Виктор Стариков - Звезда победы
Однажды осенью Анисья Романовна увидела, что вязовские колхозники возвращаются из райцентра с картофелем. Остановила их:
— Почему назад картошку везете?
— Не приняли в поставки.
Заглянула она в телеги и ужаснулась. Что же это Дуня делает? Послала мелкий картофель, перемешанный с семенным, пригодный разве только на корм скоту. Подошел председатель колхоза «Ленинский путь», тоже посмотрел картофель и, увидев побелевшее лицо Анисьи Романовны, сказал колхозникам:
— Везите его к нам на фермы, а вам насыплют хорошего. Нечего эту гадость обратно двадцать километров тащить.
В тот же день Анисья Романовна собрала внеочередную сессию сельсовета и вызвала Дуню Исакову.
— Много возились с тобой, думали, что исправишься, надеялись, — гневно говорила Анисья Романовна. — Больше тебя терпеть не будем. Где ты свое сердце потеряла?
Сессия постановила: рекомендовать колхозникам освободить от работы председателя вязовского колхоза Евдокию Исакову.
В трудных заботах проходили дни. Бежали они торопливой чередой. А тут еще и домашнее горе схватило. Пришла похоронная о муже, а вскоре и маленькая посылка — орден Отечественной войны I степени. Три дня не выходила из дома Анисья Романовна. Но жизнь требовала, и она поднялась. Лицо у нее было такое, как будто она перенесла тяжелую болезнь.
В зимний погожий день приехала Анисья Романовна в райком партии, прошла к Шумилову. Он расспрашивал ее о делах, а сам вглядывался в ее словно опаленное, исхудавшее лицо.
— Трудно тебе? — тихо и сочувственно спросил он.
— Очень трудно! — вырвалось у нее.
— Вижу, вижу… Но ведь мы коммунисты. Все трудности, если нужно, должны уметь выдерживать. Мы отвечаем перед народом за судьбу родины. Такими, как ты, партия сильна. Видишь, удержали хозяйство, даем стране продуктов столько, сколько и до войны давали.
В этот день, когда Анисья Романовна тронулась в Турбино, она торопила лошадь, боясь опоздать на детский праздник. Впервые в Турбине решили провести в школе елку, устроить праздник для ребят, у которых отцы сражаются за родину. На деньги сельсовета и колхоза купили игрушек, женщины приготовили угощение. В школу Анисья Романовна попала в разгар веселья. Посреди комнаты, возле сверкающей елки, сидел баянист. Дети водили хоровод. Они увидели Анисью Романовну и побежали к ней, окружили ее.
— Тетя Аня! Тетя Аня! — щебетали голоса.
Обнимая их, заглядывая в милые лица, она подумала: «Вот ради кого бьются наши на фронтах. Вот ради кого работаем и мы, отдавая все, не жалея своих сил».
После войны, когда в деревню стали возвращаться мужчины, Анисья Романовна поехала к Шумилову просить уже теперь-то отпустить ее.
— Теперь можно, — согласился Шумилов. — Подберем на твое место фронтовика. Но уж тебя обратно на ферму не пустим. Берись-ка ты теперь за свой «Ленинский путь», поднимай его по-настоящему на ноги, веди колхозников к зажиточной жизни. Опыт у тебя большой, сумеешь поставить колхоз на удивление всем.
Шумилов не был в этих местах уже пять лет. Его сейчас интересует всякая мелочь. Анисья Романовна рассказывает о делах «Ленинского пути» и словно сама оглядывается на пройденный путь в эти годы. Многое же они успели сделать! Сильно изменилась жизнь в Турбино! А впереди еще много, много дел. Задумали они по генеральному плану перестроить Турбино, окружить его садами, добиться твердых урожаев, победить окончательно природу.
В комнату вбегает Таня Филиппова, высокая девушка, с темными чуть раскосыми глазами. Бостоновый костюм удивительно хорошо сидит на ней.
— Тетя Аня! — кричит она, но, увидев гостей, смущенно замолкает.
— Поди сюда, Таня, — зовет ее Анисья Романовна. — Расставила щиты? Хватило? — Она повертывается к Шумилову. — Наша героиня. Может, слышали о звене Тани Филипповой! 400 центнеров картофеля вырастили.
Она смотрит на девушку нежно, словно это ее дочь. Когда-то Таня водила хороводы вокруг елки, и, обнимая тетю Аню, едва дотягивалась до ее талии. А теперь уж и ростом стала выше тети Ани. Собирается скоро свадьбу играть. Сватает ее учитель из турбинской школы.
— Она у нас комсорг, — добавляет Анисья Романовна. — Вся молодежь под ее началом.
Шумилов здоровается.
— Знаю, знаю… Знаменитость! У меня на столе лежит книжка — «Вырастим обильный урожай картофеля». Портрет на обложке. Так или не так? — спрашивает он и смеется.
Таня еще больше смущается. Она присаживается на стул и молчит. Но в глазах горят веселые огоньки. Таня любовно поглядывает на Анисью Романовну, обнявшую ее.
— А вот в других колхозах, — продолжает говорить Шумилов, — прочитали эту книжку и уж об урожаях в пятьсот центнеров думают.
Таня гордо выпрямляется.
— А мы пятьсот пятьдесят товарищу Сталину обещали. И вырастим. Приезжайте осенью, увидите.
В клубе становится все шумнее. В комнату то и дело кто-нибудь заглядывает и остается. В ней становится все теснее. Шумилова знают многие, и всем хочется поздороваться с ним, посмотреть на него, обменяться несколькими словами.
В зале под аккордеон запевают:
Летят перелетные птицы
В осенней дали голубой,
Летят они в жаркие страны,
А я остаюся с тобой…
— Пора итти, — напоминает Петр Михайлович и встает.
Все выходят за ним.
В зале так тесно, что кажется никому уж больше и не войти. Но всем находятся места. В первом ряду усаживают Анисью Романовну, Шумилова и председателя окружной избирательной комиссии. Таня пробирается в уголок, где отдельной группой сидят девчата и парни. В этом-то углу и рождаются песня за песней. Колхозный радиотехник возится на сцене с проводами и устанавливает микрофоны на кафедре и на столе президиума. Собрание избирателей будет транслироваться на все Турбино.
Становится тихо, замолкает песня, когда Петр Михайлович поднимается на сцену. На столе президиума стоят цветущие примулы.
— Где вы столько цветов среди зимы достали? — шопотом спрашивает Шумилов.
— Из своей теплицы, — отвечает Анисья Романовна. — Второй год она у нас. К праздникам цветы выращиваем. За ними к нам даже из райцентра приезжают.
— Богато, богато живете, — говорит Шумилов и о чем-то задумывается.
Выбирают президиум. Анисья Романовна, Шумилов, председатель окружной избирательной комиссии, Таня Филиппова, заведующий школой и пятеро колхозников поднимаются на сцену и занимают места за столом президиума.
Первым выступает Петр Михайлович. Голос его звучит уверенно. Он говорит о значении всенародных выборов, о росте Турбино, о честном труде колхозников и колхозниц в годы войны и в годы послевоенной пятилетки, о перспективах развития колхоза.
Анисья Романовна вглядывается в знакомые лица сидящих в зале. Она видит людей, с которыми работает, в которых верит всеми силами души. Всякий раз такие встречи рождают в ней чувство полной слитности с ними и уверенности в силах. Она как будто поднимается в гору и с каждым шагом ей все легче и легче. Самые большие планы на будущее у нее рождаются в такие торжественные минуты.
— Мы должны выдвинуть своего достойного кандидата в правительство, — доносится до нее голос Петра Михайловича. — Надо избрать такого человека, который оправдает наше доверие и доверие всего народа.
Анисья Романовна смотрит на парторга.
Петр Михайлович тоже повертывается к ней лицом.
— Мы не ошибемся, если выдвинем от нашего избирательного округа Анисью Романовну — председателя колхоза «Ленинский путь».
Из зала несутся такие аплодисменты, что, кажется, сейчас рухнет потолок.
Анисья Романовна поднимается. Она еще не верит тому, что слышит. Слезы туманят ей глаза. Все это так неожиданно.
Встают люди в зале, продолжая аплодировать.
Так они и стоят несколько минут: люди разных возрастов, аплодирующие своему кандидату в депутаты, и Анисья Романовна — председатель колхоза «Ленинский путь». Пуховый платок спустился с ее узких плеч, и всем виден на темном платье орден Ленина, отражающий золотом и эмалью электрический свет.
ДАЛЬНИЙ ПОСТ
Рассказ
Дождь к полудню перешел в ливень. Все горы и ущелья затянуло тяжело серыми тучами. Струи дождя смывали глину и мелкие камни, густые пенистые потоки стремительно мчались к вздувшейся, сердито ворчавшей реке. Тучи закрывали далекие цветущие сады альпийских предгорий.
Завернувшись в плащпалатку, старший сержант Лухманцев неподвижно сидел на камне. Темная зелень его плащпалатки сливалась с молодой листвой кустов орешника. «Ох, уж эти Австрийские Альпы», — сердито думал он, поеживаясь от сырости и чувствуя, как немеют от неподвижного сидения ноги.
По трехлетнему опыту жизни в этих горах Лухманцев знал, что такая погода могла продержаться неделю-две. Все это время им придется каждый день мокнуть. Это были самые трудные дни жизни на заставе. Такими ненастными днями обычно старались воспользоваться для нелегального перехода демаркационной линии, разделявшей советскую и американскую зоны оккупации Австрии, те, кто не мог перейти ее по обычным документам. Надо было смотреть и смотреть. Посты на это время удваивались.
