Александр Золототрубов - Тревожные галсы
— Хочешь знать правду?
— Скажи.
— Черствый ты, как сухарь. Бессердечный!..
— Что-то, комиссар, заносить тебя стало, — возразил Скляров. — «Бессердечный...» И слово-то какое нашел. Суховат я? Тут уж извини, такой уродился. Просто не терплю тех, кто совесть свою хочет разбавить соленой водицей. А она ведь нерастворимая, в ней должна быть стопроцентная крепость. Совесть и совсем потерять можно, а уж если потеряешь — не найдешь. Не конфетка она, которую на вкус пробуют...
— Гончар — ас эфира, отличник, — прервал его Леденев.
— Вот-вот, ас... А у отличника, ударника труда, как известно, положение особое. На него держат равнение остальные. Ты, комиссар, как-то говорил, что командиру позарез нужны новые путеводные вехи, шаги за горизонт. А что, разве это же самое не нужно Гончару? Любому из нас без «шага за горизонт» крышка. — Скляров передохнул. — Не такой я бессердечный, как ты думаешь.
— Вот разволновался ты зря, Павел Сергеевич, — продолжал замполит своим обычным спокойным тоном, в котором не было иронии, но чувствовался упрек. — Шаги за горизонт... А может, у некоторых они начинаются с корабельного трапа, соединяющего корабль с берегом? Ты подумай, Федор. Тысячами невидимых нитей корабль связан с землей. Вот ты и оборвал в Гончаре эту самую ниточку. Даже не выслушал его, отрубил десять суток — и баста. Что, разве не мог поговорить с ним по-человечески?
— Горячий, как уголь, я тогда был, — признался Скляров. — Сам знаешь, корабль не выставил минное заграждение. Ты ведь знаешь, такого не бывало. — Он помолчал. — А что, жена Гончара так и не ушла с траулера?
— Пока нет, — смягчился Леденев. — Вот и решил я сходить на «Горбушу», к Серову. Потолковать надо...
Скляров выглянул в иллюминатор и на палубе увидел какие-то ящики. Он встал, нажал кнопку звонка. Появился рассыльный.
— Старпома ко мне! Скажу тебе по секрету, — продолжал Скляров, — я чуть не схлопотал выговор за Гончара. Так-то. Поневоле будешь сердитым. И закончим на этом.
Прибыл Комаров.
— Роберт Баянович, что это у вас на полубаке? — спросил Скляров.
— Ночью прибыл груз для конструктора.
Скляров повеселел — ему хотелось, чтобы поскорее закончились испытания оружия. Надо было, думал он, проводить их на Черном море. Но Савчук приехал сюда, где постоянно лютуют штормы, холод, порой даже летом сыплет снег. Когда Скляров сказал об этом, Леденев заметил, что испытания лучше проводить в самых суровых условиях. Тогда можно быть твердо уверенным в надежности оружия.
Скляров насмешливо посмотрел на замполита:
— Вот что, поспешай на судно.
— А как быть с Грачевым?
— Как быть, как быть... — раздраженно проговорил Скляров. — Ты разве сам не можешь поговорить с ней?.. Грачев мне нужен, ему надо убыть в командировку.
До рыбного порта Леденев шел на катере. Над бухтой сгущались сумерки. С норда наплывал сизый туман. Леденев стоял на мостике рядом с рулевым, высоким белобрысым парнем. Ему было лет двадцать, и замполит не без удивления отметил про себя, что вел он катер, как по нитке — цепко держал штурвал. Мимо прошел сейнер, крутые волны побежали от его высоких бортов. Рулевой мигом переложил штурвал, и катер развернулся навстречу бежавшим волнам.
— А ты, вижу, руку набил, — не удержался от похвалы Леденев.
Парень сказал, что служил на флоте, был рулевым на эсминце. Теперь рыбачит. Неделю назад он ездил домой, вернулся, а траулер ушел на промысел. Далеко, к самому экватору. И его временно поставили на этот катер.
— Не скучно? — спросил Леденев.
— В океане веселее, но и тут кому-то надо работать.
Катер пристал к деревянному причалу, и Леденев спрыгнул на берег.
«Горбуша» готовилась к выходу в море. Вахтенный матрос, проверив документы, провел Леденева к каюте капитана.
— Боже, кого я вижу! — воскликнул Серов, встав из-за стола. — Вот не ждал! Да ты проходи, садись...
Капитан засуетился, подвинул к нему мягкое кресло.
— Прямо как с неба свалился.
— Считай, что с неба.
— Возгордился ты, брат, — шутливо посетовал Серов. — С тех пор как ушел я с флота, ни разу ко мне не заглянул. А как там Павел Сергеевич?
— Командует «Бодрым».
— Что командует, знаю. А вот как ты с ним, ладишь?
— А чего нам делить? Моря для всех хватит...
— Я не о том, — заметил Серов. — Помнишь, брали у нас воду, ну, там, в океане? Сильная волна, никак не могу подойти к борту корабля, а Скляров кричит в мегафон: ты что, мол, на дельфине сидишь или судном управляешь? Давай, говорит, поворачивай влево и сразу к борту. Умен Скляров, да нрав у него крутой.
Леденев, будто не слыша его, сказал:
— А ты, вижу, не изменился. Разве вот седины прибавилось...
Серов тряхнул головой.
— И ты, Федор, постарел. — Он закурил. — На всю жизнь я тебя запомнил. Крестный мой... Тогда, в сорок втором, вы спасли нашу подводную лодку. Со мной в отсеке было трое. С виду крепкие ребята, а сознание помутилось. У меня тоже голова кругом пошла, но не выдохся, силенка была... Да, вовремя вы подоспели...
Они беседовали по душам, вспоминая прошедшие годы, и каждому было приятно от мысли, что здесь, на море, пересеклись их судьбы.
— А как Надя? — спросил вдруг Леденев.
— Надя?.. Как дочь она мне... Она же сирота! Увез ее подальше от лимана, чтоб горе свое забыла. А теперь вот уходит с судна.
— Вот-вот, — подхватил Леденев. — За тем и пришел к тебе... Можно ее увидеть?
Серов сказал, что она уехала на Кубань за сыном.
— Вроде собирался ехать ее муж Костя Гончар, да его посадили на гауптвахту. Это она мне сказала, Надя...
— Да, так получилось... — Леденев с минуту помолчал. — Ну, и как же теперь?
— Я устрою ее на узел связи, — сказал Серов. — Там работа не трудная, сиди себе за радиоприемником и слушай эфир. А сына определим в наш детсад.
«Душевный человек, — подумал Леденев о капитане. — Пожалуй, надо ему сказать о Кесареве. Он должен понять, ведь Вера — его дочь...»
— Вы с нашим Кесаревым знакомы? — спросил Леденев.
Серов усмехнулся.
— Сережу Кесарева? Кто же из рыбаков его не знает, а? Минер каких на флоте мало.
— Я не о том, — смутился Леденев. — Ваша дочь Вера...
— Я вас понял, — прервал его Серов. — У меня был разговор с Верой. Она уезжает. Далеко уезжает. С мужем уезжает.
Они долго еще говорили, а в заключение Серов доверительно сказал:
— Ничего, все уладится...
Кесарев собирался на берег, когда ему принесли письмо. Он узнал почерк Наташи и, сам не зная почему, разволновался. Ему казалось, что вспышка ревности у Наташи угасла, и она по-прежнему будет для него ласковой и доброй. Но он ошибся, все оказалось очень серьезно.
Кесарев с нетерпением разорвал конверт.
«Сергей, к тебе я больше не вернусь, — писала Наташа. — И ты не жди. Не жить нам больше вместе. Я не придумываю, это — правда. Все кончено, ты женился на мне не по любви, а в отместку Вере. Я это давно поняла. У меня теперь одна радость — сын. Можешь не сомневаться, что я сумею воспитать его настоящим человеком. Я сделаю все, чтобы он забыл тебя, потому что ты оказался недостойным отцом.
Вышли, пожалуйста, все мои и сына вещи...»
Кесарев свернул листок, на душе стало холодно, будто льдинка туда попала.
— Сергей, ты разве не ушел в город?
Это в каюту заглянул Грачев.
— Нет, а вот теперь пойду. И знаешь куда? — Глаза у Кесарева засверкали. — К Вере. Не веришь? Она сказала, что когда мне тяжело, я могу к ней прийти, А мне сейчас очень тяжело...
— Глупости, — бросил Грачев. — Подумай о Наташе.
— Она сама о себе подумала...
— Напиши ей, объясни все, — Грачев добродушно улыбнулся. — Ну? Садись за стол и пиши.
Кесарев горько усмехнулся:
— Поздно. Не надо писать. Все кончено. Она уже не моя, Наташа...
В его руках Грачев увидел письмо. Спросил:
— От нее?
— Да.
— Что пишет? Дай прочесть...
— Зачем? Странно, весьма странно. — Кесарев встал, надел тужурку. — Я спешу на берег. Ты уже одно ее письмо читал, это — не лучше.
«Что ж, придется идти к замполиту», — подумал Грачев, глядя вслед Кесареву.
Был уже поздний вечер, когда Кесарев постучался к Вере. Она сразу открыла ему дверь.
— Сергей? — удивилась Вера, поправляя прическу. На ней был темно-зеленый халат. — Что случилось? Ты, кажется, пьян... Садись вот сюда, — она закрыла дверь и тоже присела рядом.
Сергей сказал, что он заходил к штурману и, по случаю дня рождения, выпил немного вина.
— Ждала? — Он смотрел ей в лицо.
Вера потупила глаза. Теперь только Кесарев заметил, что губы у нее накрашены, брови тоже...
— Зачем красишься? — сердито спросил он. — Ты и так хороша. — Скажи, ты ждала меня?
Вера смутилась, она хотела что-то сказать и все не решалась. Тогда Сергей достал из кармана письмо и протянул ей.
— Читай... Она ушла от меня. Сама ушла. Уехала в тот день, когда я ночевал у тебя. Она все знает, понимаешь? А я и не скрывал. Я сказал ей, что ты любишь меня. Ведь так?.. Ох и устал я... — Он зевнул, прилег на диван.
