Владимир Орлов - Истощение времени (сборник)
«Значит, надо откладывать все до следующего воскресенья…»
Букварю не хотелось уходить, он сидел на плоскодонке и надеялся на что-то. И люди наверху тоже надеялись, смотрели на левый берег Тубы, словно оттуда должен был показаться кто-то, явиться мессией народу и открыть дорогу на Абакан или в крайнем случае даровать всем грузовикам «особое распоряжение».
Туба покачивала паром и единственный «газик» на нем, осчастливленный регулировщиком.
Букварь поболтал ногой и стал расшнуровывать ботинок. Солнце начинало жарить, и лучше было держать ноги в воде. Наверху заревела машина; люди засуетились, задвигались, словно наступал тот самый долгожданный момент, который должен был что-то изменить. Букварь бросился наверх, ковыляя, проваливаясь в песок, вылез на травяной берег и увидел машину, спешившую к Тубе. На зеленых бортах ее краснели два флажка: машина везла, наверное, взрывчатку, и паром был к ее услугам.
Человек пятнадцать, и среди них женщины с набитыми мешками, предназначенными для базара, рванулись к машине, окружили шофера, тараторя, размахивая руками и зажатыми в кулаках цветными бумажками, доказывали, что каждому из них необходимо быть в Абакане.
Букварь тоже подскочил к машине, но его тут же оттеснили движущиеся локти и мешки: причины назывались весомые и серьезные, такие, что Букварю затея его показалась смешной и детской, и он отступил от машины на несколько шагов.
Шофер выслушивал торопящиеся, конкурирующие друг с другом крики с выражением усталого человека, которому хочется послать всех этих мешочников подальше. Он качал головой и повторял: «Нет, нет». И вдруг шофер улыбнулся, словно увидел хорошего знакомого, и ткнул пальцем в сторону Букваря:
– Здравствуй! Ты в Абакан?
– В Абакан… – растерялся Букварь.
– Садись… Садись…
Уже в кабине, нагретой солнцем, пахнущей машинным маслом, Букварь, не успевший опомниться, услышал, как шофер ответил регулировщику:
– Везу морские торпеды. Прикрыты брезентом. Можете посмотреть, взрываются от детонации…
Регулировщик подумал, махнул рукой, и машина въехала на бревна парома. Канат заскрипел, стальной и старый, и Туба лениво стала бить паром в деревянные бока.
– Ты что, меня не узнал?
– Нет, – сказал Букварь. – Не узнал.
– А я тебя сразу… Я людей хорошо запоминаю…
– Я очень рассеянный, – начал оправдываться Букварь.
– Правда, ты тогда лежал на животе, Дьяконов растирал тебя коньяком, мы заглянули на секунду, и ты меня не мог запомнить.
– Ну, как Дьяконов?
– А что Дьяконов? Дьяконов у нас…
Шофер замолчал, замолчал надолго, он молчал на пароме и после того, как машина по мокрому Муринскому съезду въехала на колдобистую и пыльную абаканскую дорогу. Он молчал, и Букварь понимал его: шоферу было не до разговоров, он вел машину с красными флажками, и в кузове ее лежали морские торпеды, взрывающиеся от детонации…
Букварю доставляло наслаждение смотреть на сосредоточенное скуластое лицо шофера и на его руки, мускулистые, напряженные и в то же время играющие черной баранкой. Когда машина крутила по стремительным петлям узкой дороги, Букварю хотелось, чтобы подстерегла их сейчас какая-нибудь опасность, после которой ему и шоферу пришлось бы вытирать холодный пот с лица и выражать настоящие мужские чувства короткими междометиями.
– А что ты потерял в Абакане?
– Мне нужно купить соленый арбуз, – сказал Букварь. – Есть очень хороший человек, и ей… ему надо подарить соленый арбуз.
– А-а-а, – протянул шофер, – понятно.
Рожью, пшеницей, кукурузой зеленела вокруг Минусинская степь, высылала рыжих сусликов дозорными на горячий булыжник дороги. Букварь не был в этих местах давно, месяца два, и смотрел с жадностью на степь и на желтую линию трассы.
Двигались экскаваторы, скреперы, бульдозеры; двигались, урчали, ревели; их были десятки, спокойных и упрямых стальных машин. Воскресная смена вела наступление на первой сотне километров трассы, прилизывала желтую спину насыпи, готовила ее принять шпалы, рельсы, клала бетон в секции труб и мостов, собирала серые блоки первых пристанционных сооружений, вокзалов и пакгаузов. Здесь уже не ковырялись люди кустарным способом, как на Канзыбе, здесь уже наступала техника, умная и мощная. Но когда-то и здесь были первые, была своя Канзыба. Машина пролетала все новые и новые участки, и Букварю казалось, что весь громадный механизм стройки движется в едином ритме, и ему ничего не стоит справиться с Саянами, с тайгой и горами, с десятками таких Саян. И от сознания этой силищи, от сознания мощи рук человека и разума его к Букварю неожиданно впервые за последние две недели пришло радостное чувство.
– У, черт! – выругался шофер.
Машина резко дернулась. Букваря толкнуло вперед. Он инстинктивно уперся руками в металл, и лицо его оказалось в сантиметре от ветрового стекла. Букварь увидел, как по дороге, совсем рядом от врывшихся в пыль колес, проскочил серо-рыжий дикий козел и как солнце блеснуло в его рогах. Козел скрылся в кустах, и Букварь вспомнил о морских торпедах и почувствовал, что лоб его покрывается холодным потом. Он перевел взгляд на шофера, но тот был спокоен, лицо его выражало только сосредоточенность, и напряженные руки играли черной баранкой. «Вот человек!» И Букварю снова стало радостно и оттого, что рядом с ним сидел такой человек, и оттого, что сам он ехал в машине, которая везла по Саянам «веселые» вещи.
– Ты помнишь Кустова?
– Кого-кого? – спросил Букварь.
– Ну, того, чью записку ты передал Дьяконову.
– А-а-а, Кустова… Знаю только по фамилии…
– Сняли его.
Букварь подумал, что и он, может быть, причастен к этому «сняли его», и, застеснявшись, решил перевести разговор на другую тему. Он спросил:
– Где вы сейчас стоите?
– Между прочим, – шофер повернул лицо, – на Канзыбе, возле той самой охотничьей избушки, где вы жили. Нам нужно рвать прижимы – три маленькие скалы и одну большую у Канзыбы.
– Какую-какую? – заволновался Букварь.
– От нее ничего не должно остаться…
– Где она?
Шофер стал объяснять, и из его слов Букварь понял, что взлетит на воздух скала под названием «Тарелка». «Значит, так. Значит, полетит к черту все, что есть на этой скале, и от Кешки ничего не останется, даже тех слов…»
– А Кустова сняли… Было шумное партсобрание… Дьяконов выступал… Так и записали: «За неуважение к людям…»
«Значит, ничего от Кешки не останется?»
– Дьяконов своего добьется… Он такой…
– Что? Какой? – рассеянно спросил Букварь.
– Такой! – Лицо шофера вдруг стало сердитым, словно Букварь спорил с ним и не принимал во внимание совершенно очевидные истины. – Однажды, еще у Каспы, все было готово к взрыву, и запалили бикфордов шнур. Сидели в укрытии и вдруг увидели: несется по площади машина, прямо на заряды. Кричали ей вслед – ничего! Тогда Дьяконов выскочил из укрытия и бросился к шнурам. Один заряд все же не успел… Грохнуло! Шофер остался жив. Он остановился: увидел Дьяконова… А Дьяконов лежал месяца два… И еще… А ты говоришь!
– Я разве говорю…
Под колесами машины бежал уже асфальт, и справа между ветками сосен, пригревшихся на песочных холмах, голубел Енисей.
– Теперь застрянем, – вздохнул шофер, – теперь помучаемся.
– Тут же до Абакана рукой подать…
– Ага. Только два парома трудятся. Через Енисей и через Абакан. И у каждого парома очереди машин. Каждая километра в три.
Внизу, у зажатого скалами Енисея, Букварь увидел длинную цепочку машин, игрушками расставленных на серой блестящей ленте. Игрушки выстроили «для мебели», в них никто не играл, и Енисей на них не обращал внимания. Часа через два Букварь увидел новую очередь машин, и теперь игрушки заскучали у бурой воды Абакана. Слева громоздился над рекой строящийся мост, и Букварь снова подумал о том, как нужна в этом крае их дорога.
– Ну, поехали.
Машина пошныряла по пыльным и узким улицам прибрежной части Абакана, мимо деревянных одноэтажных домиков и остановилась на просторной немощеной площади, забитой автобусами, машинами и людьми.
– Здесь и сходи. Вот там, напротив, рынок.
– Спасибо. Приятно было прокатиться в машине с торпедами.
– С чем, с чем?
– С торпедами… Под брезентом…
Шофер хохотал, мотал головой, тер глаза и хохотал на всю площадь:
– С торпедами!.. Я же для регулировщика… Я же… А ты поверил!.. Я же в шутку… Он-то и то не поверил, а ты поверил!.. Ящики для взрывчатки под брезентом… А ты всерьез…
Он увидел, наверное, что у Букваря лицо стало кислым, и сказал тоном взрослого:
– Ты не расстраивайся. Я вожу взрывчатку каждый день. Сейчас заеду на базу и повезу взрывчатку на Канзыбу. Только она, конечно, не взрывается от детонации. Может быть, успеешь. Приходи сюда. Мы каждый день возим… Не расстраивайся!..
– Я и не расстраиваюсь…
– А рынок – вот он. Видишь? Только с чего ты взял, что в Абакане можно купить соленый арбуз?
