Касымалы Джантошев - Чабан с Хан-Тенгри
«Что случилось, Лизочка? — хотел он спросить. — Ведь все хорошо… Твое присутствие вселяет в меня силу, сердце бьется радостнее, когда твоя щека прикасается к моей».
Но Темирболот ничего не спросил, а Лиза молчала.
Ей было неловко. Девушке казалось, что еще не время говорить и думать о любви, а она не удержалась и нечаянно выдала свои чувства Темирболоту.
Она упрекала себя: «Как же это я? Получилось так: „умирает, а песни заводит“. Зачем это надо было сейчас…»
— Если бы был темир-комуз! Вдруг он есть у меня?
— Неужели? — Темирболот хотел приподняться, но Лиза удержала его, нащупала мешок, расстегнула карманчик и достала футляр.
— Ой, Лизочка! Ты молодец! — воскликнул Темирболот, взяв у нее из рук темир-комуз. — Почему ты раньше о нем не сказала?
— Как-то не приходило в голову. Это папа заставил меня взять его с собою, чтобы поиграть маме.
— Очень хорошо сделал! — Темирболот вытащил инструмент из футляра и подал Лизе.
Она прикоснулась к темир-комузу, и родившийся звук прокатился по пещере.
— О-о, слышишь, какой отзвук? — удивился Темирболот. — Надо строить театры именно в таких местах. Красиво здесь звучит музыка! — Улыбаясь, он поднялся, сел, стараясь в густом мраке увидеть лицо Лизы. Но темнота оставалась непроницаемой.
Лиза, сердцем чувствуя, что он улыбается, счастливо засмеялась.
Радость — основа жизни. И вот радость, не боясь толщи снежного обвала, пришла к ним, чтобы наполнить счастливой уверенностью. Без улыбки нет жизни…
Темирболот обнял Лизу; теперь он твердо знал, что рядом с ним его счастье, его первая и единственная любовь. Он нежно погладил Лизу по голове и попросил:
— Поиграй же, дорогая, поиграй мне!
Мелодия зазвучала в темноте таинственно и удивительно прекрасно. Отчего? Объяснить было трудно.
— Лиза, почему ты замолчала?.. Устала? — Темирболот пытался в темноте нащупать руку девушки.
— Нет.
— Почему же молчишь?
— О чем же мне говорить?
— О чем-нибудь… Хочется слышать твой голос, Лизочка! — Темирболот положил голову на колени Лизе и прижал ее ладони к своим щекам.
Сердце ее затрепетало, как пугливый жеребенок, по телу разлилась томная сладость, когда на ее колени опустилась голова Темирболота, а ладони ее коснулись его щек.
Лиза не могла говорить, она боялась вздохнуть. Ей казалось, если она скажет хоть слово, то счастье ее вспорхнет и улетит в кромешную тьму. Темирболот забыл все: и усталость, и смертельную опасность, нависшую над ними, голод, боль в руках, холод.
Оба молчали — им не хотелось говорить, шевелиться, они боялись спугнуть счастье.
— Эх, Лизочка, если бы я был поэтом, — сказал, наконец, Темирболот. — Я сочинил бы стихи и посвятил тебе.
Может быть, действительно гулкие своды пещеры придавали звукам особую прелесть, может быть, Лизе и Темирболоту это просто казалось, потому что в мрачной неволе они были вместе. Может быть, игра Лизы была действительно вдохновенной и звала забыть горе. Темир-комуз звучал все нежнее и нежнее.
Мелодия, казалось, наполняла пещеру, вырывалась из нее по невидимой щели на свободу, и там, отражаясь от камня к камню, уносилась вдаль.
Темирболот слушал теперь, склонив голову Лизе на плечо. Звуки потекли медленнее. Темирболот тихо уснул… Лиза, заметив это, перестала играть. Ей захотелось зажечь фонарь и увидеть, как он спит. Но она боялась, что лучом света разбудит его, и продолжала сидеть не шевелясь. Она не могла отодвинуться, оторваться от Темирболота.
Много минут провела она в своем счастливом оцепенении. Потом осторожно зажгла фонарик и, прикрыв его ладонью, чтобы свет не падал на глаза Темирболота, рассматривала лицо любимого. Оно сохраняло выражение беспечности, нежности и любви, как будто, засыпая, Темирболот чувствовал себя в надежных и верных руках.
На душе Лизы тоже царил покой, ей захотелось поцеловать Темирболота. Она нагнулась и только коснулась его губ, как из глаз брызнули слезы. Лиза склонилась еще ниже, и ее слеза упала на лицо Темирболота.
— Ты плачешь? — спросил он.
— Нет, ничего…
— Почему ты плачешь?
— Я плачу от надежды и любви!
— От надежды и любви?
— Да, Темиш, это слезы надежды и любви. Я вижу себя с тобой не в этой пещере, а на вершине Хан-Тенгри.
— Лизочка, какие чудесные слова! Мечта, надежда, любовь! Надежда, мечта! Это не простые слова и чувства… Надежда, мечта — это будущее человека, это его завтрашняя жизнь, радость. Любовь — это то, чем сейчас живет человек и чем он будет жить всегда. Мечта и любовь всегда направляют его действия, идут рядом. Без мечты любви не бывает, а без любви нет мечты. Когда благородная мечта соединяется с беспредельной любовью, они могут пробуравить камень, пройти через огонь, переплыть океаны, взлететь в космос, достигнуть луны, солнца и вернуться обратно. Им ничто не может преградить путь. Да, Лизочка, нет ни у кого на свете такой любви, как у нас… — Темирболот крепко обнял Лизу. — Говорят: «Коня испытывают на скачках, человека — в беде». Кажется, мы с тобою проверили друг друга.
Темирболот еще раз обнял Лизу, поцеловал ее, зажег фонарь, взял мотыгу и побежал к прорытому ими ходу.
Перед глазами Лизы все сверкало. Тело горело. Только сейчас она вспомнила о Джаркын. Девушка, лежа поодаль, хранила полное молчание. Сейчас Лизе послышался стон.
— Джаркын, что случилось?
Лиза зажгла фонарик и направила его свет в сторону Джаркын…
Та не произнесла ни звука.
Лиза подбежала к ней, приложила руку к ее лбу: он горел огнем. Лицо Джаркын осунулось, глаза впали еще больше, губы запеклись. Лизе сразу стало ясно, что Джаркын заболела.
Снег огромной кучей лежал у входа в прорытый Лизой и Темирболотом тоннель. Незаваленным оставался небольшой уголок.
Лиза, взглянув поверх сугроба, крикнула:
— Темирболот, кажется, Джаркын плохо. Прекрати на минутку работу!
— Отойди подальше, — отозвался Темирболот, — сейчас я выброшу снег, очищу его со ступенек.
Лиза бросилась ему помогать.
Темирболот, закончив работу, отряхнул одежду. Они вместе подошли к Джаркын.
Ее тяжелое дыхание не оставляло сомнений — девушка была больна.
— Джаркын, что с тобой? Что у тебя болит? — спросил Темирболот, нагибаясь над Джаркын и освещая ее фонариком.
Бледное и почти безжизненное лицо Джаркын стало суровым, глаза широко раскрылись, скулы нервно сжались. Она сквозь стиснутые зубы процедила:
— Убирайся прочь с моих глаз! От такой собаки, как ты, никакой помощи мне не надо.
— Джаркын, что с тобою? — вступилась Лиза. — Стыдно так говорить с товарищем, который перед тобою ни в чем не виноват.
Темирболот, сдержав свой гнев, сказал:
— Стыд есть только у стыдливого, Лиза!
Джаркын чуть приподняла голову, свирепо посмотрела на Лизу, с ненавистью вскрикнула:
— Бесстыжая тварь, забирай мужа, а меня оставь в покое.
Лиза, возмущенная, хотела что-то ответить, но Темирболот остановил ее:
— Лиза, успокойся…
— Вся наша вина в том, что мы хотели ей помочь, — удивилась Лиза.
— Разве ты не знаешь, что змея кусает того, кто ее пригрел? Если не знала, то теперь запомни это. Пойдем, — Темирболот взял Лизу за руку и повел к тоннелю.
Темирболот был очень сердит, но старался не обнаружить этого перед Лизой. Ее же била нервная дрожь — слова Джаркын глубоко ее задели.
— Темиш, ты отдохни, а в тоннель пойду я!
— «Если ты наковальня, то терпи, если ты молот, то куй железо», — произнес Темирболот. — Хорошо сказано. Вытри руки, разорви остатки шубы и оберни колени. И понемногу сгребай снег.
После того как Лиза едва не отморозила руки, Темирболот всячески ее оберегал и старался, чтобы она работала как можно меньше.
Лиза сама понимала необходимость быть здоровой — она на клочки разорвала платье и бинтовала ими руки… Когда очередная тряпка промокала, она снова отдирала от платья кусок.
Неизвестно, сколько прошло ночей и дней. Как это можно было определить? Темирболот и Лиза боролись за освобождение все ожесточеннее. Не сдавались они ни голоду, ни усталости.
В своем углу время от времени стонала Джаркын да перебирала, судя по звукам, какие-то вещи в своем мешке.
Темирболот достал последний кусок лепешки и протянул Лизе.
— Раздели сам, — сказала она.
— Нет, раздели ты…
Кусок жаренной на масле лепешки… Все, что у них осталось. Кроме этого, ничего.
— Я думаю, что все это есть нельзя, Темиш. Может быть, не удастся еще быстро выбраться отсюда.
— Верно ты говоришь, дорогая!..
Небольшой кусок лепешки сразу весь оказался во рту. Есть хотелось ничуть не меньше. Усталость не проходила, клонило ко сну.
— Что сейчас делают наши матери — твоя и моя? — задумчиво спросил Темирболот.
