грязный ты, грязный мой, хороший мой! Одни глаза и светятся. Есть хочешь? Пойдем я тебя накормлю… Только в столовой! Ты не обижаешься на жену?
Николай тряхнул головой.
— Жена, я счастливый, как черт! Он повторял до самой столовой: «Счастливый, как черт!», пока Аннушка не попросила:
— Ну перестань, я и в счастливых чертей не верю!
За столиком сидели рядом. Пока Николай ел, Аннушка чуть не каждую ложку щей, чуть не каждый кусок котлеты провожала заботливым взглядом и все спрашивала:
— Вкусно? Николай усмехался:
— А ты не знаешь, какие бывают щи после шахты? И если бы после всего, что я здесь съел, где-нибудь пообедать…
ГЛАВА XXXV
В общем после того, как вечером Стародубцевы повторили приглашение, пойти к ним пришлось. Клавдия Степановна, жена Стародубцева, к тому же, несколько раз повторяла:
— Как можно, вы же совсем не бываете в людях.
Может быть, не сознавая этого ясно, Аннушка шла даже с удовольствием — интересно все-таки: как это выглядит, когда «бывают в людях». А потом приятно иногда слышать, если Николай при посторонних называет ее женой. «Мещанство? Ну что ж тут поделаешь — приятно да и только».
Пришлось на всякий случай тщательно проинструктировать Николая: во-первых, пусть не выкидывает на стол свои узловатые ручищи, во-вторых, нельзя закидывать нога на ногу так, что носок ботинка небрежно раскачивается где-то у подбородка собеседника; и пусть хотя бы на один вечер оставит свою привычку зевать до слез, когда ему становится скучно. Мало ли что, скука скукой, а уважение к хозяевам своим чередом.
Неизвестно, какую пользу извлек из всего этого Николай, но перспективы предстали перед ним настолько неутешительными, что он начал украдкой зевать еще дома. Заметив это, Аннушка только вздохнула.
Стародубцевы приняли гостей хорошо, по-соседски. Семен Константинович даже засуетился, усаживая их в столовой.
— Давно бы так, — заметил он, опускаясь на диван рядом с Николаем, — а то, понимаете, живем через коридор, а контакта совершенно никакого.
— Что правда, то правда, — согласился Николай. — Живем — как будто китайской стеной разгорожены. Хотя, с одной стороны, это и понятно: массу времени отнимает работа. Сами знаете, «Капитальная» не любит, когда ей уделяют только половину внимания.
— «Капитальная»? — Стародубцев понимающе улыбнулся. — Говорите уж, соседушко, прямо; не «Капитальная», а Павел Рогов. Вот действительно на кого уему нет. Ему бы городской милицией командовать…
Дубинцев покачал головой, глаза у него стали ласковыми.
— Командовать он умеет, к крутоват частенько бывает, но ведь зато с ним рядом сильнее себя чувствуешь. И посмотрите, как шахта вышагивает! На пленуме обкома, в резолюции, так и записано: передовая шахта!
— Так это же очень просто! — Семен Константинович пожал плечами и выпятил нижнюю губу. — Как же может быть иначе? У «Капитальной» колоссальные запасы производственных мощностей…
Щеки у Дубинцева порозовели, он хотел что-то возразить, но тут решительно запротестовала Клавдия Степановна.
— Хватит, Семен, — сказала она. — Я же тебя предупреждала, чтобы ты не устраивал на квартире производственных совещаний. — Она повернулась к Аннушке: — Действительно, можно подумать, что весь мир, вся земля — это одна огромная шахта. Скучища невозможная.
Перед ужином немного выпили. Потом Стародубцев рассказал о своей работе, о последней поездке в Новосибирск.
